Брелок желаний

Толпа мгновенно затихла, гитара зазвучала мягко, будто перебирала струны где-то внутри груди. Подросток впереди как раз расстёгивал карман, когда туда ловко нырнула лапа.

— Гриша! — прошипел я, не веря глазам.

— Это не воровство, — философски заметил кот, разворачивая упаковку жвачки. — Это бартер. Он получил фотку со мной. Я получил мяту.

— Он просто обожает концерты, — вздохнул я.

— Тут всё бесплатно и очень вкусно, — блаженно промурлыкал Григорий, закатывая глаза. — Я называю это фестивальной дипломатией.

Боб, не отрывая взгляда от танцующих рядов, тихо добавил:

— Любой, кто посмеет сделать ему замечание, пожалеет. Это федеральный кот. У него даже бейдж есть. Где-то.

— Вы оба придурки, — констатировал я и повернулся к сцене, где уже вовсю сверкали искры, фонтаны света, и Пайка исполняла «Двигайся, как если бы кнопка — внутри тебя».

Толпа взорвалась под припев. А на плече Боба, тем временем, родился локальный миф.

— Смотрите, это же он! — шептались подростки позади — Тот самый кот из TikTok? — Официальный маскот Пайки! Он всегда с ней!

Григорий, почувствовав внимание, тут же выпрямился, нацепил с кого-то солнечные очки, лениво махнул лапкой в сторону фан-зоны — и обожания толпы достигло температуры кипения.

— У нас тут, я так понимаю, VIP-зона для пушистых? — прошептал я.

— Он сам её себе создал, — кивнул Боб. — Я просто регулирую поток восторга.

— Он только что съел чей-то сэндвич, — возмущенно добавил я.

— Это было художественно, — уточнил Григорий.

В этот момент телеведущая местных новостей, едва отдышавшись, вещала в камеру:

— У Пайки теперь есть кот! Это… это маскот года!

— Исполняет желания и ворует чипсы, — буркнул Боб.

На сцене вспыхнули новые волны света, и Пайка, стоя на вершине декорации, начала петь куплет, который мы сочинили за каких-то пару часов — послание, закодированное в поэтике.

Я помню, как мир опрокинулся в свет,

Когда ты сказал мне — теперь мы не враги.

Но между дыханием — холод и след,

И сны утекают сквозь пальцы-реки.

Толпа замерла. Даже Боб, обычно железный и непроницаемый, качнулся в такт, будто на секунду позволил себе почувствовать музыку.

— Ну и как тебе шоу? — шепнул я коту.

— Межгалактический уровень, — отозвался Григорий.

— Ты доволен?

— Я сижу на широкоплечем охраннике, ем чипсину, слушаю живой концерт. Я не доволен. Я — благословлён.

Я закрыл лицо рукой и покачал головой.

Пайка взяла финальную ноту. Площадь ревела, фейерверки вспыхивали в небе, а над сценой загорелась гигантская голограмма — красная кнопка, с которой всё и началось.

— Легенда, — прошептал Боб.

— Согласен, — отозвался Григорий — Только не она. Я.

И в этот момент у Боба в ухе коротко пискнул передатчик. Он сразу собрался.

— Пошли. Концерт окончен, пора двигаться.

— Можно я доем чипсы? — с достоинством поинтересовался Григорий.

Я, не говоря ни слова, кивнул.

Свет на сцене начал медленно угасать, как финальный аккорд. Концерт действительно закончился.

Мы шли молча. Площадь Победы за спиной постепенно растворялась в ночном воздухе, полном ещё не остывшего электричества: хлопки салюта, звон пустых стаканчиков, догорающие огни прожекторов, крики уличных музыкантов, разминающихся на остывшем после концерта асфальте. Калининград, натянув капюшон над головой, начинал зевать.

Я шёл немного сзади и всё ещё переваривал происходящее — как Пайка, с которой мы совсем недавно были по разные стороны истории, теперь стояла на сцене и пела ту самую строчку, что я придумал между укусами бургера и спорами с котом. Как Боб, которого я раньше опасался, теперь методично расчистил нам путь сквозь фан-зону, как будто был не агентом-охотником, а строгим телохранителем старого друга. И как сам Григорий — бестолковый, но гениальный кот, — буквально украл шоу у международной поп-звезды.

— Ну что, Матвеюшка, — протянул Григорий, сидя, как всегда, на плече у Боба, — я был великолепен?

— Ты сожрал полфан-зоны, нагадил кому-то в рюкзак и попал в теленовости. По всем пунктам — да, великолепен.

— Заметно, — мурлыкнул кот, дожёвывая кусочек чего-то хрустящего. — У меня теперь своя фанбаза. Угадаешь, сколько лайков на последнем видео с моим хвостом?

— Надеюсь, ноль. Потому что я его удалил.

— Монстр, — прошипел Григорий. — Цензура. Репрессии. Мне нужно в Париж — там свободные коты.

— Париж отменяется, — коротко сказал Боб, не оборачиваясь. — Следующий ближайший ключ в Милане.

— М-м-м... Италия. — Григорий задумался. — Вино, сыр, свобода, сырые сыры. Я принимаю этот компромисс. Только... в бизнес-классе. С подушечкой. И одеялком. И чтоб с видом на крыло. Я не люблю видеть, как человечество едет куда-то в трусах под десять тысяч метров высоты.

Мы свернули с шумной улицы в переулок, где уже стоял арендованный микроавтобус. Пайка была внутри. В переосмысленном образе звезды — усталой, но довольной, с пледом на плечах и стаканом с чаем в руках. Она махнула нам, но не стала выходить — только улыбнулась сквозь запотевшее стекло, как будто говорила: «Увидимся позже. Всё нормально».

— Выглядит... мирно, — пробормотал я, пока мы садились внутрь.

— Это и есть мир, — ответил Боб. — Пока временный. Но мир.

Машина тронулась. Позади осталась площадь, в зеркале заднего вида медленно затухал контур кнопки, выведенный лазерами в ночном небе. Та самая кнопка. Красная. Начало всего.

— Знаете, — внезапно сказал Григорий, устроившись у меня на коленях, — я ведь сегодня не просто хулиганил. Я отвлекал. Перекрывал. Маскировал. Считай, прикрывал операцию.

— Да-да, ты герой. — я зевнул. — Официально назначаю тебя котом заслуг.

— Котом заслуг с пожизненным пайком из пармезана. Так и запишем.

Боб ничего не сказал. Только чуть-чуть дернул щекой — возможно, это была попытка улыбнуться.

В машине пахло остатками сцены: пиротехникой, сахарной ватой, лёгким потом чужих эмоций и чем-то ещё — началом нового. Всё было впереди.

В самолете Григорий громко всхрапнул, устроившись на кресле с подушкой, как на троне. Пайка уже спала. Боб держал планшет, но в глаза не смотрел. Я смотрел в окно.

За окном Калининград прощался с нами вежливо, как город, который понял, что стал только главой. Не книгой.