Дар памяти
Шрифт:
Вы… собираетесь смотреть все?
Все, включая ваши сексуальные приключения и детские походы на горшок.
Хорошо. Вы можете поклясться, что все равно будете лечить меня, если увидите в моих воспоминаниях что-то, что оттолкнет вас от меня? И что все это останется между нами.
Гжегож замер.
Что? – Он помолчал минуту. – Моей клятвы целителя вам недостаточно?
Разве она является магической?
Нет, разумеется, нет. Что ж, клянусь магией моего рода, нет… так будет лучше – клянусь здоровьем моего отца, что не отступлюсь от вашего лечения. Хотите что-то еще более серьезное? Нерушимый обет?
Он
Не стоит.
И выпалила быстро, чтобы не передумать:
Я согласна. Согласна на все.
К утру Гжегож сдался. Сеанс проходил в его комнате, чтобы не беспокоить Полину Инессу, и к семи часам ряды бодрящего, выстроенные у кресла, в котором сидела Эухения, значительно поредели.
Несмотря на то, что Гжегож действовал очень осторожно и причинил ей боль только один раз, когда, видимо, пробовал пробиться через блок, Эухения чувствовала себя измученной.
Наконец Гжегож вышел из ее сознания и, отшвырнув палочку через всю комнату, откинулся на спинку кресла, сдавливая ладонями виски.
Эухения потянулась за очередным зельем.
Не пейте больше, - сразу встрепенулся он.
Но вы…
Мне – можно, вам – нельзя. Лучше я прикажу Мартине сделать кофе.
Вы забыли…
Ах да, - он потер лоб рукой, - забыл. Что ж, схожу вниз, сделаю сам.
В его отсутствие Эухения оглядела комнату, в которой после переезда сюда Гжегожа была впервые. Раньше у нее создалось впечатление, что он очень аккуратен – так тщательно он следил за своей одеждой, - но теперь оно исчезло: раскиданные вещи из его многообразного гардероба были повсюду. Камзолы и жилеты висели на всех трех стульях, а один даже на дверной ручке. На полу чуть в стороне от входа валялся роскошный черепаховый гребень с инкрустацией из четырех камней - красного, желтого, зеленого и оранжевого цвета. У гребня отсутствовали два зуба, но и без них он явно стоил всех драгоценностей в этом особняке. А вот книг не было нигде, и вообще комната напоминала жилище легкомысленной красотки, которой только и дело, что проводить время перед зеркалом с утра до ночи в ожидании выхода пред очи толпы очередных кавалеров. Если бы не еле уловимый запах мужских духов. Пожалуй, ей нравилось здесь. Нет – очень нравилось.
Она уже начала клевать носом, когда дверь распахнулась и вошел Гжегож, левитируя поднос.
Мартина работает как ни в чем не бывало, - сказал он. – И ваш брат Ромулу сидит за столом и разговаривает с ней.
Эухения застонала:
Опять!
Вы недооцениваете своего брата. Мне кажется, они до чего-нибудь договорятся.
Гжегож подал ей чашку и придвинул свое кресло ближе. Шторы на окне разъехались сами собой – видимо, он тоже был не чужд беспалочковой магии, светильники погасли.
Эухения сощурилась от слишком сильного света.
Вы не сказали ничего о том, что нашли в моей голове.
Я нашел блоки. По счастью, это ваши блоки. Это не…
По счастью? В чем же счастье?
А, - он махнул рукой. – Не обращайте внимания. Больше суток на ногах – немудрено заговориться. Это ваши блоки, но…
Но что?
Я не могу сквозь них пробиться.
Вы мало пробовали. Может, стоит быть менее осторожным?
И вы согласны испытывать сильную боль?
Да, все, что угодно, лишь бы… лишь бы вы продолжили меня лечить.
Только я не буду пробиваться сквозь них.
Почему?
Вы слишком сильная волшебница, Эухения. Возможно, ваши навыки в окклюменции и легиллименции хуже, но вы намного сильнее меня. Я не подозревал этого в начале,
и да, если хотите, я был слишком самонадеян. Ваш мозг держит оборону так крепко, что мои шансы проникнуть сквозь блоки и не повредить и ваш разум, и мой равны нулю.Он вздохнул, прикрывая глаза:
Я не знаю ни одного специалиста, который мог бы вам помочь. Точнее, я знаю волшебника, обладающего необходимыми навыками ментальной магии, но этот человек… ему нельзя доверять. Нельзя доверять настолько, что… но неважно.
Это потому что вы все видели, да?
Что вы имеете в виду?
Вы узнали, насколько я опасна и без ног, правда? – Эухения без всякой палочки отправила чашку на комод. – А с ногами буду еще опаснее.
Гжегож удивленно посмотрел на нее:
Вы имеете в виду приключение на ферме?
«Приключение» - вы это так именуете? Да, именно его.
Он повел плечами:
Честно говоря, я никогда не придавал ему значения.
Вы знали?!!
Да с самого начала. Я проник в это воспоминание раньше, чем вы что-то успели заподозрить. Мне не нужно смотреть в глаза, чтобы установить контакт. Я могу стоять к вам спиной и даже находиться за пределами комнаты. Я могу это сделать, даже просто подумав о вас.
То есть… ничего из того, что вы увидели…
Не было новым? Нет.
И вы все это время…
Все это время.., - Гжегож встал и пошел по комнате, сминая в пальцах кружевное жабо, - все это время я…
Он остановился на фоне окна. Из-за света его профиль казался темным, и в его голосе чувствовался какой-то надрыв. Он явно хотел сказать что-то другое, но вместо этого заговорил о ней.
Это был неконтролируемый, неосознанный выброс, следствие страха, если хотите – инстинкта, доставшегося каждому из нас в наследство от животного мира. И ваши жестокие сны – это всего лишь следствие ваших страхов. А мощь последствий вашего выброса – это показатель объема вашей силы. Силы, которую вам нужно научиться контролировать, только и всего. Был бы на вашем месте я - при неумении защищаться и незнании стратегии, но при желании жить вырубил бы как минимум двоих человек. Волшебник уровня Ромулу убил бы одного. Волшебник сильнее вас вполне мог бы стереть с лица земли не только ферму, но и вообще всю гору впридачу с собой.
То есть, вы хотите сказать, что это могло произойти с каждым? – Эухения потрясенно уставилась на него.
Именно это я и хочу сказать. Инстинкты действуют впереди соображения, когда нам грозит опасность. Другое дело – иногда мы воспринимаем как угрозу совсем не то, что может ею быть. В вашем случае опасность была.
То есть, вы хотите сказать, что это не делает меня чудовищем?
Она почувствовала, как слезы катятся по щекам.
Я хочу сказать, что это делает вас человеком, которому не помешали бы упражнения на контроль. Ваша сила пригодится в полиции или в банде наемных убийц, но и там ее было бы неплохо держать под контролем, иначе вы рискуете убить и себя.
Да, все верно. Наверное, я все же ужасно ненавижу Марту и их всех. Просто Грегори всю жизнь учил меня прощению, и я не хотела признаваться себе в этом.
Гжегож придвинул кресло совсем близко и сел. Потом осторожно взял ее руку в свою ладонь и накрыл другой.
Грегори вообще такой добрый, он так много сделал для меня, - сказала она. – И мне так страшно предать его, так страшно быть другой, не соответствующей.
Да, это страшно. Не соответствовать чужим ожиданиям, - тихонько съязвил Гжегож.