Черные ножи 4
Шрифт:
— Наконец-то, капо! Я жду вас уже добрых четверть часа!
Ханнес переключил свое внимание с солдата на меня.
— Я только что получил приказ господина штурмбаннфюрера, и сразу же бросился его исполнять!
— Бросился? — прищурился Ревер. — Я вижу, ты еле плетешься, хотя должен бежать со всех ног.
— Виноват, господин офицер! Исправлюсь!..
Как обычно, лесть сработала. Какой унтер не хочет стать офицером хотя бы в глазах презренных капо?..
— Ладно, — поморщился тот, — вы оба следуйте за мной.
Он предъявил охранникам пропуска и мы миновали ворота.
Грузовик с открытым бортом уже тарахтел, ожидая пассажиров. За рулем сидел водитель, еще трое солдат курили рядом с машиной — охрана, о которой говорил Крюгер.
Хм… семь человек: Ханнес Ревер, водитель, солдаты, плюс капо Виндек. Никак не справлюсь без оружия, нож не в счет. Пытаться бежать и думать не стоит, хотя… если выпадет удачная ситуация…
— Господин офицер, — я подошел в Ханнесу поближе, — у нас мало места в кузове. Мне приказано отобрать восемь девушек для постановки, они в машине не поместятся.
— Там возьмем подводу, — отмахнулся унтер. — Нам обещали полное содействие.
От солдат, несмотря на ранний час, воняло кислой капустой, пивом и потом. Один из эсэсовцев громко испортил воздух.
— Зов природы! — хмыкнул он, ничуть не комплексуя.
Остальные громко рассмеялись.
Дикие люди, которых я совершенно не понимал и не принимал. Всякое бывало прежде, но представить себе в подобной ситуации моих товарищей, с которыми я проводил много часов на перегонах в танке, было сложно. Работяги, люди простые, но не скоты. И всегда думали о тех, кто рядом.
Главная отличительная черта порядочного человека — думать об окружающих, не доставлять им дискомфорт. Кто лишен этого качества — недалеко ушел от дикарей.
Благо, свежий воздух быстро разогнал неприятные запахи.
Ревер забрался в кабину, заняв место рядом с водителем, остальным же пришлось лезть в кузов.
Снег бил в лицо, и грузовик долго буксовал на месте, прежде чем тронуться. В кузове никто не разговаривал, все прикрывали лица от ветра и снега.
Ехали долго. Несколько раз нам с Виндеком, и даже солдатам приходилось выбираться из кузова и толкать застрявший в очередной раз грузовик. Но, тем не менее, мы продвигались вперед, и через пару часов выехали с пригородной дороги к красивому озерцу.
Вид тут был просто шикарный.
Идиллия!
Позади — небольшой городок со шпилем кирхи и милыми фахверковыми домиками. Слева от дороги — несколько вытянутых казарм для охранников-эсэсовцев, а на небольшом пригорке — пара аккуратных двухэтажных домов для высшего командного состава. На высоком крыльце одного из домов стоял офицер в кителе и пил кофе из фарфоровой чашки, поглядывая на проезжающий мимо грузовик.
Температура была недостаточно низкой, и озеро не замерзло. Снег красиво падал в лучах солнца, тая в воде.
Слева и справа от озера раскинулся хвойный лес, воздух был чист — дышалось прекрасно… впереди возвышалась стена, непременные пулеметные вышки, а чуть в стороне от лагерных ворот, из небольшого строения с высокими трубами шел дым.
Крематорий! Работает без перебоев: и днем, и ночью.
Если
в Заксенхаузене я еще держался, то теперь меня начало трясти. Слишком хорошо было развито воображение, и я четко представлял себе, чьи именно тела сжигают сейчас в печах.Женщины и дети, других заключенных в лагере не имелось.
Я заметил небольшую группу женщин в полосатых длинных робах и куртках у самого озера, конечно, под присмотром охраны. Они что-то делали, и я не сразу догадался, что именно.
Потом сообразил.
Широкими лопатами женщины выгребали из ручной тележки пепел и бросали его в воду. Когда тележка пустела, переходили к другой, потом к третьей…
— Говорят, в Шведтзее больше не водится рыба, — негромко сказал один из солдат, тоже заметивший «похоронную команду». — А раньше я любил здесь рыбачить…
Грузовик остановился перед комендатурой, пулемет на башне повернулся в нашу сторону. Ханнес, поругиваясь, выбрался из кабины и направился к зданию, дуя на замерзшие ладони.
— Пожрать бы, — проворчал Виндек, — со вчерашнего дня не жрал.
— А ты дыши глубже, воздухом наешься, — посоветовал ему один из эсэсовцев и грубо расхохотался.
Виндек промолчал. Ругаться с солдатами было опасно, могли побить.
Вскоре Ревер вернулся и сделал знак водителю глушить мотор. После чего скомандовал:
— Выгружаться!
Солдаты один за другим выпрыгнули из кузова, следом выбрался Виндек, потом и я. Дальше нужно было идти пешком.
Ворота неспешно приоткрылись, предоставляя нам возможность пройти. Насколько хватало обзора, я видел лишь ровные ряды бараков. Кое-где трудились женщины, но издали было не разглядеть, чем именно они занимались. Детей я не увидел.
— Нам выделили помещение для смотра, — пояснил Ханнес. — Идиотская затея! Театр… это же надо придумать!..
Территория лагеря была практически столь же большой, как и в Заксенхаузене, но, к своему удивлению, я заметил рядом с бараками и обычные тканевые палатки, стоявшие прямо в сугробах.
Женщины как раз вытаскивали из палаток окоченевшие тела и методично грузили их на стоявшую чуть сбоку на рельсах вагонетку.
— За ночь замерзли, — Виндек заметил мой интерес и презрительно сплюнул на землю. Затем громко высморкался, после чего закончил мысль: — Лагерь переполнен, вот и пришлось палатки ставить. Но по такой погоде мало кто ночь переживет…
Когда я увидел, как из палатки достали детское тело, то не выдержал и отвернулся.
Мир устроен несправедливо, зло часто остается безнаказанным. Гораздо чаще, чем хотелось бы. И иногда с этим ничего нельзя поделать.
— Капо! Не отставать!
Резкий окрик Ханнеса привел меня в чувство. Он быстро шел по тщательно очищенной от снега дорожке в направлении к отдельно стоящему бараку.
Один из солдат чувствительно пихнул меня прикладом ружья в спину. Виндек, не дожидаясь, пока и ему достанется, живо припустил следом за унтер-офицером.
В бараке уже освободили место, притащили стол и стулья.
Ревер расстегнул шинель и сел на один из стульев, закинув ногу на ногу.
— Ну что Шведофф, с этого момента ты у нас главный. Распоряжайся!..