Будешь моей женой. Снова

Время на адаптацию вышло, и я нашел Ярину в оранжерее. Сегодня шел дождь, и они не гуляли на воздухе. Бросил взгляд на два сдвинутых кресла, из которых она смастерила походную кроватку. Вот же упрямая! Раньше такой не была. Раньше за каждый знак внимания, подарок, сюрприз благодарила с горящими глазами. Я ведь все велел купить, что могло понадобиться ребенку: от памперсов до колясок, кроваток и полностью оформленной детской. Но Ярина игнорировала все. Мне доложили, что она сама готовит и для себя, и для дочери. Интересно было бы попробовать…

Жена стояла у распахнутого витражного окна, обнимая себя руками. Такая хрупкая и беззащитная, прежняя. Захотелось положить руки ей на плечи и зарыться носом в волосы, стирая былое. Я подавил этот порыв. Раньше я думал, что моя жена — нежный податливый цветочек, но, только потеряв ее, понял, насколько она опасна. Для меня — просто смертельно. Мой личный наркотик.

— Готова поговорить как взрослая? — шепнул на ухо. Это первая встреча наедине, после фееричного разговора у меня в кабинете.

— Сомневаюсь, что ты готов, — ответила тихо. — Уля спит, а если снова придется бить тебя, то разбудишь ее своими стонами.

— Сучка, — шепотом. Едкая, как кислота стала.

— Мерзавец, — без тени страха. Ярина ведь теперь пленница. Я не мог рисковать и дать ей сбежать. Но это не то, чего я хотел. Мне нужна жена, а не тень, которую можно привязать к кровати и медленно убивать насилием, пока не залетит. Нам нужно научиться жить вместе заново. Раз наши жизни так причудливо связала судьба, то с этим нужно как-то существовать.

— Я бизнесмен, Ярина, и готов к сделке. Чего ты хочешь за рождение сына? Деньги, свобода, развод? Говори, а я рассмотрю.

Я не то чтобы врал, но надеялся, что, если получу Ярину в свою постель добровольно, она не захочет ее покидать. Она любила, как я ее трахал, и всегда просила еще. А я обожал ее прекрасное тело, отзывчивость и чувственность.

— Я не продаюсь, Свят. Мое тело не продается. Мое сердце не продается. Моя любовь не продается.

— Все имеет свою цену, Ярина. Все. И мы оба знаем это. Тем более, мне не нужно ни твое сердце, ни твоя любовь, — врал, безбожно врал, но я настолько грешник, что ложью больше, ложью меньше, вообще не суть. — Только твое тело, — старался звучать рационально, без агрессии.

— Я не инкубатор, — надавила голосом.

— Ты ведь понимаешь, насколько большие деньги на кону?

— Да… — шепнула. — Деньги. Всегда деньги, — задумчиво отвела глаза. — Разве меня это касается, господин Нагорный? — дернула плечом.

— Ярина, — руки вибрировали от желания сжать ее и заставить смотреть на меня с прежним обожанием, — не заставляй меня быть жестоким к тебе, — мы шептали, чтобы не разбудить ее дочь, но напряжение между нами гудело нешуточное.

— Святослав, не заставляй меня брать грех на душу и отрезать тебе член, — настолько серьезно, что я инстинктивно прикрыл пах.

Я тихо рассмеялся. Какой-то цугцванг нарисовался. Ярина мне не даст, а я не смогу взять силой. Больше никогда. Это слишком даже для такого ублюдка как я.

— И как же нам выполнить третье условие, м?

— Тебе, — уточнила она.

— Без тебя это нереально.

— Пусть тебе родит любая другая, а матерью, так и быть, запиши меня, — предложила лютую дичь.

