Дети гарнизона

— Ничего, говорить тост — я переведу, забирать мускат, и уходить домой, как только грянут

танцы.

— Дорогой мистер «Смотрящий»! — Хелен переводила. — Мы в лице турецкого народа

покорены красотой, радушием и гостеприимством вашего поселка. За последние несколько лет

рухнули границы между нами, которые существовали много лет, и мы поняли, что очень похожи,

близки по духу и темпераменту. Так пусть же этот бокал и веселый танец сблизит больше. За

дружбу! Шерефе!

За накрытым столом и возле него собрался весь ресторан. Началось братание и продолжение

попойки.

«Господи, какими турки будут выглядеть завтра?», — подумала Хелена. Водка и шампанское

лилось рекой.

— Хочу познать загадочную славянскую душу, — хмельно смеялся Тарик.

— Боже упаси, — смешно пугалась Хелена,— это опасно для здоровья!

«Смотрящий» взял слово, говорил о будущем процветании нищего после развала

«Союзного гарнизона» курортного поселка, о счастливом будущем горожан и гостей. Кто

ностальгически всплакнул, кто пригубил, но в основном до дна. Одис норовил приобнять, терся

преданно колючей щекой. Ленка снова не обращала на него внимания, увлеченная своим

патроном, шумом беседы. Удивилась, когда увидела взгляд Оди, дикий, обиженный,

направленный к Тарику. Подумала: ревнует! Может, действительно любит?Под шумок команда

«охотников за сюжетами» оставила веселое поле боя, хотя танцы и песни в ресторане

продолжались до утра...

Черное море. Борт «Григория Сковороды»

— Заинтриговали! Хочу услышать вашу сагу до конца. А почему о муже так отрешенно, он

— в прошедшем времени?

Она отвечала, спохватившись:

— Что вы, с Оди все в порядке! Он у нас славный, сильный, порядочный — настоящий

герой, если по нынешним меркам. Но как раз его фотографии у меня и нет. Волею судеб, не

сложилось, — грустно усмехнулась. — Все-таки додавил, дожал меня. Чем? Казался надежным. С

ним пропадал всякий страх на чужбине. Уехал куда-то на Ближний Восток два года назад:

крупные сделки, отстаивание чьих-то бизнес-интересов. А может, борьба с терроризмом и все

такое... — не знаю, правда, — взяла в руку бокал, пригубила. — Первое время получала от него

весточки, а потом — молчание, только банковские переводы ежемесячно. Да разве могут заменить

деньги человека? Короче, ни жив, ни мертв, и я при нем — ни богу свечка, ни черту кочерга. Его

друзья сообщили, что может быть где-то рядом, но ему нельзя высвечиваться, чтобы не провалить

миссию. Прямо ерунда какая-то, да? Как в кино про шпионские игры. Пропал без вести, а потом

вдруг как звоночек от Штирлица. Повидаться в какой-нибудь старой босфорской таверне…

Попутчик оживился:

— Вы там, в чреве этого притона, «обалденная» танцовщица в газовых одеждах, — Нат по-

режиссерски «клубил натуру», показывая сцены руками, — играете в нарды, скажем, с дервишем.

А он там, при входе, якобы забрел не туда. И заунывная флейта, и турецкие барабаны. Ваши глаза

встречаются! Тут все смолкает… — Нат сделал паузу. — И вы ему — скупую слезу подруги, он

вам — воздушный поцелуй... Жди меня — вернусь...

Она усмехнулась с сожалением, вспоминая свои отношения с мужем. Только по наклейкам

на чемодане можно было пронаблюдать его маршрут: Ливан, Сербия, Ирак, Эмираты... Чем

занимался — спрашивать неудобно. Так повелось в личных отношениях: ничего друг у друга не

спрашивать. По приезду — ночь любви, подарки, ужины в ресторанчиках. А потом уезжала с

Тариком на съемки. Когда возвращалась — Одиссей был в тайных разъездах. Так и жили.

— Потому у нас нет детей? — стал наезжать на одной из вечеринок подвыпивший муж. —

Женщина должна сидеть дома и думать о семье. Тогда и дети будут. Мои родичи детей ждут… —

бурчал он.

Заводить с Одиссеем разговор о женской самодостаточности не имело смысла. Она только

отвечала в таких случаях: «Ты брал в жены не мусульманскую декханку в чадре».

Ревновал к удачному бизнесу, к публичности, к Тарику.

— Не умею я так любить...— она вздохнула, расстроенная немного воспоминаниями. — А

Патрик появился у нас неожиданно.

— Ясно, «подзалетели». Так бывает по молодости... — знающе кивал головой Нат. — Вы

кушайте, кушайте, — щедрым жестом обвел расставленные на столе фрукты и сладости.

— Патрик не наш ребенок, — призналась попутчица. — Усыновили. Позвонила Юлька с

ярмарки, сообщила, что ищет меня девчонка с крохой-карапузом.

Увиделись, та обрадовалась:

— Вы и есть Хелен? Я Айше, тоже из Крыма. Хелен, спасите моего сына... — и горько

зарыдала.

В общем, еще одна трагедия с нашими в Стамбуле: он — русский, она — татарочка.

Родители были против. А тут, как вы говорите, дети подзалетели. Беременность. Бежали в

Стамбул, поверили сладким речам работорговцев про выгодную работу. Преступных группировок

в это время было в Стамбуле не счесть: русские, молдавские, кавказские, украинские. И власти

особенно не вмешивались. Так, изредка, арестовывали или высылали кого-нибудь, когда уж

совсем наглели. Предъявили ее парню счет, поставили на счетчик. По системе пустили. Больше

его не увидела. Разобрали на «запчасти»…

— Слушайте, это как в «жутике» американском, — удивился Нат. — А она что?

— Родила в Стамбуле. Записали кучу долгов, заставили заниматься проституцией. А потом

решили и ее малыша... Слышали, наверное, о стволовых клетках и все такое? Страшно все это. Я

не знала, что делать с ней, без паспорта, еще и с младенцем. Она просила, умоляла, на колени