Чипсы

С Дэном я чувствовала себя спокойно, и это было самое главное. Он покупал мне маленькие чипсы, я их смаковала и чувствовала себя спокойной. Я жила школой - там был Дэн, а по воскресениям он встречал меня из бассейна. Дэн не умел плавать, он не соглашался ходить в бассейн. Я хотела попросить папу дать денег Дэну на абонемент, но Дэн отговорил. Он был напуган. Мы и потом, в последующие наши два "счастливых" лета, ходили на пляж всего один раз. Он говорил, что на меня весь пляж смотрел, и он стал себя чувствовать уродом рядом со мной. Я попыталась объяснить Дэну, что у меня очень дорогой купальник, поэтому все смотрят не на меня, а на купальник, а на самом деле все пялятся на Злату, но Дэн только молча покачал головой.

Дэн никогда не объяснял прямо, почему он не перестаёт пускать Макса и Злату в гости. Мямлил:

– - Они мои друзья.

Макс всегда являлся к Дэну с сумкой еды. Жевать у Максавошло в привычку, такую же пагубную, как алкоголь или табак. При первых наших встречах у Дэна Макс совсем не удивился, что я теперь с удовольствием ем чипсы. Он глубокомысленно изрёк:

– - Наконец-то Ряска поумнела.

– - Я смотрю, какой ты умный - не обхватить, -- огрызнулась я.

– - Да нормальный я. Мне комфортно, так в вашей рекламе говорится?

– - Комфортно, -- хохотала Злата.
– Когда ходить разучишься, вот тогда тебе совсем комфортно станет.

– - Ну не всем же дохлыми быть как вы. У меня гены, предрасположенность.

– - Предрасположенность у него, слышишь, Арин?
– смеялась Злата.

И я улыбнулась ей в ответ. Мы стали подругами. Больше того: оказалось: у Златы и нет подруг, кроме меня. Старшие девочки, с которыми она общалась, закончили школу, в классе она ни с кем никогда не дружила. Она вела себя высокомерно, так же, как я. Но у меня это было просто защитой. Как ещё вести себя человеку, которого одноклассники сторонятся, опасаются, боятся? Злату же считалась самой стильной и красивой девочкой школы. (Это было похуже папы-прокурора и восточных единоборств, которыми я занималась все летние месяцы в спортивном зале ОВД с операми и участковыми.) Злату ненавидели некоторые учителя: она, стройная, глазастая, сильная и гибкая, напоминала им, что их молодость давно прошла; Злату ненавидели девочки: она напоминала им, как можно выглядеть; Злату ненавидели и некоторые мальчики: она напоминала им о том, что есть девушки "как звёзды" -- можно любоваться, но нельзя достать. Я в классе всё-таки общалась с народом, перекидывалась фразами, вопросами-ответами, Злата же - ни на кого даже внимание не обращала. Она говорила так:

– - На уроках я отдыхаю.

И это было сущей правдой. Злата приходила в класс, садилась и сидела, смотрела в окно, глядела вокруг - думала, мечтала. Всегда молчала. Если вызывали к доске, она шла медленно и осторожно, "экономя жизненные силы". Злата уставала в парикмахерской, где была чем-то вроде подмастерья, она уставала на изматывающих тренировках. Она ещё продолжала выступать, но только в командном зачёте за регион. А больше всего она уставала на "спортивной аэробике", которую преподавала детям, не отобранным в группы гимнастики. Из-за того, что Злата подрабатывала помощником тренера, с ней не общались девочки с гимнастики - все бы хотели остаться во Дворце Спорта.

– - Ничего не скрывай о нашей компании...
– - говорила мама.

– - Какой компании?
– я тяжело стала соображать, когда разговаривала с мамой. Я боялась оскорблений и нотаций о "либидо", поэтому тупила.

– - О нашем бизнесе, Ариша. Раз уж с этими придурками стала знаться, то рассказывай. Эти парикмахерши любят чаИ погонять, деньги у них есть... да и маски могут посоветовать, скрабы, питание для волос и ногтей. Это нам может быть на руку. Лена-то Монахова у них не стрижётся, мы с ней во Владимир в Салон красоты мотаемся, заодно коробками сами возим туда товар.

