Цыганские сказания

— По счастью, теперь у вас есть возможность есть их ртом. Кстати, в отличие от меня, — Ференц появляется с полным подносом. Нечего и говорить, что пирожные на нём маленькой Лилянке Хорват даже не снились. У кухарки, похоже, лежали в холодильнике коржи специально на такой случай, и она соорудила из них настоящее чудо при помощи взбитых сливок, пасты из ягод, винограда, вишенок, персиков, ванильного сахара, корицы и шоколадного сиропа. Сложный и свежий запах дразнит мне ноздри, смешиваясь с ароматом какао. Уже время полдника, а я даже не позавтракала. Если не считать пары глотков кофе утром.

— Интересно, понимают ли все эти люди, записывающиеся в очередь, чтобы однажды, может быть, стать вампирами, от чего они отказываются? Я раньше невероятно любил пирожные. Теперь у меня вкус тоньше, и я различаю больше оттенков. Однако теперь я могу только дразнить себя, перекатывая еду во рту и сплёвывая потом. Но необходимость сидеть с тазиком в одной руке, если в другой у тебя вилка, убивает всё наслаждение от еды. Остаётся возможным только время от времени баловать себя порцией мороженого или ложечкой ягодного мусса. Вы не представляете, какой вклад в рецептуру мороженого и увеличение его ассортимента внесли вампиры! — жалуется Беренчи, разливая какао, пока я устраиваю Шаньи на детском стульчике и подаю ему одно из пирожных. По счастью, у принца нет знаменитой детской привычки расшвыривать и размазывать еду. Или я просто пропустила этот чудесный возраст. — Правда, люди всё равно нашли способ всё испортить. Я про искусственные пищевые добавки, понимаете? Теперь почти любое мороженое в магазине обладает вкусом жвачки. Клубничной, яблочной, банановой и прочей. Если бы я хотел насладиться вкусом фруктовой жвачки, я бы её купил! Зачем подсовывать мне её под видом мороженого или сорбета? У меня и так не очень много радостей в этой жизни.

— Отчего так фаталистично? У вас ещё есть общение с хорошими людьми, вина и другие напитки, музыка, искусство. Ваше творчество, наконец.

— Говно мои стихи, — с сердцем произносит вампир. — Шаньи, не вздумай повторять это слово. Такие слова хорошие мальчики не запоминают. И, Лиляна, извините, что я за столом. Поэзию Ференца Беренчи вообще нельзя упоминать в приличных местах, я считаю.

Он, наконец, садится, с удручённым видом уставившись в одинокое блюдечко с десертом, собранным кухаркой лично для него: взбитыми сливками, политыми ягодным соком.

— А хорошие люди к тому же умирают. Вот вы, Лиляна, умрёте лет через двадцать. Потому что у вас, по счастью, нет возможности стать одной из нас в силу самой вашей природы. Так вот, вы умрёте. И вам будет всё равно. А мне с этим жить.

— Да, действительно, — бормочу я, стараясь придать своему голосу побольше сочувственности. Как говорится, у кого-то жемчуг мелкий, а у кого-то фусуица на одной воде.

— Ференц груфтный, — констатирует Шаньи, запуская ложку в пирожное.

— И знаете, что самое ужасное? — вопрошает Беренчи.

— Даже не представляю себе.

— У меня осталась аллергия на кошачью шерсть. В чём великий смысл становиться бессмертным и не знающим болезней, если у тебя то и дело начинают течь сопли, потому что все, кому не лень, разводят или прикармливают кошек, а те, кто не разводят и не прикармливают, ходят к первым в гости и не обрабатывают потом как следует одежду? Даже ваш муж и подопечная, и те будто нарочно устроили так, чтобы я не мог к ним подойти. Хотя я и сам не очень рвался. Катарина — очень грубая девочка, говоря откровенно.

— У нас дома нет котов. И никогда не было.

