Девушка с экрана. История экстремальной любви

Музыка остановилась. Руководитель ансамбля в платиновом кителе объявил:

— А сейчас, по заказу, для нашей гостьи из Москвы, Арины, прозвучит итальянская песня «Parole».

Она обвила мою шею руками.

— Спасибо, мой любимый.

Потом оркестр играл еще четыре песни для гостьи из Москвы. Открыли вторую бутылку шампанского, присланную щедрым хозяином на наш стол. Стали носить горячее, блюд восемь. Она уже ничему не верила. У нее не было сил удивляться.

— А можно это завтра как-нибудь попробовать, у меня нет сил? Я только хочу с тобой обниматься…

Я дал команду официантам по-английски.

— Только обниматься, и все?

— Нет, кое-что еще. Чтобы ты меня страстно сжал и … Здесь неудобно говорить. У тебя потрясающие объятия.

— Неужели вам что-то неудобно, Ариночка? У вас публичная профессия — актриса.

— Я не играю в жизни, — сказала серьезно она. И стала считать: она насчитала 24 блюда на нашем столе, столике и стульях. Когда стулья освободили, подошел Саня Мартов с большой коробкой в виде сердца в руках:

— Это у нас только для очень знаменитых и важных гостей. Поздравляем вас с днем рождения!

Он вручил ей большую коробку французских дорогих конфет. Даже я был удивлен. И сделал зарубку: подарить Сане свои книги.

Ариночка пила приятное шампанское (которое на нее приятно действовало) и, похоже, сцен устраивать не собиралась: обычно она устраивала сцены, когда выпивала.

Я ждал главного сюрприза, когда принесут десерт. Наконец принесли клубнику в малиновом соусе в вафельных лепестках.

Она попробовала и просто сказала:

— Я сейчас, кажется, кончу!

Она это так естественно сказала, что я до неприличия громко рассмеялся.

— Я уже кончаю! У меня сейчас будет оргазм. Я ничего подобного в своей жизни не ела.

Она наклонилась и клубничными губами с малиновым дыханием поцеловала мои губы.

Прощальный танец мы танцевали под музыку, подаренную нам Саней: «When I'm with you, it's paradise». Классная песня, которую когда-то великолепно исполнял оркестр Миши. В вечер моей свадьбы.

Я щедро дал официантам на чай и пошел вниз, в кабинет Сани. Дивана в нем не было…

— Саня, большое спасибо!

— Алеша, я надеюсь ей все понравилось? Мы очень старались.

Я обнял его широкие плечи и поцеловал в щеку.

— Все было восхитительно! Суперпрекрасно.

Я вручил ему чек за наш романтический ужин.

— Сейчас дам команду.

Я не понял, о чем он. Два официанта вынесли за нами пакеты, набитые серебряными коробками из фольги, в которых были французские деликатесы. Ариночке — на завтра.

Я предложил ей повести машину и предупредил, что она автомат и что ничего сильно крутить и нажимать не надо. Рна завизжала от восторга. Я был в дымину пьян, но чувствовал себя хорошо.

Приехав, она быстро раздела меня и, не промедляя (от слова «немедля»), села на него.

Мы еще два раза поднялись на вершину утех и спустились в долину наслаждений.

Проснувшись в два, мы сотворили пиршество на столе, которое запивали заледенелым миндальным шампанским.

— Ты меня любишь, Алешечка? — после первого бокала спросила она. Я замялся.

— Хоть немножечко? Ну и не надо. Главное, что я очень люблю тебя, — после второго бокала еще спокойно сказала она.

После третьего бокала она устроила мне скандал.

Потом, стащив меня на пол и оседлав, как римская наездница, рыдала, брызгая слезами мне в лицо, кончая в безумном оргазме.

Ночью:

— Ариночка, что ж ты такая ебливочка? — спрашивал он.

А она отвечала, закатывая глаза:

— Что же мне делать, если я это очень уж люблю? Так, так, Алешенька, так!.. — говорила она, обнимая и наседая. И, извиваясь, поднималась на гребень волны, кончая.

О, как ей нравились его оргазмы. Ее оргазмы. Судороги, конвульсии, дрожь — вместе.

Тринадцатого марта, к вечеру, начался снежный буран. Такой лавины снега, падающего с неба, никто не видел никогда. Казалось, разверзлось наверху все, швырнув вниз на землю запасы снега на будущее столетие. С неба все валило и валило. Уже шестой час.

— Алешенька, мы пойдем гулять, когда это закончится?

— Это никогда не закончится.

— Как так?

— Будет вечный снег.

— Какой ты романтичный. Как ты красиво говоришь!

Мы наблюдали из окна, как падает снег. Бесконечно.

— А помнишь, какие красивые снежинки падали в четыре часа ночи в Москве?

— А я была голая на балконе, и ты прикрыл меня летной курткой, а потом…

— Ариночка, у тебя все воспоминания, по-моему, связаны только с теми моментами, когда ты голая…

— Или я под тобой, — серьезно добавила она, не поняв. — Это так классно. Это так сладко…

Она потрогала меня меж бедер:

— А можно, пока я смотрю на снег, ты прижмешься ко мне сзади?.. Я очень люблю… когда сзади.

— Все можно, — сказал я.

Она, привстав, уперлась в подоконник. Ей понравилась эта позиция тоже… Ей нравились все позиции, кроме одной: когда я не был в ней.

В два часа ночи мы пошли на улицу. Все было белое. Снег лежал метра два высотой, накрыв машины, улицы, дома с головой. Меня поразило, что, несмотря на безлюдье, она категорически отказалась надеть мою длинную вздутую лыжную куртку, а пошла в своем кокетливом тонком пальто.

И была очень хрупка и изящна среди белых сугробов, белой ночи и белого безмолвия.

Мы пошли к Центральному парку и вышли на обледенелый перекресток. Здесь в жаркие ночи торговали наркотиками. Вдруг несколько темных фигур вынырнули из ниоткуда. Они не спеша приближались. Я только сейчас сообразил, что в середине ночи стоял около зловещего Центрального парка, где убивали и насиловали посреди белого дня, не то что черной ночи.

— Ариш, подойди быстро. — Она подбивала носком снег с другой стороны дороги.

— Да, Алешенька.

— Стой молча и не двигайся.

Шесть человек начали нас окружать. Как в хороводе. Я быстро выхватил пистолет и, сделав шаг, приставил его к черному лбу близстоящего негра.