Цейтнот

На ужине она ковырялась вилкой в салате и исподлобья наблюдала за присутствующими. Царила жуткая тишина, лишь изредка звенели столовые приборы. Лила и Купер с неподдельным интересом глазели на неё, пока Клинт это не заметил и не приструнил детей. Лора неловко смотрела на него, словно бы спрашивая, что ей делать. Она старалась не навязываться Ванде, подкладывая ей в тарелку побольше томатного соуса. Ей хотелось задать какой-нибудь вопрос, завязать беседу, но из скупых разговоров с мужем, поняла, что Ванде толком и нечего о себе рассказать.

Бартон изо всех сил пытался сгладить острые углы, шутил на отвлечённые темы, Лора поддерживала его, но результат не превзошёл ожиданий. Ванда, заметив, что её присутствие всех угнетает, вышла из-за стола и удалилась. Клинт хотел было последовать за ней, но жена его остановила, объяснив это тем, что ей лучше побыть одной. Ему эта идея не понравилась, он не хотел, чтобы Ванда оставалась в одиночестве, но жену послушал. Как только Максимофф скрылась за поворотом, дети оживились и принялись наперебой расспрашивать отца о девушке.

Самой же Ванде очень хотелось на свежий воздух, но она ограничилась тем, что просто открыла окно в своей спальне. Она чувствовала себя в этом доме лишней, будто на холодильник к куче разноцветных магнитиков прилепили самый некрасивый. После смерти брата это ощущение стало появляться намного чаще, чем ей хотелось бы, да к тому же ещё и без повода. Ванда видела, что Клинт из кожи вон лезет, чтобы помочь ей адаптироваться, но это приносило лишь раздражение. Ей хотелось сбежать из этого дома, чтобы больше никто не посмел к ней подойти. Она здесь была чужой, как бы Бартон не пытался доказать обратное.

Он зашёл к ней позже, принёс десерт — ванильное мороженое, уже наполовину растаявшее.

— Я сегодня видел, ты немного поела. Это очень хорошо, — похвалил он её, но девушка ничего ему не ответила.

Они немного помолчали, Ванда привычно прошлась ладонью по предплечью, невольно морщась оттого, как ткань толстовки неприятно касается ещё не до конца заживших ран. Клинт внезапно взял её за руку и повёл в детскую, находившуюся через пару комнат от её спальни. Она осталась стоять на пороге, не решаясь подойти к кроватке, хотя Бартон именно этого, видимо, и добивался. Но он не стал настаивать, поняв, что Ванде не очень хочется заходить вовнутрь.

— Это Натаниэль, — пояснил он, указывая на мирно спавшего малыша.

Ванда безразлично пожала плечами, отступая на шаг. Ей не хотелось смотреть на младенца.

— Мы зовём его Нейт. Хочешь подержать на руках?

Клинт с улыбкой взглянул на девушку и тут же осёкся, когда увидел её лицо. Он почему-то был уверен, что она умилится пухлому малышу, потискает его за толстые розовые щёчки, но, кажется, прогадал. Наверное, он был прав, думая, что ей не стоит видеть его младшего сына. Но почему тогда ночью она зашла именно в детскую? Может, просто пришла на его голос, когда он пытался успокоить хныкающего Нейта?

— Плохая примета называть ребёнка в честь покойника, — внезапно сообщила она, заставив Клинта побледнеть.

Он взглянул на спящего сына, чувствуя, как сердце в груди выплясывает сумасшедшие танцы.

— Ненавижу тебя за это, — злобно прошептала Ванда. — Ты не должен был называть его так.

— Я хотел, чтобы в моей семье это имя запомнили и знали почему. Хотел, чтобы передавали из поколения в поколение, потому что для меня это важно. И я думаю, Пьетро оценил бы такой поступок…

— Ты не знаешь, как бы отреагировал Пьетро, — резко оборвала его Ванда и, развернувшись, ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Натаниэль тут же проснулся и заплакал.

