Цейтнот
Шрифт:
========== Часть 1 ==========
— Ванда? Это я, Клинт.
Бартон прикрыл входную дверь и включил свет в холле. В квартире было необычайно тихо, можно даже сказать, зловеще, и мужчина немного растерялся, заметив, что она пуста.
— Ванда, ты здесь? Как всегда спишь?
Клинт грустно усмехнулся, недоумевая, почему вообще задаёт вопросы. После смерти брата Ванда не произнесла ни единого слова и было бы удивительно, получи он сейчас ответ. Бартон оставил на кухонном столе пакеты с продуктами и тихонько прошёлся по небольшой однокомнатной квартирке. Заглянул в гостиную, в кладовку, на балкон и, никого там не обнаружив, пожал плечами. Наверное, ушла куда-нибудь. Может, в магазин, а может, гуляет. Бартон облегчённо вздохнул, внезапно обрадовавшись
Прошло три месяца с тех пор, как Ванда примкнула к Мстителям. На словах. За это время она ни разу не была на планёрках, не ходила на тренировки и не явилась даже на примерку нового, специально для неё сшитого костюма. Самое страшное заключалось в том, что никто не замечал её отсутствия. Всем было плевать, кроме него.
Прошло три месяца с тех пор, как умер Пьетро.
Клинт всё ещё не мог отделаться от воспоминаний, в которых Ванда, сгорбленная и невыносимо бледная, потерянно стояла у гроба покойного брата и смотрела перед собой. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что у Бартона сердце кровью обливалось. На душе было гадко и мерзко, а внутри будто всё сжимала ледяная рука. Он не мог смотреть ей в глаза. Он чувствовал жуткую вину перед ней и не находил в себе сил даже подойти, ободряюще сжать её плечо. Просто не мог. Сейчас он так жалел, что ничего тогда не сказал. А надо было всего лишь подбодрить, сказать, что она боец и сможет дальше жить. Можно было нести полнейшую чепуху, она всё равно была в таком ступоре, что всё пропускала мимо ушей. Но он даже этого не сделал. Он струсил. А потом находил жалкие оправдания, мол, его слова бы всё равно ей не помогли. Она вообще тогда мало, что понимала. Стиву, наверно, раз десять пришлось повторить, что пора закапывать гроб, а она всё сыпала сквозь пальцы сырую чёрную землю, не слыша его.
Клинту невозможно было избавиться от ощущения того, что он не заслужил. Не заслужил, чтобы его тогда спасали. Хотя бы не такой ценой. По сути он был не виноват в том, что Пьетро так поступил. Это был его выбор, импульсивный, но осознанный. Он прекрасно понимал, что делает, по крайне мере Бартон на это надеялся. Но всё равно чувствовал себя так, словно отнял у Ванды брата. Будто сам перерезал ножницами ту тонкую нить, что связывала её с Пьетро. Будто погрузил свои пальцы в её грудную клетку и вырвал сердце, смотря на то, как она корчится от невыносимой боли. От этого никуда нельзя было деться, и Клинт ненавидел себя.
И ведомый виной он всё же заставил себя к ней прийти. Долго стоял у неё под дверью, не решаясь позвонить. Было страшно. Они ни разу не поговорили с того самого дня, он не видел её с самих похорон. На звонок минут десять никто не отвечал, а он всё стоял и трезвонил, словно сумасшедший, внезапно поняв, что должен извиниться. Ему это жизненно необходимо, плевать, простит ли она его, но он должен был. Потому что не спать ночами и думать о Пьетро, бессмысленно сжигая взглядом потолок, было невыносимо.
Она открыла. Серая, неживая, потрёпанная, словно только что проснулась. Мазнула по нему безжизненным взглядом и отступила в тёмный коридор, пропуская. Клинт так и не понял, действительно ли она хотела тогда его выслушать или ей было всё равно, кто заходит в её квартиру. Она сидела на стуле и вяло наблюдала за Бартоном. А все слова, до этого роившиеся в его голове, испарились, будто их и не было. Он топтался на пороге, сжимая в руках коробку теперь такого ненужного торта, который внезапно захотелось размазать по стене и заодно ударить себя по лицу. Не стоило тащить сюда сладкое, надо было взять виски.
