Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— Ариночка, выйди из ванны.
— Почему? Ты не хочешь, чтобы мне было приятно? Я кончаю от одного твоего голоса…
— Это плохая привычка. Потом не отучишься.
— По-моему, очень хорошая! Ах… ах…
— Что случилось?
— Ничего… все хорошо.
— Прощай, Ариночка.
— До свидания, Алешенька.
Я подумал: чтобы кончали от «твоего голоса» в трубке — это уже высший пилотаж. Надо быть виртуозным «пилотом».
Кто ей мог рассказать про актрису «номер один»?
Спустя несколько дней она опять довела меня так, что я бросил трубку, послав ее к черту, и практически порвал с ней.
Позже
— Я слушаю, Слава.
— Что-то от вас водкой пахнет.
— Даже в трубку чувствуется?
— Голос такой, что случилось?
— Послал девушку к черту и раскис.
— Это ту актрису из Москвы?
— Откуда вы знаете?
— Вы забыли, я ей посылал приглашение.
— Зря посылали.
— Спасибо за благодарность!
Я смеюсь. С конца января я начал собирать деньги на наш фильм «Сумасшедший дом». По моему сценарию, о юноше, который по ошибке попадает в психиатрическую больницу. Мейерхольд сказал, что он сделает кино за рекордные деньги (в сумасшедшем отделении) — 100 000 долларов. Такого не бывало! Все будут работать за проценты и будущие барыши. В настоящий момент я занимался тем, что говорил со своими клиентами, но не о вкладах и инвестиционных планах, а о финансировании фильма. Хотя кино — это тоже инвестиция. Правда, самая безумная и рискованная. Как сумасшедший дом. В проходящее время я обхаживал одну состоятельную даму (тоже Арину), которая собиралась вложить 75 000 долларов. Случись это — мы были бы близки к запуску фильма. Славу интересовало, на каком этапе мои переговоры с этой дамой и ее адвокатом, который специализировался на шоу-бизнесе. Я сказал, что я пьян и перезвоню ему позже.
Больше я трубку не брал и проснулся в двенадцать дня с головной болью. Позвонил Мейерхольду и договорился с ним о встрече. Потом позвонил своему приятелю, Уоррену Николсону, владельцу одной из лучших галерей в Сохо, и договорился о свидании. Я знал, что платить за ирландца, который к тому же в душе поэт, придется мне, но надеялся, что он поможет финансировать фильм.
После большого количества водки в баре американский ирландец затащил меня в свой огромный лофт, играть в настольный теннис. Он сильно играл.
В два часа ночи я вернулся домой на метро… что равносильно самоубийству в нью-йоркских широтах. Не прослушав сообщения, я завалился на кровать и стал думать, где достать деньги на фильм. Все, что я хотел в жизни, — снимать кино. Я безумно завидовал Панаеву, что он это делает и это его жизнь.
На следующий день к шести вечера я поехал на встречу с Ариной Прекрасной. Это действительно была ее фамилия. О, это была дама! Персонаж в поисках своего автора. С колоссальной грудью, которая всегда вызывала мое уважение и невольно привлекала взгляд, и добрейшей душой. Видимо, такой же большой, как и ее грудь.
— Заходите, Алеша, здравствуйте.
Я целую руку и здороваюсь. Ей приятно, она невысокая, но очень подвижная дама.
Она приехала в Америку двадцать лет назад и начала с официантки в кафе, теперь у нее свои три кафе (на больших заводах), две компании и куча домов, земель и прочей недвижимости. Мне она верила во всем, и я не хотел терять ее доверие.— Вы голодный?
— Нет, спасибо.
— Фрукты, соки, чай, кофе?
— Только первую половину.
Она дает распоряжение, и прислуга приносит блюдо с фруктами и графины с соками.
— Может, что-нибудь покрепче?
— Спасибо, я не пью.
— Давно? — улыбается она.
— Со вчерашнего дня.
— А-а!
— Арина, я встречался сегодня со своим режиссером. Времени очень мало, мы хотим в июне уже начать съемки. Разные люди предлагают разные деньги, но мы не хотим брать у разных.
— Я понимаю, — улыбается она. — Я говорила со своим адвокатом. Он говорит, что кино — это рискованнейший инвестмент[1]. Как и бродвейские шоу, как и телесериалы. Но в принципе он не против. Сомневаюсь я.
— Арина, вы знаете, что вы мне очень нравитесь. Вы добились многого в этой стране, начав на пустом месте, рискуя, идя ва-банк, а не сидели сложа руки. Мы знаем друг друга больше пяти лет. Я вам заработал немало денег, никогда не теряя, а только умножая.
— Но тогда за вами стояла большая компания, ведущая в Америке. А здесь — «независимое» кино, с кого я буду спрашивать, если фильм не будет закончен? С вашего режиссера?
— Такого не может быть, мы ставим все на этот фильм, к тому же режиссер будет застрахован. Все наши ресурсы…
— Сколько вы вкладываете?
— Сто двадцать пять тысяч, вместе.
— А сколько весь бюджет?
— Полмиллиона.
— За полмиллиона вы снимете фильм? Я не верю!
— Верьте. Актеры, лаборатории и вся техника будут в долг и на проценты.
— Но инвесторам вы будете платить в первую очередь?!
— Всенепременно!
Она успокаивается и проглатывает крючок.
— Хорошо… я скажу адвокату, чтобы он подготовил контракт, который полностью защитит мои интересы, до единого, плюс я хочу пять процентов от сборов фильма. Посмотрим, подпишете ли вы его!
— Арина, может, все-таки сто пятьдесят тысяч?
(Я удваиваю сразу, зная ее.)
— Будьте счастливы, если я соглашусь на сто.
«Гораздо лучше, чем семьдесят пять», — думаю я. Но не говорю ей.
Вернувшись домой, звоню Мейерхольду.
— Слава, она обещала дать команду адвокату подготовить контракт.
— Сколько?
— Между ста и ста пятьюдесятью. Но если сломаю посередине — мы на коне и в седле. Но все равно этого недостаточно, чтобы сделать конфетку. Чтобы ее показывали на всех экранах мира. А главное — в Америке. Вы будете сами что-нибудь вкладывать?
— У меня ничего нет.
— Завтра я встречаюсь с человеком, который заправляет всем в ночном клубе. Вы знаете, что за люди стоят в тени этого суперклуба?
— Очень хороший клуб. Я догадываюсь.
— Они всегда получают свои деньги назад, причем с процентами.
— Что вы хотите этим сказать?
— Они даже в случае неудачи вышибают свой вклад назад. Сначала вбивают гвоздик в палец, потом в руку, а потом в голову.
— Так-так. Очень интересно!
— Мы с вами сопродюсеры. Вы помните, я хочу прийти в кино живым и остаться в нем.