Чащоба
Шрифт:
Лео упирался, всю дорогу оглядывался; втайне надеялся, что хозяйский сын запряжет коня, поедет вслед за ними, силком усадит их и повернет домой. Лео хныкал и артачился до конца, так ему не хотелось идти в чужую Медную деревню, где людей поджидали какие-то опасности; взрослые утверждали, что чье-то имя будет там опорочено и кто-то станет людским посмешищем.
На поле возле Медной деревни у Лео подкосились ноги, где-то под самым небом загудела труба, это не могло предвещать ничего хорошего, мать поняла, что ребенок устал, она подбадривала его, мол, осталось немного, вот перейдем Долину духов — и мы на месте. Долина духов! Сейчас стоящий вдали ельник разом рухнет, выпуская
Они свернули на проселок, и между картофельными бороздами поднялась одна колдунья, которая зло оглядела их, Лео понял, что пришла погибель, они в ловушке и никогда уже отсюда не вырвутся.
Лео не помнил, о чем он думал, когда на похоронах Явы приставил к животу самопал и нажал на курок. Все время ждал, что сверкнет молния и охватит боль, пусть бы уж все разом кончилось. После выстрела Лео отвезли в поселок — все же это был Йонас, который натерпелся с ним лиха, — потом его отнесли в какой-то дом, глаза то и дело заволакивало туманом, одно лишь ясно осталось в памяти, как старый солдат извлек из-под кожи свинцовую пульку. Старый солдат оказался сыном Явы, значит, Лео получил помощь от своего старого дядюшки. Знал ли старик, что помогает маленькому родичу?
На поминках отца Вильмута, когда Лео почувствовал себя окутанным парным облаком и был занят собственными мыслями, он не придал никакого значения тому, что немногословный россаский Йонас сидел рядом с его матерью. В опустевшей деревне старые, одинокие люди держались вместе, сетовали друг другу на свои беды, судили о переменах погоды и беспокоились о несделанной работе. Людей, у которых уже истощились соки жизни, интересовало еще только, как сохранить душу в теле.
Смешно, ведь мать была тогда моложе, чем Лео сейчас.
В пределах пристойности Лео поглядывал также в сторону Эрики. Конечно, пределы пристойности у напившихся самогоном людей весьма сомнительны. И другие были во хмелю и для поминок излишне шумливы. Что они там могли заметить.
Глаза Эрики горели в полутемном углу. В какой-то миг она сделала головой едва уловимое движение в сторону двери. Лео протрезвел, напрягся, улучая подходящий момент, чтобы встать.
Поодиночке и незаметно они исчезли из-за стола. Лео вышел из двери и словно провалился в темноту. Беспомощно остановившись, он дал глазам пообвыкнуть. Через мгновение Эрика сунула ему в ладонь свою теплую руку.
— Пойдем к нам, — прошептала она. — Наши будут здесь горланить до утра.
Нерешительный Лео позволил девушке увести его за собой. Только что думал о страхах Медной деревни, теперь же он не боялся самого черта, хотя и опасался домашних на хуторе Клааси.
— До полночи им и в голову не придет встать из-за стола, — угадала Эрика его мысли.
Похолодало. Небо уже не было затянуто тучами, частенько проглядывала луна, жестко посверкивала Полярная звезда, звезды поменьше, казалось, мерцали и раскачивались между клубами облаков, будто находились во власти ветров. Посреди поля Лео остановился и оглянулся. Темные постройки хутора Виллаку сливались с отдаленным лесом, из крыши дома вырастали острые маковки елей. Нетерпеливая Эрика поторапливала Лео. Она не считала нужным навострять уши и прислушиваться. Чувствовала себя свободной и хотела быть беззаботной. Принималась без причины смеяться, пробегала несколько шагов, в шутку подталкивала Лео, забегала вперед и подзадоривала ловить себя.
Неужто человек должен всегда чего-то бояться? Можно ли желать большего: легкие с шумом наполнялись бодрящим воздухом, застывшая земля гулко гудела под ногами, и Лео держал за руку Эрику. Можно было скакать и улепетывать, как в детстве.