Ещё пока я говорю, мой желудок сжимается от нехорошего предчувствия.

— Теперь точно есть. Наверное, вам просто не сказали. Может быть, это был сюрприз. Какой-нибудь очаровашка-котёнок из тех, что так умильно смотрятся на фотокарточках в сети. С целью немного компенсировать то, что вы не можете завести своего ребёнка. Чтобы не чувствовали себя неполноценной.

— До вашей последней фразы я и не чувствовала. Спасибо, — огрызаюсь я. Аппетит снова пропадает, будто не было.

— Ох, нет, Лилиана! Я не хотел... то есть, я не подумал... конечно, мне следовало подумать... Я просто хотел сказать, что ваш муж вас очень любит, может, он хотел сделать сюрприз.

Я смотрю на Ференца — всё-таки не часто увидишь его без улыбки. Стоит запомнить на будущее. Вдруг больше не доведётся.

— Мы в разводе. Если вы ещё не заметили, мы живём раздельно. Ешьте сливки, пока не опали. Уверена, они очень вкусные.

У Беренчи глаза округляются — и вдруг наполняются слезами:

— Ну вот, ко всему прочему, я ещё и узнаю обо всём последним! Всегда!

***

Как бы ни сводило от страха живот, а поужинать надо; я почти уверена, что украдут меня именно сегодня. Так что необходимо проглотить хоть пару ложек съестного. Или вилок: я как раз таращусь в меню, пытаясь понять, что бы такое сжевать, чтобы польза была, даже если меня вырвет. Пробавляться на ужин супами не хочется; паприкаша здесь нет — я сама настояла на ресторане греческой кухни. А то вдруг умру и не попробую.

— Вы есть пришли или читать? — не выдерживает Тот. Возможно, он опять что-то чует: вызвался сопровождать меня в качестве кавалера. Была бы рада, если ему удалось бы разоблачить ребят из Ордена Сорокопута, но увы, ещё моё похищение в кинотеатре показало его бессилие перед их объединёнными чарами. Никто мне, бедной и разнесчастной, не поможет.

— Я не могу выбрать. Я же здесь в первый раз, — почти с отчаянием жалуюсь я.

— Дайте сюда, — Ладислав протягивает руку, и я передаю меню ему. Официант, высокий худощавый парень с вымазанными гелем волосами, с облегчением переступает с ноги на ногу, чтобы обернуться к вампиру. — Салат из фасоли. Все цыгане едят фасоль, верно? Долмадакья, эти, с фаршем. Почти то же, что ваши сарми, так что всё будет как дома, только не дома. Полагаю, примерно такого вам и хотелось. Вино...

— Не надо вина. Кофе, пожалуйста. Со сливками и сахаром.

— Кардамон, корица, какие-то ещё специи? — мурлычет официант.

— Нет. Обычный кофе. Не по-гречески, не по-арабски, никак. Кофе. Сразу.

— Может, тогда обычный кофе — сразу, а греческий — ко второй половине трапезы? Он довольно долго готовится. Уверяю вас, вы всю жизнь будете жалеть, что зашли в греческий ресторан и не попробовали кофе с каймаки, настоящий греческий кофе! – голос юноши сочится маслом и мёдом.

— Каймаки — это что? С него не пучит, как с кардамона? Изжоги не бывает?

— Каймаки — это просто пенка. То есть не просто пенка, это особенная, удивительно вкусная пенка. Если вы не пробовали кофе с каймаки, вы вообще не пробовали кофе.

— Ладно, давайте, как вы предложили.

— И мне тоже кофе. Обычный, а потом греческий, — Тот отдаёт юноше меню и откидывается на спинку стула, разглядывая меня.

— Что?

— Раз уж мы здесь... и наедине...

Меня немного напрягает такое начало.

— Вы ведь асексуал, верно?

— Естественно. Моё обращение в вампира было исключительно гуманным. Не напрягайтесь так. Я просто хотел поговорить о вашем муже.