Цапля для коршуна

А Лаэрт в глазах этих людей вроде как и истинным не был. При одном его имени лица больных озарялись благоговением.

Лену это расстроило. Хотя чего требовать от мусорщиков, прачек и бродяг, если даже Дион, человек думающий, образованный, от чистого сердца служил чудовищу!

Сад погрузился в сумерки. Сквозь прорехи облаков на бледно-лиловом небе глядела луна, как красавица с лучистым взором — сквозь прорези карнавальной маски.

В дверь постучали, и вошел Дион.

— Добрый вечер, Елена.

Таинственная улыбка в уголках губ, рука за спиной.

— А я как раз думала о тебе, — брякнула Лена, поднимаясь со стула. — Наверное, почувствовала, что ты идешь.

Смущаться и прятать глаза не стала. Брякнула и брякнула — что теперь краснеть?

— Я тоже думал о тебе.

Из-за спины явилась свежесрезанная чайная роза в капельках вечерней росы.

Сердце горячо бухнуло о ребра.

Дион еще ни разу не дарил ей цветов.

Нет, в покоях всегда стояли букеты, и их регулярно меняли. Наверняка прислуга получила указания. Но чтобы вот так, из рук в руки…

Что-то было в его голосе, во взгляде, прикованном к ее лицу…

С грохотом сорвало шлюз. Между Леной и Дионом открылся невидимый вакуумный туннель, обоих засасывало в свистящий поток — они стояли на месте и в то же время летели навстречу друг другу, как два скоростных поезда, которые сейчас расшибутся в лепешку…

— Что-то случилось? — пробормотала Лена, стряхивая наваждение. Хотелось теребить юбку, стискивать пальцы, поправлять воротничок. — Ты сегодня рано.

Не удержалась, отвела с виска прядь волос.

— Айделю лучше? Он очнулся?

Ой, дура! Даже если Шело встал на ноги и пошел плясать вприсядку, это не повод нести "жене" розу.

— К сожалению, нет. Но я подумал…

Лена приняла цветок, вдохнула сладкий аромат. Влажные сочные лепестки в тонких прожилках, похожих на папиллярные узоры человеческой кожи, просили заботы и нежности.

— Куда ты?

Дион поймал Лену за руку, когда она, озираясь, крутанулась вокруг своей оси.

— Надо поставить в воду.

— Да, я помню, ты привыкла все делать сама, — Дион улыбнулся. — Давай помогу.

— Да, я помню, ты привыкла все делать сама, — Дион улыбнулся. — Давай помогу.

В посудном шкафу с серебряной насечкой на дверцах отыскали вазу, высокую и узкую. Вдвоем вошли в ванную комнату. Лене сразу стало жарко. Словно это что-то неприличное — находиться вместе с Дионом в помещении, где она бывала голой. Словно они не воду для цветка набирали.

Каждый раз, когда их пальцы соприкасались, по телу пробегал разряд. "Я убью его, — думала Лена. — Если он сейчас уйдет, я догоню его и убью". Она не могла вспомнить, когда ее так пронимало в присутствии мужчины. Просто от того, что он рядом.

Ваза заняла место на столе, а они сели на диван.

— Я помню, что обещал тебе, — Дион глядел уже знакомым магнетическим взглядом, и Лена падала в глубину его зрачка, как в черную дыру. — Но там, на площади, я кое-что понял…

Подушечками пальцев он провел по ее щеке. Помедлил, явно давая возможность отстраниться. Затем его рука спустилась ниже и легла ей на шею под затылком.

Лена закрыла глаза, впитывая ощущения.

Жар его ладоней. Первое прикосновение губ. Поцелуй — легкий, едва осязаемый… нежный… настойчивый… чувственный, глубокий… горячий, безумный…

Ее повело, как на ступенях храма. Тогда истинные обработали их обоих, и это было даже кстати, она все равно собиралась целоваться так, чтобы площадная толпа билась в экстазе.

Сейчас не было ни толпы, ни хитрых служителей, но голова кружилась, как от вина. По жилам бежал ток, напряжение зашкаливало, сжигая предохранители, грудь разрывалась от нехватки воздуха.

Дион первым разорвал поцелуй, и они уставились друг на друга шальными взглядами, пытаясь отдышаться.

Лена дотронулась до его подбородка. Идеально выбрит. Весь свежий, пахнущий чем-то приятным, хвойно-травяным, с пряными нотками… И галстука нет.

— Давно ты вернулся?

— Полтора часа назад, — его губы дрогнули в полуулыбке. — Совет сегодня отменили.

Он потянулся к ее волосам — и выудил длинную шпильку, украшенную зеленоватой жемчужиной, за ней вторую. Расстегнул заколку за ухом. Лена почувствовала, что прическа начинает разваливаться.

— Я не Леннея, — сказала она.

— Я знаю.

— У меня прямые черные волосы. Короткие. До сих пор, — Лена чиркнула ладонью чуть ниже мочки уха — таким движением грозятся перерезать горло. — И глаза карие.

— Хорошо, — очередная шпилька воткнулась в спинку дивана.

— У меня широкие плечи, и ростом я с тебя.

— Неправда, я выше. Примерно на ладонь. Мою, разумеется.

Последняя шпилька — и Ленины волосы водопадом рассыпались по спине и плечам.

— Ты не можешь этого знать!

— Но знаю, — его взгляд смеялся.

В следующий миг он подался вперед, прижался лбом к ее лбу, зарылся пальцами в волосы.

— Дион… — прошептала Лена, чувствуя, что окончательно теряет голову.

— Что? — горячее дыхание — прямо ей в рот. — Хочешь прогнать меня?

— А ты хочешь уйти?

Еще один сумасшедший поцелуй, жаркий, но короткий.

В следующий момент Лена взлетела в воздух, цепляясь за шею и плечи Диона. Он толкнул спиной двери в спальню, боком пронес ее внутрь и опустил на скользкий прохладный атлас.

Лисси еще не разобрала постель. А двери остались растворенными. Надо бы сказать…

Но губы Диона уже скользили по Лениной шее, пальцы расстегивали пуговицы на платье, крючки плотного, глухого, как скафандр, белья и, пробираясь подо все преграды, щекотали разгоряченную кожу.

Потом преград не стало.

Лене очень хотелось рассмотреть Диона без одежды, но еще больше хотелось гладить и целовать. И самой гореть от его поцелуев. Они будто соревновались — кто вперед, кто больше, и проиграть было так же приятно, как и победить.

— Подожди! — Лена накрыла пальцами его губы. — Дверь.

Конечно, Лисси не увидит и не услышит ничего, что не должно происходить между мужем и женой, а если разнесет по замку, так это только на пользу… Но лучше без подробностей.