Черные ножи 4

— Как вы себя чувствуете? — тут же спросил он.

— Очень плохо, слабость, головокружение, тошнота. Я едва не замерз насмерть этой ночью. И лишь чудо спасло меня от смерти!

— Но вы провели ночь в карцере без какого-либо источника тепла?

— Провел, — вынужденно согласился я.

— Вы-то мне и нужны! — безапелляционно заявил Риммель. — Если бы я сразу понял ваш потенциал, то не потерял бы столько времени. Впрочем, мы еще можем успеть до его приезда!

Тон и целеустремленность доктора мне однозначно не понравились. К тому же, я прекрасно понял, о чьем скором приезде он говорит. Конечно же, речь шла о Гиммлере. Я уже думал, что лучше бы вернулся в лапы жесткого и жестокого, но относительно предсказуемого фон Рейсса. А вот, что именно намеревается проделать со мной доктор Риммель, я даже представлять не хотел, памятуя о тех документах, которые обнаружил в его сейфе.

Я попытался подняться с кушетки, но доктор сделал знак, и солдаты схватили меня за руки, придержав меня в лежачем положении. Можно было попытаться вырваться, но я не стал показывать собственные силы до поры до времени.

Сестра Мария ловко взяла у меня кровь из пальца для анализов, а доктор ходил по кабинету и довольно потирал руки. Увидев, что медсестра закончила, он приказал:

— Тащите его за мной!

И вновь меня подхватили под руки. Я не сопротивлялся, пока ничего не предвещало смертельной угрозы, но когда меня занесли в знакомую комнату с двумя резервуарами, а руки тут же сцепили наручниками за спиной, дергаться было поздно.

— Внутрь его!

Голый, со скованными руками, я слегка растерялся от скорости происходящего, а через минуту уже отплевывался, с головой погрузившись в ледяную воду. К счастью, глубина резервуара, в который меня буквально зашвырнули, была не больше полуметра, так что в сидячем положении захлебнуться я никак не мог.

Но главная проблема тут была иной. Температура воды была почти нулевая, на поверхности плавали куски льда, и сверху уже задвигали плотную крышку с небольшим отверстием для доступа воздуха.

— Пять часов! — услышал я приглушенный голос Риммеля. — Если продержишься столько, потом тебя вытащим. Обещаю!

Пять часов? Да он шутит! В такой холодной воде сложно пробыть и четверть часа, даже если ты тренированный «морж».

Дьявол! Почему опять я?

Двигаться, нужно больше двигаться! Если ночью в камере я даже уснул, и это мне помогло, то здесь в резервуаре о подобном и думать не стоило. Никакая усиленная регенерация не справится со столь сильным стрессом для организма.

По сути, шансов у меня нет. Никто не может выдержать это испытание, человеческое тело попросту не приспособлено для пребывания при таких низких температурах столь долгий срок.

Но самостоятельно выбраться наружу я не мог. Раньше, чем через пять часов меня отсюда не вытащат. Да еще эти чертовы наручники… сталь охладилась настолько, что жгла запястья могильным холодом.

Если бы резервуар был больше, я мог бы ходить, это дало бы минимальный запас тепла, но я сидел, стараясь дышать глубоко и равномерно, благо, свежего воздуха внутри хватало.

— Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять…

Некоторое время я пытался читать вслух детские стишки, но вскоре перестал — зуб на зуб не попадал. Потом начал крутить головой влево и вправо, надеясь чуть размять шею, поджимать ноги к груди, но скоро понял, что все бесполезно.

Я едва мог дышать от леденящего душу холода, сковывавшего все мои члены. Сначала свело икры на ногах, и это на какое-то время даже помогло, дикая боль освежила мозг, впрыснув в кровь немного адреналина. Ноги стали как деревянные колодки, и находись я на глубине, непременно утонул бы.

Потом свело руки и шею, и я бы точно нахлебался воды, если бы вырубился. Но я еще держался, отчаянно сражаясь за собственную жизнь.

Сколько прошло времени? Я давно сбился со счета. Полчаса? Час? Ответить я не мог.

В какой-то момент я понял, что не чувствую больше ничего, даже холода. Тело почти перестало мне подчиняться, и сознание вновь начало угасать.

Если не выдержу и потеряю сознание, то попросту захлебнусь.

Сердце начало биться с перебоями.

Неужели болезнь Димки опять вернулась? Совсем недавно, несколько дней назад, уже проявились первые симптомы, но потом они ушли и не возвращались, и я подумал, что это была случайность.

Нет.

Организм, который переродился с моим появлением и, как я думал, полностью восстановился, вновь начал сбоить. Как процесс рецессии у ракового заболевания. Казалось, болезнь побеждена, и все в порядке, но в какой-то момент она возвращается вновь, стократно усилившись, и мало кому удается выиграть повторную битву.

Я поплыл… не в физическом смысле, а ментально. Мысли мои перепрыгивали с одного события на другое, я вспоминал все, случившееся со мной за эти месяцы.

В любом случае, я успел сделать многое, и даже, если сейчас меня не станет, то, надеюсь, я оставил свой небольшой след в нашей истории.

И все же, хотелось большего.

Чертов Риммель и его методы! Впрочем, не он первый.

Многие думают, что именно немцы в Первой мировой перестали использовать «джентльменские» правила ведения войны, начав массово применять отравляющие вещества, распыляя их над русскими окопами. А потом, тридцать лет спустя, они лишь продолжили собственную практику истребления солдат противника, используя для этого все возможные средства и самые современные достижения химической промышленности. А до этого, мол, войны велись по правилам, по совести и чести, где пленных не убивали, а с захваченными мирными жителями обращались уважительно.

Чушь! Даже в войне 1812 года войска Наполеона, эти «славные» французы вырезали деревни и села похуже фашистов сто лет спустя, насиловали, убивали, грабили. Сжигали людей живьем, вешали их, резали на куски, топили в нужниках. Уничтожали все живое, что встречалось на их пути. Вырезали целые деревни, не жалея ни женщин, ни детей.

Потом те деяния ушли в историю за давностью лет, и никто не хотел вспоминать былые «недопонимания», дабы не ругаться с нынешними представителями союзной нации. Но это было, и это надо знать.

Однако, немцы превзошли своих учителей во всем. Они не возвели процесс убийства в культ, они сделали гораздо хуже. Они устроили организованный поток, конвейер, словно на заводе Форда, где собирали машины. Там каждый рабочий знал свое место и отведенную ему роль.

В Америке 30-х каждый рабочий с автозавода был на хорошем счету и всегда мог претендовать на место в другой компании. Кроме тех, кто работал у Форда. Почему? Все просто. Конвейерная система не позволяла человеку стать специалистом широкого профиля, как в других местах. У Форда каждый отвечал за свой крохотный участок работы, и убери его оттуда, он становился полностью бесполезен.