Дети, сотканные ветром
Шрифт:
– Отвечай же! – потребовал Лохматый.
Его напарник оказался менее терпеливым и толкнул в грудь Льва, что он отпрянул на несколько ступеней вниз. Чьи-то руки успели его подхватить. Лев узнал Вия и Клима.
– Так они твои дружки, – засмеялся Лохматый. – Не повезло, с ними у нас определённые счёты.
Мимолётным взглядом Лев прошёлся по лицам вьюнов. Бледный Клим, по непонятной трубочисту причине, смотрел на него с надеждой, Вий же со злобой упёрся в пол. Все вокруг ждали его ответа, особенно двое всполохов, так не похожих по рождению, но одинаковых по нутру с братьями Харьковами.
–
– Ах, ты, трухоед! – на него двинулся Лохматый.
Льву и вьюнам пришлось отступить, и толпа снизу упёрлась им в спину. Поняв напрасность бегства, Вий с кулаками наготове выдвинулся вперёд.
– Что здесь творится?!
К ним спускался мужчина, не видимый Львом ранее. Несмотря на сутулость, он высился над подмастерьями, которые предпочли расступиться перед ним, словно боясь задеть его широкие одежды. Облик мужчины казался неухоженным и полудиким, а длинную чёрную бороду он засунул за пояс.
– Вы заставляете вопрошать меня дважды, – мужчина поднял посох, точно намеревался огреть им нерадивых подмастерьев.
– Трубочист всё начал, мастер Распутин! – не выдержал Лохматый.
Тёмный обожжённый посох, обмотанный разноцветными лоскутами, указал на Льва.
– Отвечай мне, трубочист, – тише, но оттого грозней зазвучало требование мастера Распутина. – Что здесь происходит?
Уже посох навис над головой Льва, однако тот только и мог смотреть на железные зубы мужчины.
– Отвечай, бес бы тебя…
Никто не узнал, что сделал бы со Львом бес. Распутин, наступив на осколок разбитого окна, поскользнулся и с кряхтением распластался на лестнице. Гробовая тишина образовалась в толпе отроков, и только посох с громким стуком скатился к ногам трубочиста.
– Извините, – выпалил Лев и нагнулся к посоху Распутина, чтобы подобрать его.
– Стой!
Все ощущения мальчика разом потухли, как взорвавшаяся лампочка. Пальцы вцепились в древко, так что заболели костяшки. Только сознание пыталось разобраться в резьбе. Отдельные изображения на тёмном древке постепенно сливались в жуткие сцены. Война, разрушение земной тверди и заливающие в неё моря.
Боль ударила запоздалой волной.
…я всё это узрела, земля так страдала…
Пришёл в себя Лев со страдальческим хрипом.
– Мастер, он очнулся, – оповестил девичий голос.
Надо Львом нависли лица десятка людей. По белым нарукавникам и передникам он узнал в них подмастерьев, практиковавших врачевание. От такого внимания Льву сделалось не по себе. Неприятное чувство усилилось, когда он понял, что одет лишь в исподнее.
– Расступитесь, – скомандовала пожилая женщина, по-видимому, главный лекарь. – Займитесь приготовлением семи видов солёной припарки. У тех, кто не справится по истечении часа, вечер закончится мытьём ночных горшков. А ты, Василиса, задвинь ширму.
У койки Льва остались седовласая женщина и круглолицая девушка в очках.
– Лежи смирно, – велела лекарь, надевая перчатки с металлическими напёрстками.
Она поставила на грудь Льву конус с маятником внутри, и начала прощупывать его тело.
От холода металла мальчика коробило. Девушка смерила его уничижающим взглядом, что только распалило Льва.– Что со мной? Где я?
– Пробуждение не повлияло на поля вокруг тела. Искривление незначительное, признаков искристой болезни не наблюдается, – проговаривала женщина. – Как и писала госпожа Вежда, организм больного восстанавливается.
– Вы знаете Бабу Яру? – поразился Лев.
– Знаем ли мы?! – воскликнула девушка. – Да под её началом сложились лучшие ведуны и лекари современности. Скорее странно, что ты знаком с ней, неуч.
– Прекрати, Василиса, – мирно сказала волхв. – Ему сейчас нельзя возбуждать чувства и мыслительные процессы.
– Простите, мастер Арника. Всё же о каких процессах мы говорим, если этот безмозглый удумал взять в руки блюститель сильнейшего ткача?
Лев подскочил на кровати, и тут же болезненно выдохнул. Тело ныло от боли, но куда важнее было то, что мальчик не обнаружил на себе янтарь.
– Не ерепенься, – Василиса прижала Льва к кровати. – Когда тебя принесли, твой блюс создавал помехи приборам. Потому кудрявый со скромником сняли его, когда раздевали тебя.
Она протянула Льву фиолетовый мешочек Бабы Яры. Мальчик с облегчением сжал укрытый в нём янтарь. Не похоже, что узелок на мешочке распутывали. Значит, Вий не пытался вновь рассмотреть янтарь. Может, на него повлиял Клим или же Лев своим примером показал, что случается с теми, кто без спроса притрагивается к вещам чаровников.
– Василиса, как тебе подобный случай для твоих следующих изысканий? – узнала мастер лекарей. – Хороший пример для наблюдения за тонкой мозговой деятельностью после непроизвольного всплеска чар.
– Я уже вынесла оценку его мозгу, мастер.
– Всё же не каждый год удаётся закончить труд выдающегося волхва. Ты же мечтала пообщаться с госпожой Веждой.
Льва немало уязвило, когда о нём говорили, как о некоем медицинском явлении. Он даже хотел прервать их размышление, но девушка сердито шикнула на него.
– Мастер, вы считаете случай значимым для отправки ей письма? – тихо проговорила Василиса, за стеклом её очков блеснули глаза.
– Госпожа Вежда беспокоится о своих подопечных. О бывших в том числе.
Мастер удалилась к остальным подмастерьям, и Василиса с каким-то нездоровым рвением плотнее загородила ширмой койку Льва и вооружилась чернилами со стальным пером.
– Когда точно произошёл всплеск чар? Что он представлял собой? Какие изменения пространства последовали за ним?
Василиса напирала с вопросами, смысл которых ускользал от Льва. Виной тому послужил ступор, накативший от такого близкого общения с девушкой. Мальчик силился припомнить подобные происшествия в его жизни. Только с нескольких попыток и оценки тупости Василисе удалось донести до Льва значение вопросов.
– В конце лета. Синий свет, – нехотя проговаривал он, припоминая и порванные картины, и два бесчувственных тела. – Будто взрыв.
– Скорей малое кручение пространства, – поучительно вставила подмастерье, и Лев почему-то не был уверен, что она правильно представила тот бедлам в комнате красного дома. – Опиши своё состояние. Как поверхностное телесное, так и тонкое душевное.