Во Владимире действительно всё началось с парикмахерш, с которыми маму познакомила тётя Лена. Она почему-то не стриглась, как все, в Мирошеве. И это обернулось новым рынком сбыта, когда мама с тётей Леной только начинали работать вместе. Не то чтобы мама как и прежде впихивала всем вокруг наши чаИ, "Экология леса" раскрутилась и не прогорала. Скорее, предлагать нашу продукцию всем всегда и везде вошло у мамы в привычку. Она часто рассматривала окружающих не как просто людей: собеседников, близких по духу, ровесников, младше или старше. Мама везде искала потенциального покупателя. Мама мыслила как маркетолог: покупателю можно навязать как плохой, так и хороший товар, как полезный, так и вредный. Главное, чтобы люди узнали о товаре и рассказали знакомым. Тем более, что после скандального списка прекурсоров рецептурно-производственный отдел в "безбашенной" аптеке, мамино детище и наша гордость, стал затухать. Ну что это такое: перманганат калия 10%-ый запретили! Мы стали торговать раствором перманганата, но он же разлагается. Все отчёты были на тёте Лене Монаховой. Как ловко она разобралась с проверкой, устроенной нам! Как очаровала всех проверяющих, тут же "случайно" разбив пятилитровую капсулу с запрещённым новыми правилами реагентом. Мама была очень довольна, что так всё обошлось, что справились своими силами и не пришлось вмешивать в это недоразумение папу.

Папа , не смотря на занятость, вмешался в мои, а не мамины дела. Папа разузнал, что я общаюсь не только с Дэном, но и со Златой и Максом. И стал заниматься со мной "стратегией". "В выигрыше всегда любезный и внимательный, спокойный и воспитанный. Следующий ход всегда за ним, пусть даже стратег и подонок. Психов не любят. Не психуй, не ругайся, не злоупотребляй язвительностью и иронией, этим ты ничего не добьёшься. Действуй лояльно, то есть - стратегически: предугадывая события и выжидая", - приблизительно так говорил папа. Мама тяжело молчала, слушая это. А уж она-то могла быть очень ласковой и любезной. У неё это шло от сердца, было в крови, а тут - стратегия. Мама была не согласна. Мама всегда была человеком настроения - это я теперь понимаю хорошо. С возрастом, развращённая положением в городе и уважением окружающих, стала необузданной.

Стратегия. Я не думала о стратегии. Я знала, что Злата и Макс часто бывают у Дэна. Я знала, что они покуривают не только сигареты. Дэн этого не говорил, отнекивался, клялся. Но запах. Я знала, какой запах у анаши. Он разный в зависимости от качества, но шлейф -- всегда однотипный разной насыщенности - горечь болотного цвета. Тяжёлый запах. Я принесла Дэну подушки, пошитые из натурального льна и набитые смесью полыни, зверобоя, мяты и табака- они впитают шлейф, забивают горечь воздуха.

– - Не понял, -- сказал Макс, озадаченно пощупав подушку.

– - Травяные?
– удивилась Злата.

– - Да. Набитые травою, -- жёстко, не смотря на папины инструкции, сказала я.

Дэн спокойно относился к тому, что Макс и Злата дымят. Они делали это редко. Обычно после контрольных или по праздникам. Злата вообще делала одну-две затяжки, Злата была сильно загружена, уставала и "немножко расслаблялась". У них с Максом была одна гильза на двоих. Иногда они говорили Дэну, что дымят, а приносили обычный сливовый табак - отец Макса всегда сам набивал себе папиросы с помощью специальной машинки. Макс у него подворовывал или как он говорил "угощался без спроса".

Дэн всё-таки старался, чтобы я не пересекалась с бывшими моими обидчиками. Но я, зная как опасны все эти покуривания, специально стала приходить и в "их" день - по субботам. По воскресениям или будням, когда Дэн встречал меня с танцев или из бассейна, я всю обратную дорогу рассказывала ему ужасы о курительных смесях. Я его запугивала. Я боялась за Дэна. Он ни разу не курил и не кололся - я верила, но он был, как предупреждал меня папа, в группе риска. Его старший брат должен был освободиться года через два. Он сидел по части первой за сбыт и хранение. В Иголке был рассадник наркоманов. Иголочка портила все показатели не только по городу, но и по региону. А Дэн с детства привык к шприцам, валяющимся рядом с их пятнадцатой школой, к компаниям, собирающимся на футбольном поле, где в футбол гоняли только дети, а чуваки постарше сидели на асфальтовых трибунах и "прожигали молодость".

Папа теперь часто любил повторять, что самое важное - профилактика противоправных действий. Деликатно и ненавязчиво, в лёгкой сизой дымке комнаты, я рассказывала Злате и Максу о процессе разрушения нейронов и клеток мозга. Максу всё было всё равно, но он перестал дымить.

– - Я эти деньги лучше на бензин потрачу и на еду для шашлыка, -- стал говорить он в мае, после четырёх месяцев моих субботних лекций.

– - Да у тебя бензин халявный, -- говорила Злата.

Макс протестовал, что не халявный, что его отец давно уже сам оплачивает свой бензин на своих заправках и всем друзьям перестал давать и в долг и даже пятипроцентные скидки.