Он поставил чайник, дрожащими руками пытаясь зажечь спичку, и от её взгляда, буравившего его спину, хотелось провалиться сквозь землю. Раковина была идеально чистой, без горы сваленной посуды, казалось, она ни разу за то время, что жила в отдельной квартире, не доставала даже ложку. Всё покрылось пылью, и Клинту пришлось перемыть
все тарелки и кружки. В хлебнице паук деловито плёл свою паутину, и Бартону с отвращением пришлось выгонять его оттуда. В холодильнике было неожиданно пусто, как и у Ванды на душе. Не было ничего, ни яиц, ни молока, ни-че-го.Он тогда так на неё посмотрел, что Ванда мрачно отвела взгляд в сторону. А он всё пытался вспомнить, сколько она уже жила в этой квартире, что снял ей кто-то из Мстителей. Неделю, две?
— Ты хоть что-нибудь ела? — в ужасе спросил он её тогда, и она слабо пожала плечами. Для него ответ был очевиден.
С тех пор он каждую неделю по воскресеньям привозил ей продукты, не ленясь приезжать в город. От того, что холодильник был полон еды ещё с прошлых выходных, сжималось сердце, но он ничего не говорил. Язык не поворачивался кричать на Ванду, а хотелось. Хотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, заставить снова жить, наорать так сильно, чтобы голос охрип. Напугать её, чтобы она наконец пришла в чувство. Но он не мог.
Клинт ощущал себя слабаком, который был не в состоянии поговорить с ней на волнующие его темы. Он не произносил имя Пьетро и каждый раз мучительно затихал, ненавидя себя за то, что не мог поблагодарить её за совершённый им поступок. Она должна была знать, что он сожалеет и теперь в необъятном долгу перед ней, но слова застревали в горле, и он трусливо молчал, потому что было невероятно стыдно.
После того, как Пьетро спас ему жизнь, на его плечи лёг груз ответственности. Он чувствовал, что должен заботиться о Ванде, потому что она осталась совсем одна. У неё не было ни одного близкого человека в этом мире, и он обязан был ей помочь. Но Клинт подсознательно боялся, что не оправдает ожиданий Пьетро и подведёт его. Он и так не особо-то и старался и понимал, что провал был невероятно близок.
Сегодня же была суббота. Клинт приехал на день раньше, завтра он собирался свозить детей в парк. Лора предложила взять с собой и Ванду, но он не был уверен, что ей стоило видеть маленького Натаниэля, который ему самому был живым напоминанием о Пьетро.
Клинт разложил продукты по полкам, выкидывая и те, что за неделю успели протухнуть. Она опять ничего не ела. Хлеб зачерствел, а тот, что был ещё в пакете уже заплесневел. В квартире было невыносимо душно, и Клинт открыл окна, чтобы проветрить помещение. Одеяло ворохом было свалено на диван, в комнате царил настоящий хаос. Либо Ванда была отвратительной хозяйкой, либо ей было просто плевать. Скорее, последнее.
Бартон решил дождаться Ванду. Поздороваться с ней. Дальше обычного «привет» дело не шло: он молчал, потому что боялся обидеть её неправильным словом, она молчала, потому что уже три месяца ни с кем не разговаривала. Бартон не знал, онемела ли она, или просто не испытывает желания с ним общаться.
Осколки люстры были аккуратно сложены на столе, провод без лампочки одиноко торчал из потолка. Бартон нахмурился, не понимая, как такое могло произойти, и отвернулся к окну.
Клинт провёл пальцем по подоконнику, насобирав кучу пыли. Может, им вместе устроить уборку? Вряд ли Ванда оценит: снова зароется в одеяло. Бартон смутно подозревал, что у неё депрессия, она была вечно сонной и вялой, призрак, а не человек. Куда же она могла пойти сейчас?
Мужчина снял с себя куртку, повесил её на вешалку в прихожей. Написал жене смс-ку, что чуть задержится в городе. Она прислала смайлик. Клинт огляделся, внезапно отметив, что куртка Ванды висела рядом с его, а её ботинки были свалены в угол. Он выключил свет и тяжко вздохнул, снова бесцельно слоняясь по коридору. Наверное, стоило что-то приготовить и вместе пообедать. Заставить её хоть что-нибудь съесть, а то она была вся такой бледной, почти прозрачной, невесомой, словно пёрышко.
Бартон мазнул взглядом по стене, заметив, как начали отклеиваться обои, провёл по ним рукой, и внезапно увидел, что в ванной горит свет. Стало не по себе, и по спине тут же пробежал холодок. Он щёлкнул выключателем, и полоска света под дверью исчезла.