***

Для Клинта это было невероятно странно, но после того случая Ванда будто стала оживать. Она чаще улыбалась, и это выходило искренне и невероятно лучезарно, без фальши. Она больше общалась, поддерживала с ним разговор, живо интересовалась тем, что он делает. Иногда помогала, приносила инструменты, на ходу пытаясь понять, чем отличается крестовая отвёртка от плоской. Но Клинта это почему-то не радовало — настораживало. Изменения были слишком резкие, неправдоподобные, и это навевало на нехорошие мысли. И Ванда, поняв, что переигрывает, стала вести себя сдержанее. И вскоре Бартон потерял бдительность, решив, что девушке становится легче.

Иногда она готовила завтрак на всю семью, охотно помогала Лоре на кухне, иногда развлекала Лилу, копаясь с ней в игрушечном кукольном домике, играла с Купером в баскетбол, а Клинт даже и не знал, что думать. С одной стороны, его поражали перемены, произошедшие с Вандой, а с другой — пугали. Он никогда не видел, чтобы из депрессии выходили так быстро и без последствий.

А Ванда исподтишка наблюдала за Бартоном, отвлекая его своей жизнерадостностью. Она боялась, что он догадывается о её намерениях. Он должен был знать, что такие разительные перемены до добра не доводят, но судя по всему не знал. Но это было лишь на руку. Иногда Ванде хотелось с ним поговорить, сказать, что накипело на душе, но она упорно молчала, лишь улыбаясь ему в ответ так, что сводило щёки. А он хмурился, не понимая, чем вызвано такое поведение, но всё же принимал всё за чистую монету.

«Наивный глупый Бартон», — думала про него Ванда.

Где-то в глубине души ей хотелось, чтобы он заметил, что с ней что-то не так. Это же было так очевидно разбирайся Клинт хоть немного в психологии. Но он воспринимал всё как данность. Сомневался, но закрывал на это глаза.

Однажды Ванда едва сдержалась, ей хотелось вцепиться ему в плечи и закричать, что с ней не всё нормально, что она всё ещё не может смириться со смертью брата, что ей нужна помощь, его помощь. Так и хотелось заставить его взглянуть ей в глаза. Ей не было места в этом жестоком мире. Её цель в жизни исчезла, когда умер Пьетро. Всё было просто.

Она наблюдала за Клинтом, с отстранённым любопытством замечая, как сильно он о ней печётся. Всегда задаёт один и тот же вопрос:

— Всё в порядке?

Иногда Ванда едва сдерживалась от того, чтобы не захохотать ему в лицо, дабы улыбка его стремительно погасла. Она была широкой, располагающей к себе и очень доброй, и девушке становилось стыдно, что она пыталась обмануть единственного человека, который стремился о ней заботиться. Но терпеть она больше не могла.

В тот день она как всегда рано встала, приготовила яичницу с беконом, сварила крепкий кофе. Съела пару печенек и запила их молоком под насмешливым взглядом Клинта, который как раз в это время зашёл на кухню. Она приветливо улыбнулась ему, но внезапно щека дрогнула, и Ванда испугалась, что он это увидел. Но судя по выражению его лица, этого не произошло. Бартон предложил ей сходить с ним в гостевой домик, где как раз собирался менять доски, но девушка вежливо отказалась, соврав, что обещала его детям провести с ними время.

— Попроси их сводить тебя на озеро.

Ванда согласно кивнула, сделав вид, что ей понравилась эта идея, и чуть не уронила кружку, потому что рука неожиданно задрожала. От сознания того, что она сегодня собирается сделать, внутри было некое возбуждение. Это как знать, что родители уедут на все выходные, а ты уже пригласил друзей и закупил алкоголь.

— Ванда, — она оглянулась, — я рад, что тебе лучше.

— Я тоже, — слегка дрогнувшим голосом прошептала девушка, понимая, что это их последний разговор. Наверное, стоило попрощаться, но Ванда боялась, что тогда Клинт всё поймёт и плакали её планы.