Девушка с экрана. История экстремальной любви

— Алешенька, а можно я еще съем мороженого, я так его люблю?!

Я иду и, голый, сервирую ей мороженое.

Она спит на диване, я сплю с наследниками в спальне на большой кровати. Чтобы дети ни о чем не догадались. Тем более родившая их. Потом окажется, что «я занимался развратом на глазах у детей».

Утром я накрываю им роскошный завтрак, я рад ее приезду. А дети блаженствуют, что не нужно есть кашу. Они едят бутерброды с черной икрой, которую привезла Арина. Почему-то все в Империи считают, что в Америку нужно привозить именно черную икру.

Целый день мы гуляем по аллеям парка над рекой на Вест-Сайд, я снимаю всех восьмимиллиметровой видеокамерой. Пока дети не валятся от усталости на скамейки.

Арина никогда не устает, она была когда-то бегуньей. (А теперь — ебунья, шучу я про себя.)

— Алеша, я должна в этот приезд обязательно купить комбинезон. Это сейчас так модно! И вообще, нужно сходить в женские магазины, мне нечего носить.

Я смеюсь.

— Почему ты смеешься?

— Я еще не встречал женщину, которой было бы что надеть.

— Я правда, Алешенька, раздета.

— Так это твоя коронка. И лучший удар.

Она псевдосмущенно улыбается:

— Я тебе нравлюсь, когда я обнаженная?

— Ты хочешь это при детях обсуждать?

Детишки бьются на скамейке за какую-то травинку, которая им обоим не нужна.

Вечером мы отвозим их домой в Нью-Джерси (она не верит, что это мой дом, бывший) и, вернувшись, всю ночь занимаемся любовью.

Просыпаемся в одиннадцать утра, и она говорит: — Алеша, я должна сегодня купить комбинезон!

Еще с прошлого приезда она прожужжала мне все уши, что ей хочется обтягивающий комбинезон.

Мы едем с ней в разные магазины. Она хочет непременно черный и без рукавов. Два дня уходит на то, чтобы найти нужный цвет и фасон. Я плачу за покупку, она счастлива и хлопает в ладоши. Комбинезон так рельефно облегает ее, подчеркивая все части тела, как будто это ее вторая кожа…

— Как ты будешь выходить в этом на улицу?

— Только с тобой, любовь моя. Только с тобой!

У нее потрясающая талия и очень стройная фигура.

— Представляю фурор, который вы произведете на улицах Москвы.

— Я хочу выглядеть красивой только для тебя, мой принц!

Свежо предание.

— Я думаю, вы долго решали проблему, как сделать так, чтобы на улице, как и на сцене и на экране, все видели вас — голой, но только одетой. И решили!..

Она сексуально улыбается. К вечеру актриса надевает комбинезон, и мы выходим в город. На авансцену!

Я в кошмарном сне не представлял, что такое может твориться, — Нью-Йорк ничем не удивишь! Но она удивила: люди переходили с другой стороны Бродвея, чтобы посмотреть на ее фигуру в обтягивающем комбинезоне. Каждый мужик буквально вперивался взглядом в ее вычерченный лобок. Какая тут Москва, вся улица была наэлектризована — в Нью-Йорке!

— Алешенька, почему они все так смотрят?

— Угадай!

— Я не знаю… я смущаюсь.

— Идет русская кино…звезда (я чуть не сказал другое слово), прилетевшая из-за океана. Такого они еще никогда не видели. В американской провинции!

Все мужчины оглядываются, нам пересекают дорогу, за нами идут, но не обгоняя. По-моему, актриса совершенно довольна, но не выдает себя.

Поздний ужин с шампанским, за длинным столом. Я достаю две коробочки и протягиваю их Арине.

— Какие часы вам больше нравятся?

Она открывает. Обе пары «Картье», одни квадратной формы, другие круглой. Она меряет их на разные руки и не знает, глаза разбегаются. Она перевозбуждена, взгляд переходит с одной руки на другую, пока после мучительных раздумий она не останавливается на круглых. Потом с сожалением снимает их с руки.

— А это кому?

— Вам в подарок, по случаю приезда и весны.

Ой, Алешенька, я не верю, это ж так дорого! — она душит меня в объятиях своими нежными руками.

— А чтобы не мучались, вторая пара тоже вам: одни будут выходные, другие рабочие.

Она бросается мне на шею и зацеловывает лицо.

Спасибо, мой любимый! Они мне так безумно нравятся! А они настоящие?

— Разве сие так важно?

— Ну скажи!

— Настоящие стоили бы тысяч восемнадцать долларов. Это очень хорошие копии, которые контрабандой делают в…

— Алешенька, а можно я в двух похожу?

— Ты владелица.

— Ты мой бог, Алешенька, спасибо!

Мы пьем шампанское… за ее комбинезон, и она, расстегнув мою молнию, целует его шампанскими губами.

— Вы хотите мне сделать фелляцию?

— Что это значит?

— Минет.

— Ой, какое прекрасное слово, я теперь буду называть его фелацио. Мой несравненный фелацио!

Она пробует нареченное имя на губах, а потом пробует носителя имени, делая фелляцию моему фелацио.

Два дня продолжалась идиллия (после подарков), а потом началась такая Ариночка, о существовании которой я даже не знал.

— Я устала сидеть дома и ждать, пока ты вернешься с работы.

— Ходи, гуляй, смотри Нью-Йорк.

— Я все видела, у меня нет денег на выходы.

— Я дам тебе денег.

— У тебя их тоже нет. Если тебе верить, то все высосали суды и адвокаты.

Я пристально смотрю на нее.

— Но я тебе не верю, ни одному твоему слову!

— Тогда пошла к черту. — Я хлопаю дверью и сажусь в спальне за подобие письменного стола. Только б не сорваться, только б не сорваться!

Дверь тут же распахивается, она стоит, уперев руки в бока.

— Мне нечего носить, я сколько раз говорила! Тебе начихать…

— Я не твой муж, говори ему.

— Ты мой любовник, я сплю только с тобой, а тебе все до лампочки, тебя ничего не волнует.

— У тебя есть красивые вещи, я покупал их в прошлый раз, где они?

Два платья, клешеная юбка, костюм с шортами. Что-то еще.

— Я не могу ходить в одном и том же годы, они уже не модны.

— Два месяца спустя? Или продали все?

— Кое-что. А на что прикажешь мне жить? Как платить за телефонные разговоры? Тебя же это не волнует, тебя ничего не волнует. Я должна выкручиваться сама.