Черные ножи 4

Я слегка растерялся, не представляя, что именно должен делать. Эсэсовцы как раз завели в барак первую группу женщин, которые явно не понимали, для чего они здесь находятся. Судя по винкелям на робах с буквами «SU» — все наши, советские.

— Встаньте в ряд, — обратился я на русском к женщинам.

Ревер поморщился, но промолчал.

— Вас позвали сюда ради театра, — продолжил я, когда все выстроились в шеренгу. — Планируется постановка спектакля, и нужны актрисы.

Я шел вдоль ряда, заглядывая в их лица. Было страшно увидеть ненависть, но я видел только усталость и безразличие.

Мне было противно от себя самого, но я верил, что смогу помочь хоть кому-то… поэтому продолжал:

— Те из вас, кого мы отберем, отправятся в Заксенхаузен. Там вам будут обеспечены подобающие условия для работы…

Я взглянул в очередное лицо, резко замолчал и остановился.

Нет, только не она! Только не здесь!

Передо мной стояла Настя и смотрела прямо мне в глаза.

Глава 16

Дорогая, милая, любимая, как ты сюда попала?..

В голове в мгновение ока промелькнуло все: наше знакомство в медблоке Танкограда, прогулки по Челябинску, концерт, тот поцелуй… а потом случайная встреча на фронте, где мы оба стали уже совсем иными людьми.

У нее появился кто-то другой, более близкий и родной, у меня — никого. Но сейчас, в этот момент я вновь любил ее, как и тогда в морозном Челябинске в новогоднюю ночь — искренне и по-детски.

Настя смотрела на меня, не произнося ни слова. Главное, не сболтни ничего лишнего!

Я видел, что она меня узнала, но никак не показывает этого. Умница!

Лицо ее сильно осунулось, появились темные круги под глазами, но в целом выглядела Настя хорошо. Как видно, в плен попала недавно и не успела еще вкусить лагерную жизнь в полной ее красе.

Пауза затянулась. Я спиной чувствовал проснувшийся интерес Ревера, поэтому нарочито громко произнес:

— Вот вы, например, девушка. Как ваше имя?

— Заключенная Волжина. Номер три, два, пять, два, восемь.

— Ко мне обращаться капо Шведов, — громко сказал я, обращаясь сразу ко всем. Потом вновь повернулся к Насте. Она — молодец — ни жестом, ни взглядом не выдала наше знакомство. — Вот вы, Волжина, любите театр?

Давай же, не подведи меня, отвечай именно то, что я хочу услышать. Тогда есть шанс вытащить тебя хотя бы из этих стен, а дальше — посмотрим.

— Очень люблю, господин капо, — безразличным голосом ответила девушка, — раньше не пропускала ни одной постановки.

— Надеюсь, и немецким вы владеете? — подсказал я правильный ответ.

— В достаточной степени, — на чистом хохдойче сказала Настя, — а так же французским и английским.

— Шикарно! — восхитился я. — Идеальная кандидатура! Подходящая фактура, знание языков. Господин штурмбаннфюрер будет очень доволен! Что вы скажете, господин офицер?

Ханнес равнодушно пожал плечами.

— Обычная девка, капо. Таких много. Но решать вам. Господин Крюгер четко выразился по этому поводу.

— Вы нам подходите, Волжина. Отойдите в сторону. После общего отбора поедете с нами. Надеюсь, детей у вас нет?

Я уставился на нее в упор, пытаясь передать свою мысль. Догадается или нет? Давай же, Настасья, ты всегда отличалась умом. При этом, разумеется, я знал точно, что ребенка у нее нет и быть не может — даже, если бы она была беременной в последнюю нашу встречу, то за столь короткое время не успела бы родить — слишком мало времени прошло с тех пор. Но в Равенсбрюке существовало негласное правило: если мать погибала, то о ее ребенке брала на себя заботу другая женщина. Так рассказывал мне Зотов, а уж откуда он это знал, бог весть.

— На моем попечении находится мальчик пяти лет от роду, — Настя ответила спустя, выдержав небольшую, практически незаметную паузу.

Отлично! С собой надо забрать как можно больше детей, тут они не выживут, а там… шанс имеется.

— Его можете взять с собой. Мальчику так же будет обеспечен усиленный паек и хорошие условия. Приказ господина штурмбаннфюрера.

Услышав эти слова, женская шеренга оживилась. Одно дело пытаться спасти свои жизни, на которые многие уже давно махнули рукой, а совсем другое — дать шанс уцелеть одному из детей.

Я шел вдоль строя и говорил с каждой женщиной. Большинство пытались произвести на меня хорошее впечатление, рассказывая о своих талантах, реальных и мнимых. Думаю, если бы не возможность увезти отсюда детей, большинство проигнорировали бы это предложение. А так… они старались. Не для себя, для будущего.

Вот только брать всех подряд я никак не мог, Крюгер бы не понял и отстранил бы меня от этой задачи. Приходилось отказывать, и каждый отказ был — словно ножом по сердцу.

Те, кого я отобрал, отходили в сторону и ждали. Остальных уводили, потом приводили новую группу, и все начиналось сначала. Понятное дело, я не требовал исполнять женщин этюды или читать стихи, просто разговаривал с ними, выясняя, чем они занимались прежде и могут ли их навыки оказаться полезными.

Постепенно, труппа набиралась. Я даже нашел одну бывшую оперную певицу, двух цирковых и трех театральных актрис, которые смогли бы сыграть, по моему разумению, любые роли, предложенные Крюгером. Все они в силу профессии в некоторой степени владели иностранными языками, в том числе, немецким. Остальные… придется поработать и подучить. Надеюсь, штурмбаннфюрер даст немного времени на это.

Дай бог, что я не ошибся, и что, увезя их из Равенсбрюка, помогаю им, а не наоборот. Я постараюсь сделать все, от меня зависящее, чтобы спасти тех, кто невольно попал под мою опеку.

Периодически я поглядывал в сторону Ревера. Тот откровенно скучал, но потом две огромные, по габаритам схожие с мужчинами, надзирательницы принесли ему бутылку вина и закуску, и Ханнес перестал тяготиться скучным времяпровождением, чуть расслабился, поглядывая в нашу сторону лишь изредка. Через минуту он уже мило болтал с надзирательницами, а те млели от его внимания.

Солдатам подали пиво и колбасу, и они тоже чувствовали себя вполне комфортно.

Один лишь Виндек, которому не принесли ничего, зло ходил за спиной унтер-офицера туда-сюда и следил за каждым моим действием. Поэтому приходилось быть очень осторожным. Он явно что-то смутно подозревал, но никак не мог сообразить, в чем именно я повинен. Однако, интуиция у Виндека работала прекрасно. С ним нужно было решать вопрос, причем, самым кардинальным образом. Вот только как все устроить?..

В итоге, к полудню я отобрал восемь женщин — тот максимум, что обозначил Крюгер. Вместе с ними я взял пятерых детишек. На большее число не решился, опасаясь, что наш меценат взбеленится и велит всех отправить обратно. Но пять детей — два мальчика и три девочки — это первая удача!

После того, как отбор завершился, в Равенсбрюке мы более не задержались и двинулись в обратный путь. Как и обещал Ревер, для женщин и детей выделили две подводы, запряженные старыми кобылами. Править одной назначили меня, ко второй определили Виндека, весьма недовольного таким поворотом дела.