Брелок желаний

— Стоп. Я — «случайно»?

— Ну я хотел себе говорящего кота! Чтобы не скучно. Только, ну, не обычного. Чтобы умный, с характером, и чтобы мог диалог поддержать.

— И вместо кота ты получил трёхкилограммовый сарказм на лапах. Молодец, гений. Ну ладно, раз уж ты создал монстра — объясни, с кем мы в конфликте.

— С ней. С Пайкой. Если она найдёт нас — всё, хана. Причём не сразу, а с песней и хореографией.

Григорий зажмурился, открыл глаза и спросил:

— И ты решил не извиниться, не объяснить, а просто угнать меня в Евросоюз, как какого-нибудь... контрабандного Винни-Пуха?

— Да.

Он посмотрел в окно. Подумал. Потом сказал:

— Ладно. Окей. Будем считать, что это моё перерождение. С этого момента зовите меня... хм... Григориан.

— Чего?

— Григориан. Так звучит. Широко. Как будто я пью капучино в Милане и шлёпаю по лапам официанта за плохой крем-брюле.

— Нихрена, ты Гриша...Гришка. Понял?

— Григориан!

— Ладно, Григориан. Пристегнись. У нас впереди таможня, граница и, возможно, ещё много людей, которые будут спрашивать, почему кот разговаривает. Так что на людях веди себя естественно и не болтай попусту. А то люди начнут пачками в психушку обращаться. Не шуточное дело - говорящий кот.

Он лизнул лапу, поправил шерсть, обернулся ко мне и невозмутимо ответил:

— Скажи им, что я из России. Тут такое бывает.

И мы оба заржали в голосину.

ГЛАВА 7 «НУ, и КТО ТУТ КРУТОЙ?»

Пайка сидела на подоконнике, как кошка, выдрессированная играть злодейку в бондиане. Она грызла ноготь, смотрела в одну точку и напоминала взведённую пружину, которую скоро раздастся по стеклу, а потом — по Бобу.

Боб стоял у стены, с планшетом, глазами хакера, привыкшего искать смысл в бинарном коде, но сейчас безнадёжно терявшегося в женщине, которой не хватает одного "да" до термоядерного "бах".

— Значит, Смирнов? — уточнил Боб, старательно делая умное лицо.

—Смирнов, мать его— Пайка говорила сквозь зубы.

— Сбежал. В неизвестном направлении.

— Да ты гений, Боб.

Он щёлкал по экранам: спутники, камеры, дроны — всё бессмысленно. Смирнов исчез, как свежая мысль после трёх стопок.

— Я не понимаю, зачем он это делает. Что он знает? Кто он вообще такой?

Пайка хмыкнула. Протяжно. Слишком многозначительно. Но ничего не сказала. Ты не поймёшь, Боб. Ты — человек фактов. А тут… дело личное. И магическое.

— У него осталась мать и брат. Мы найдём их, и он выйдет на связь, — продолжал Боб, тыча в карту Смоленска.

— Мать? Уже в Египте. До того — Турция. До того — Грузия. Говорят, в июле у неё «мечта детства» — Будапешт. Потом Испания. Брат — с ней.

— Погодите… Она уволилась с работы?

— Да, за неделю, до его исчезновения. Хоп — заявление. С утра — уволена. А через два дня уже «Герой Труда Российской Федерации»! Я, мать его, в новостях Смоленска нашла! Губернатор должен лично вручить медаль!

Боб завис.

— Подождите... Медаль? Пенсия? Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, — Пайка поднялась, — что он не только сбежал, он ещё и продумал всё так, что мама не подозревает, что теперь она получает на карту сто штук чистыми и живёт, как министр культуры в изгнании. И всё это устроил он.

— Зачем? — Боб потер висок. — Ну сбежал. Ну спрятался. Но зачем так сложно? Чего он боится?

Пайка усмехнулась — Он не боится. Он умный. Чертовски умный.

— Извините, но... что вообще произошло? Почему из-за какого-то замерщика окон мы тут весь Смоленск подняли?

Пайка медленно подошла к нему, заглянула в глаза и положила руку на его плечо.

— Боб, — сказала она мягко, как будто сейчас пригласит его на семейный ужин, — ты хороший. Ты талантливый. Ты лезешь в камеры, спутники, мысли. Но запомни: есть вещи, о которых ты типа знать не должен.

— Типа?

— Типа почему я тебя взяла. Почему я здесь. Почему один человек из Смоленска встал поперёк всей Москвы, как рыба в горле золотой щуки.

— Это что, политика?

— Хуже, Боб... Это — личное.

Пауза. Боб проглотил сухо.

— Значит, мы ищем его просто потому, что... он вам должен?

— Да. — Она кивнула. И добавила, чуть тише: — И он забрал то, чего забирать не должен был.

— Что именно? Тот самый брелок? Что в нем такого?

— Не твоё дело.

Боб открыл было рот, но Пайка уже отвернулась. Она смотрела в окно, как маршируют голуби, и представляла себе, как Смирнов, гад, в каком-нибудь Бресте с Бакалом шампанского, ржёт над ней.

Он думает, что сбежал. Он думает, что умный. А я — Пайка. Я доведу до конца. И верну. Всё.

***

Я уже почти успокоился. Граница пройдена, бензобак полон, кот Григорий — на переднем сиденье, вытянулся как шейх из Дубая, лапы раскинул, хвостом обмахивается. Течёт Польша за окном: поля, редкие коровы, синие остановки, которые выглядят, будто их проектировал грустный геометр. В динамиках играла унылая польская попса с аккордеоном, и я даже начал думать, что жизнь налаживается.

И тут. Телефон. Зазвонил.

Точнее, завопил, как будто ему в SIM-карту вживили сирену МЧС.

И на экране — незнакомые цифры.

Я аж притормозил. Григорий приоткрыл один глаз, фыркнул, как будто: ну вот опять, и закрыл обратно. Типичный ориентал — кот, у которого даже смертельная угроза вызывает только скуку.

Я взял трубку.

— Ало...

— Смирнов – сказала она так, как будто моя фамилия была исчадьем ада.

У неё голос — как у диктора на железнодорожном вокзале, только вместо расписания — желание убить.

— Привет, Пайка.

— Ты думаешь, ты умный?

— Я не думаю, я знаю, что я умный.

— Тебе весело, да? Машина. Европа. Курортные страны на выбор.

— Прости, я плохо слышу, можешь чуть тише? Григорий спит, у него тонкая нервная система.

— Слушай внимательно, — она понизила голос, от чего стало ещё страшнее, — у тебя есть ровно сутки. Или ты сам объявишься, или…

— Или?

— Или я приду за твоей семьёй.

Я усмехнулся.

— Придёшь в Египет? Или в Будапешт? Там, кстати, вкусные гуляши.

Пауза. Я прям слышал, как она скрипит зубами.