Дети гарнизона

На презентации нового молодежного шоу все шло по плану. Операторы держали ракурсы,

Хелен и Нилу работали с массовкой. Огромная дискотека грохотала звуком и переливалась, мигая,

дымными огнями. Несколько тысяч молодых людей «тусовались» в огромном шикарном

интерьере, заказывали у стоек, обжимались на балконах и галерейных переходах, тряслись в

танце на нескольких уровнях дансинг-пола. Вот известный ди-джей объявил имя Тарика, зал

захлебнулся свистом и овациями. Легко взбежав на подиум, «Живая легенда» взял микрофон, стал

тихонько напевать известную композицию. Музыканты сзади включились в заданный Тариком

темпо-ритм, и публика, засветив зажигалками, подпевала вслед. Он умело общался с залом,

отвечавшим овациями и восторженным свистом. Исполнил вторую песню. Лицо его сияло от

удовольствия массового молодежного признания. Энергетика нескольких тысяч бьющихся в

ритме турецкого блюза сердец переполняла мощным посылом. Вдруг ноги подкосились, осел на

сцену под овации, Хелен подбежала к нему в шуме аплодисментов… На ее глазах уходила

жизнь…

Уход его тоже стал частью легенды…

В Стамбуле многотысячная толпа шла за гробом Дениза. Стало пусто без него, отчетливо

очертилась граница эпохи, закончившейся вместе с жизнью Тарика Дениза.

Мирную беседу оборвал вежливый, но настойчивый стук в дверь кают-компании. Капитан с

телеграммной лентой прямо с порога бодро, но деланно-вежливо отрапортовал влиятельному

пассажиру:

— Товарищ Соколов! — гордо потряс бумажной лентой. — Только что получена

радиограмма от индийских товарищей! Благодарят! Вам отдельный большой интернациональный

привет! Приятного аппетита!

Нат поперхнулся. А капитан вышел, вежливо прикрыв дверь, задержался у дверной щелочки

послушать. С таким пассажиром, как Соколов, держи ухо востро. Услышал:

— Кого-то кэп мне напоминает, — хмурилась Лена, допивая кофе.

— Кто? Капитан?.. — шепнул Нат, и капитан за дверью напрягся. — Помнишь, фильм

«Полосатый рейс», Грибова в роли капитана? Ха-ха! Наш Грибов, наш!

— Смутно, — грустно покачала головой.

Дверь скрипнула, закрываясь.

— Елена, останьтесь! Не пожалеете… — Нат резво вскочил из кресла, дожевывая сэндвич.

— Уже начинаю жалеть, — привстала и она, и строго посмотрела на часы.

— Постойте, Леночка! Выпьем за нас!

— Пока! Целые сутки не спали, и выпили немало. Хватит!

— Отож! — хохотнул Нат. — Глупо! Впрочем, спокойной ночи, мой милый друг, хотя уже

даже не утро, — Нат проводил ее искренним сожалеющим взглядом.

Капитан едва успел отпрянуть.

Попутчики разошлись, и каждый уносил в своем сердце частичку и высказанной, и

невысказанной истории. Один — не подозревая, другая — догадываясь, что вещее ляжет кому на

пути, жизненный успех, или через тернии — к звездам? Напророчит, нахлынет, нагонит. .

Елена вернулась в каюту, с нежностью глянула на спящего сына, улыбнулась: Патрик

вернулся сам из кают-компании, устал от взрослых разговоров. И заснул на кровати одетый, в

обнимку с ноутбуком, детской непосредственностью мало чем похожий на настороженную,

напряженную родительницу, мать свою — неприкаянную стамбульскую обитательницу, чьего

ребенка усыновила Хелена-ханум, Фисташечка…

«Наверное, я плохая мать, — подумала, умиротворенно собирая с пола разбросанные

шоколадные обертки. — Безалаберная, увлеклась. Нашелся на мою голову, дамский угодник!»

Укрыла сына одеялом. Мальчуган заворочался, свернулся калачиком.

«Разбередил… Искуситель!» — Лена снова довольно заулыбалась, потянулась — сильная,

красивая, прилегла с краешку, рядом с сыном, и уснула после бессонной ночи и такого

хлопотливого утра.

Море шелестело своими бескрайними просторами. Растаяли вдали ободранные эсминцы. К

какому берегу суждено «Григорию Сковороде» пристать? Где же та пристань, то пристанище, где

ступит нога человечья и не согнется личность под буйными штормовыми ветрами в ураганах

девяностых, перемешавших снизу доверху все на огромной части суши…

Новогодний маскарад в Варне

Пока Лена отсыпалась, ее самозваный «ангел-хранитель» ломал голову с капитаном

«Сковороды»: как без газолина, отданного бенгалорцам, дойти до Ялты? Договорились:

сворачивать с маршрута и на «мертвом остатке», по волне, в ближайшую Варну. Нат, скрепя

сердце, выдал из собственного кармана две плотных пачки, оплатить заправку в Варне.

«Ни фига себе «сделочка-поездочка», так без штанов домой вернешься, — подумал,

сокрушенно качая головой. — Но куда домой? Одно радует: следы заплетаются. Это хорошо!»

В кают-компанию забежал старпом за распоряжениями капитана заворачивать к болгарам,

по радиосвязи утрясать вопросы с пограничниками и таможней. Утихший было зимний шторм

поднял новую волну, заволоченная свинцовыми тучами хлябь небесная разверзлась…

Заснули в беспокойстве, и уже вообще в беспамятстве вскочили с коек, когда в темени

тревожно завыла корабельная сирена. Снова налет? На шлюпочную палубу погнали пассажиров в

спасательных жилетах, за бортом гудел шторм и бились огромные волны. Судно кренило и

бросало. Женская половина в ужасе плакала и причитала, резвый русский оптовик лихо допил из

горлышка, отбросил бутылку в бурю, встал вровень с командой крепить палубные связки, и героя

едва не смыло за борт.

У «Сковороды» развился крен, разбалансированный груз сунулся на левый борт и —

плеснуло студеной черноморской водой в загруженные трюмы… На верхней палубе, у шлюпок,

Нат держал на руках одетого в спасательный жилет Патрика, жалась в отчаянии Лена, морщась от

брызг и холодной морской пыли. Ему было приятно держать этого сонного мальчишку, ощущать