— А яйцеклетку дашь? — мы буквально соревновались в фарсе. Ярина вместо ответа показала мне средний палец. — Я подожду, когда ты добровольно поцелуешь и возьмешь в рот мой член. — Красивые губы дернулись в усмешке, взгляд гордый и непроницаемый, но по щекам мазнуло алым. — Ты все равно будешь моей, Яри, и никак иначе, — она хотела возразить, но я приложил палец к мягким губам. — Через пару недель будет званый ужин у нас дома. Ты хозяйка вечера. Все должны увидеть, что мы снова вместе. Адвокат тоже приглашен. Я выполнил два условия из трех. Я пришлю к тебе человека, — нарочито осмотрел ее, — обновить гардероб. Ты должна блистать и соответствовать моей фамилии.

— Не беспокойся. Имитировать я умею, — стервозно улыбнулась.

— Я в курсе, — вспомнил наши пять лет. — Наш брак — виртуозная актерская игра. На Оскар тебя номинировать нужно.

Легкая тень пробежала по красивому лицу, а в глазах отразилось что-то, чему я не мог найти объяснение. Сожаление? Отчаяние? Боль? Бросил взгляд на импровизированную кроватку. Я ведь и не видел девочку толком. Сейчас пухлая ручка свисала с подлокотника, накрытого пледом.

— Ярина, — в первый раз за эти два года я готов выслушать ее. Пусть оправдывается, а я… Я, возможно, закрою глаза и поверю ей, — ты ничего не хочешь мне рассказать?

Глава 15

Глава 15

Ярина

Святослав возвышался надо мной, грозно сложив руки на груди: строгий взгляд, хищный прищур ореховых глаз, губы надменно сжаты. Прокурор, скептически ожидавший признания от заядлой преступницы, не меньше. Неужели решил, что с его барского благословения начну оправдываться, плакать, просить о снисхождении?

Нет. Я свое наказание получила и отбыла. Больше никому и ничего не должна, кроме своей дочери. Отец, мать, муж — эти люди предали меня. Каждый по-своему, каждый уверенный в своей правоте. Пускай. Бог им судья. Я тоже все помнила, ничего не забыла.

— А ты скажи, что хочешь услышать, а я придумаю самую правдоподобную ложь, — мило улыбалась, честно-честно, искренне-искренне. Как раньше только ему. Больше я так не умела. У меня отняли возможность радоваться, глядя на самого любимого мужчину. Он отнял. Сам, лично. Больно быть разменной монетой в семье: отец разрушил мою жизнь и не испытывал и толики раскаяния; сестра отправила подальше в надежде занять мое место; мама… Мама ни разу не позвонила, ни разу за два года. Они просто вычеркнули меня из жизни. Но больнее всего сделал мне ОН: Свят был для меня всем, стал моей истинной семьей, венчанный муж. Я думала, что тоже стала единственной, но я ошиблась: как была собственностью Нагорного, так и осталась. Не человек — вещь. Не женщина — кукла.

— Ярина… — из горла рычание, скулы прорезались остро, во взгляде сплошное всесожжение.

— Тише! — шикнула на него. — Ребенка разбудишь.

Святослав отшатнулся, по лицу ладонью провел, словно сражался с пеленой, отгонял своих демонов. Только это бесполезно: они давно часть него самого.

— Твое семейство в курсе, что ты вернулась? — сменил тему, пряча руки в карманы.

— Нет, — коротко бросила.

— Почему?

— Перестань меня допрашивать. Я в дела твоей семьи не лезу, и ты не лезь!

Да, так всегда было! Я ничего об этих людях не знала, кроме общей информации. Святослав никогда не делился со мной личным: были только мы, остальное не должно волновать меня. Я так и жила. Как он сказал. Но с его родителями общалась минимально: они меня не любили, и я ощущала себя некомфортно рядом с ними. Я для них всегда была Савицкой. Думала, может, после рождения общего ребенка, когда кровь соединит нас, что-то изменится. Но сейчас поняла, что эта ненависть так глубоко, что ничто и никто не потушит этот пожар и не смоет раны, им нанесенные.