У ворот
хутора Клааси они, запыхавшись, остановились. Смотрели в небо, будто ждали живительного ливня, но время теплых дождей давно миновало. Лео прищурил глаза, звезды метали лучи и искры, они запутывались в ресницах Эрики и утопали в ее глазах.Переводя дыхание, Эрика осторожно открыла ворота. Лео снова позволил повести себя. Они исчезли в кромешной темноте гумна, но Эрика словно бы по веревочке прошла до переходной двери. Щелкнул замок, Лео споткнулся о порог, они очутились в натопленной кухне.
Эрика зажгла лампу.
На окнах висели толстые одеяла, скрывая свет и тайны дома. И все же по спине Лео пробежали мурашки, он почувствовал себя почему-то неуютно, будто его выставили напоказ. Посреди кухни слабо теплилась керосиновая лампа, набитые кухонной посудой шкафы возле стен словно бы наклонились вперед, стоит сделать неосторожный порывистый шаг по продавленному полу — и все разлетится на осколки. В помещении царило тревожное напряжение, казалось, единство вещей и дома должно было вот-вот нарушиться. Ну и пусть, Лео сделал все же несколько длинных шагов, половые доски прогибались, посуда позвякивала, и распахнул настежь полуприкрытую дверь в комнату.
Из темноты послышался издевательский смех.
Это не было слуховой галлюцинацией. Иначе бы Эрика не устремилась туда со всех ног.
— Ты не бойся лампы, она не кусается, — сердилась Эрика и тащила кого-то через порог на кухню. — Кто тебе разрешил заявиться сюда? — возмущенно спрашивала она. Таким тоном разговаривают с лохматой дворняжкой, которая без спроса забралась в дом и улеглась на чистый коврик.
Эрика выволокла обросшего и ссутуленного мужичонку на свет.
— Так я и подумал, — прошепелявил он, — что нечего мне дрожать. Девка хочет мужика, и больше ничего. — Он принялся хрипло хохотать и закашлялся.
Лео узнал Ильмара. Знакомый захлебывающийся кашель, значит, в предыдущую ночь оба они спали на чердаке хутора Виллаку.
Ильмар сплюнул в помойное ведро, немного отдышался и сказал совершенно безразлично, будто они все эти долгие годы и не находились друг от друга вдалеке:
— Ах, это ты, Лео.
Лео не знал, что сказать и как вести себя.
Ильмар опустился на край скамейки, по-старчески сложил на груди руки и осторожно прислонился к столу, словно боялся стукнуть по дереву костлявыми костяшками своих пальцев.
— Знаешь, Лео, жизнь моя пошла коту под хвост.
— Ильмар, ты лучше уходи, — с нетерпением в голосе молила Эрика.
— Ночь впереди долгая, он еще успеет обротать тебя. Лучше неси самогону, дай мужикам поговорить.
Чураться старого приятеля, как прокаженного, не годилось, и Лео уселся напротив Ильмара.
Эрика громыхнула дверцей шкафа, поставила со стуком на стол бутылку и стаканы.
— Ломоть хлеба тоже, — попросил Ильмар. Повернувшись к Эрике, попытался было свысока посмеяться и утешил: — Не бойся, сегодня ночью они прочесывают окрестности хутора Виллаку. Покойник в земле, опять можно сводить счеты с живыми. Думают, что лесные братья сидят вместе со всеми на поминках. Сюда они не сунутся.
— Кому ты нужен, — сердито бросила Эрика, но все же положила на стол краюху хлеба и кусочки жареного мяса.
— Ты, девка, заткнись! — вспыхнул Ильмар. — Ничего ты не смыслишь. Но на носу себе заруби, что если пулю получит один мужик, то и на следующем отметину поставят. Конца не будет.
— Будет, когда всех вас перестреляют, — буркнула Эрика.
— Вот видишь, такие они люди, — повернулся Ильмар к Лео. — Отдаешь за их жизни и хутора свою душу, а они потом норовят на тебя же плюнуть.