Дети, сотканные ветром 2

– Ишь как бывает, – рядом присвистнул Вий.

Кажется, кучерявый вьюн припомнил одно утро в доме Бабы Яры. Он ухватился за ногу Кулака и вместе с прочими поспешил в башню.

На льду трепыхалось птичье перо. Лев заворожённо наблюдал, как ветер угнал его к руинам.

Его потряс леший:

– Ты же немедля ступай к Кагорте. Не дай им отнять росток. Слышишь меня! Сберегай его ото всех!

Вьюны волокли Кулака по снегу. Он, без того детина, теперь представлялся неподъёмным. Как только они оказались на террасе, двери главного входа распахнулись сами собой. Навстречу им выбежал Распутин.

– Кто, бес вас дери, напустил волшбу?! – мастер-ткач надвигался на них грозовой тучей.

Вьюны положили у его ног изувеченного всполоха. Распутин мгновение потратил на то, чтобы понять ситуацию, и тем воспользовался Лев: трубочист прошмыгнул за дверь.

– Стой, слуга! – в затылок физически ударил приказ Распутина.

Однако Лев нёсся к закутку башни, в который надеялся никогда более не зайти. Теперь там находилось его спасение, и потрясением для него стала закрытая решётка лифта. Опрометчиво было надеяться, будто Кагорта рада незваным гостям.

– Пожалуйста, – Лев с трудом разлепил иссохшие губы. – Прошу…

Секунды увязли в потоке времени, прежде чем решётка со скрежетом отворилась. Хозяйка башни соизволила принять трубочиста.

Из тускло освещённого коридора Лев вышел в сумрак зала. Жуткое безмолвие владело покоями Кагорты.

– Сюда, – шёпот направил мальчика в нужную сторону.

Лев сошёл с радужного ковра. Сквозь высокие книжные полки пробивалось мерцание свечи, стоящей на низком столике возле кушетки. В её мягком свете поблёскивал хрустальный бокал с жидкостью цвета крови. Трубочиста пробила неприятная дрожь. Сама хозяйка башни полулежала на кушетке, её многослойные одеяния стекали на пол.

Лев пытался привести дыхание в порядок. Он не хотел, чтобы в тишине зала старуха расслышала, как в его груди колотилось сердце.

– Что за чудный вечер. Давненько мне не приходилось принимать потомка Праотцов так поздно, – Кагорта, не глядя на гостя, одной рукой набивала табаком витиеватую трубку. – К тому же столь юного. О чём же будут судачить поутру в башне?

Лев разинул рот для ответа, и чем понятнее становился смысл слов Главы, тем сильнее терялась его способность к речи.

– Простите, что нарушил ваш покой.

– Ох, брось. Треклятый снег лишил меня единственного занятия, которое прочищает голову, – Кагорта постучала трубкой по медному корпусу телескопа.

Лев удивился, что сразу не заметил его ранее. Громадину с десятком окуляров и винтов для их калибровки.

– Выйди на свет, – велела Кагорта. – Хочу тебя рассмотреть… Хм, ты окреп. И не только телом. Под слоем сажи оказывается спрятана очаровательная мордашка.

Кагорта затянула трубку, и после её лицо заволокло едким дымом. У Льва защипало глаза, что послужило оправданием отвести взгляд от старухи. Из широкого окна открывался вид на значительный кусок Соборного Края. Внизу огни фонарей пунктиром вели за стену, к постоялому двору и станции. В стороне темнела роща лешего. И телескоп не понадобится, чтобы увидеть, как сиял на пруду янтарь.

– Расскажешь, зачем ты нахально обстукивал порог моего убежища? – спросила Глава. – Не думай, будто тут харчевня на Широком мосту, и я пускаю кого попало.

Лев не знал, как объясниться перед ней; после его вялой попытки начать разговор старуха продолжила:

– Беда с твоим камнем? Леший отправил мне весточку, – конечно же, Кагорта прознала про случай на пруду и из вредности играется со слугой. – Моё предложение выкупить у тебя камень в силе.

– Простите, госпожа. Для меня он дороже денег.

– И всё же ты не способен уследить за ним. Не в умениях совладать с ним. Ты смельчак. Или же глупец. После нашей первой встречи я почувствовала твой янтарь, даже сидя на пике башни. Распутин же неделю вынюхивал в подземелье всплеск волшбы.

Отголоски той боли засвербели внутри Льва. Единственный раз, когда он по глупости попробовал чаровать через янтарь.

– Страшно было? Так бывает всегда. Каждый, кто решает плести чары под стать Праматерям, подходит близко к порогу, за которым одна смерть. Сегодня твой камень погубил жизнь человека. Да, напыщенного дурака, но всё-таки человека.

– Он умер? – ноги Льва едва удержали его.

На глазах будто навечно выжгло перекошенный лик Кулака.

– Живёхонький. Благо ты успел выбить из его рук камень.

Стремительная тень и перо на льду.

– Впрочем, даже короткое сопряжение с подобным блюстителем легко превратит мозг в кашу. Распутин подоспел вовремя, а мастер Арника довершит лечение. Конечно, я бы справилась лучше. Только ведь ноги не те, чтобы тащиться через всю башню на выручку тому, кто, пробыв четыре года в Соборе, не уяснил простые правила самосохранения.

– Он считал, что у трубочиста не будет опасного блюстителя.

– Повторюсь – полнейший дурак. К сожалению, Новые рода богаты, и немало жертвуют ради того, чтобы их отпрыски прохлаждались под тенью Трезубца. Основание башни требует золотых вливаний, дыбы отстоять мой век также непоколебимо.

Изящный автоматон выкатился из тени и поднёс к хозяйке серебряный поднос. Кагорты вывалили в него пепел из трубки.

– Принёс ты мне неприятности, трубочист. Повезло, что у пострадавшего семейства нет нехватки в старших наследниках. Возможно, родители решат, будто их отпрыск встал на поиски ткача. На нашей стезе люди нередко сворачивают в гущу безумия.

Кагорта, отложив трубку, протянула руку Льву, и тот помог ей подняться с кушетки. Левую руку она всегда укрывала в одеяние.

– Изволь проводить старую женщину к её креслу, – усмехнулась старуха и повела слугу за собой. – Дрожишь как пичужка во вьюгу. В тебе есть вопросы, рвущиеся наружу. Говори.

– Что со мной будет, госпожа?

– Гляжу, ты прикипел к моей промороженной насквозь башне. Сегодня мы лишились подмастерья. На его выздоровление уйдут годы. Предположу, что беднягу женят как можно выгодней для рода. Думаю, именно такую для него готовили судьбу. Под пристальным присмотром любящей жены лечение пройдёт быстрее. Не самая страшная участь. Как считаешь?

Они подошли к трону, и Кагорта вальяжно уселась на подушки. Её взгляд пронзил мальчика, старуха высматривала его страхи.

– Что касается слуги, случайно очутившегося при происшествии, то я бы посоветовала ему впредь избегать подобных несуразиц.

– И всё… госпожа?

– Через седмицу все разъедутся по домам на зимние празднования. Подмастерья под крылышко родителей, слуги – повидать семью. Ты бы тоже съездил куда-либо, – небрежное пожелание Кагорты Лев верно счёл за беспрекословный приказ. – Многие не будут ждать твоё возвращение. И всё-таки ты приезжай, кто ж другой будет ползать по бессчётным трубам Трезубца.