Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Девятая жизнь кошки. Прелюдия
Шрифт:

13

Я оживаю минут через десять после его ухода, и начинаю истерически хохотать. Спазмы моего голоса ограняют весь наш недолгий, но интенсивный период знакомства. В моем представлении он меняет цвета: только был алым смешанным с грязно-серым снегом, как смех взбалтывает контрастные оттенки в бурое месиво, а потом вытягивает из этой безликой массы чистые краски. Солнечный желтый, небесный голубой и романтический розовый. И все это на угольно-черном фоне. Совершенный диссонанс, от которого не отвести глаз.

Я смеюсь и не могу остановиться, смеюсь и содрогаюсь всем телом, смеюсь

до слез, до звериного оскала, но в какой-то момент меня отпускает все напряжение. Будто в ледяную ванну сначала подлили кипятка, и он еще какое-то время продолжает бурлить, а после все стихает: вода стала приятно теплой. Я погружаюсь в нее, и словно качаюсь на едва заметных волнах безбрежного августовского моря. Вся серьезность, с которой я подходила к этой авантюре, все ожидания, созданные в этих отношениях долговременным дефицитом близости сейчас кажутся мне абсурдно уморительными. Я больше не погружена в них, моя голова над водой. Я могу свободно мыслить, легко дышать и плыть в любом направлении.

В воду отправляется лавандовое масло. Мое свидание с самой собой куда прекраснее многих свиданий с ним. Я поднимаю колено и погружаюсь в наблюдение за каплей воды, медленно стекающей к миллионам своих сестриц. Она кажется мне одинокой слезой, проделавшей долгий путь для того, чтобы раствориться в чем-то большем, потерять свою отдельность, но вместе с тем, и все трудности своего пути. В этом ровном движении капля уменьшается, условием ее скольжения является собственное тело. Оставаться целой, можно лишь не двигаясь с места, да и то рано или поздно испаришься...

Так быстро бегущее время рядом с И. резко контрастирует с наполненным и насыщенным, с прожитым во всей глубине в каждом своем мгновении в одиночестве. Сейчас для меня это вновь становится тем, чем должно было оставаться с самого начала: игрой, увлекательным развлечением, необычным новым опытом. И я решаю играть. В рамках чужих правил создавать свои.

14

Моя дверь не заперта на ключ. Пусть его приход, если он решится на него, будет для меня неожиданностью. С утра я отправила лишь одно смс: 'я дома, приходи...'. Я не жду ответа и не готова вступать в диалог. Интересно, если он не придет, то кто окажется оштрафованным? Я, не желающая договариваться, и диктующая свои условия? Или он, не признающий узких рамок и отсутствия права голоса? Даже это сейчас неважно.

Мой выходной день начинается с чашки чая. Я смакую новую посуду. Напиток, налитый внутрь, остался прежним, но его вкус воспринимается иначе. Зрение тоже участвует в восприятии на вкус. Теперь эти чашки не для важных гостей, а чашки для меня. Я любуюсь тонким узором, и погружаюсь в него столь же глубоко, как вчера в каплю воды. Сначала я вижу лишь завитки, а затем они оживают, составив голову медузы-горгоны со змеино-кудрявой шевелюрой. Голову, все еще плотно сидящую на плечах до встречи с Тесеем.

Чай впитывается, а после просачивается через меня и выступает испариной в самых укромных уголках моего тела, а, потому, самых горячих. После летнего чая мне требуется душ. В отличие от расслабляющего морока ванны душ молотит по мне живыми непоседливыми струями будто взывая к моей собственной утомленной энергии. Пульсация снаружи пробуждает внутренний ответ, я стряхиваю с себя остатки сна и неги, еще немного уменьшаю температуру, наблюдая за тем, как съеживается моя кожа. Выскакиваю на скользкий пол, едва не падаю, но тело каким-то невероятным кульбитом возвращает себе устойчивость. Жесткое полотенце пляшет по покрасневшей

коже, и каждая клеточка меня готова к встрече с жизнью.

Я брожу по квартире босиком и без одежды. Немного намокшие волосы кудрявятся, и я сейчас вылитая Горгона. И только от моей ловкости и хитрости зависит останется ли моя голова при мне. Сознание того, что любой может дернуть дверь снаружи и попасть в неловкое положение, снова вызывает во мне бурлящую и немного эйфоричную веселость. Неожиданно для самой себя я начинаю танцевать. Без музыкального сопровождения. Без заученных па. Без отточенных движений, выдающих многолетнюю подготовку. Я двигаюсь за импульсами своего разбуженного тела. Оживает то рука, то шея, то пятка, то лопатка. Этот танец никогда не может быть повторен на бис, и этим он совершенен.

Я устаю, и набрасываю халат, при этом продолжая чувствовать себя голой.

Я такая чистая, что мне хочется испачкаться. Я вспоминаю, что очень давно ничего не пекла, и запах выпечки выскакивает из какого-то участка памяти и тоненьким писклявым голосом упрашивает: 'создай меня!'. В моем доме нет ни муки, ни дрожжей, ни, даже, молока. Но сила желания так настойчива, что я готова спуститься в магазин. У меня шальное настроение. Я надеваю сарафан, но не надеваю белья, желая сохранить эти необычные утренние ощущения.

Мир за дверью удивляет меня. Необычным кажется все: звуки, запахи, освещенность. Как будто меня подключили к усилителю всех сигналов. Такое со мной, кажется, впервые. Я остаюсь в знакомой обстановке, но воспринимаю ее, как изменившуюся. А, может быть, мои органы чувств просто заработали в полную силу? Я не знаю, но пока наслаждаюсь этой новизной.

Я не помню ни одного рецепта, но мне не хочется обращаться к необъятной информационной бездне. Я хочу экспериментировать. Взбиваю яйца с молоком. Немного сахара и соли. Ярко-желтый разбавляется белизной, но увеличивается в объеме, пенясь. Мука вновь меняет консистенцию. Дрожжи. Я, как завороженная, наблюдаю за процессом. Сначала я управляла им, а сейчас нужно дать время течь ему по своим законам, создав нужные условия. Я зажигаю духовку, а миску ставлю на погашенную конфорку. Я уверена, что не знаю рецепта, но он появляется из неведомых недр моей памяти.

Дети привязаны к родителям пуповиной, чуть позже говорят о канате, их связывающем. Если какая-то связь между мной и мамой существует, то она сдобная: мы вылеплены из одного теста, и скреплены им. 'Тили, тили, тесто - жених и невеста'. Ведь именно женихи часто являются опорой и поддержкой невест. Мамино тесто слишком долго пролежало в ласковом тепле: дрожжи перекисли, и мама обмякает от любого прикосновения. Мое, напротив, вместо комнатной температуры отправилось волею судеб в холодильник. Дрожжи в нем притаились, притихли, и оно стало плотным и упругим, как пресное, легко выдерживая вес размягченной сдобы и не проседая. Когда-нибудь в неожиданном тепле дрожжи дадут буйный рост, и окружающие будут лишь охать, да ахать скорости моего взросления. Но сейчас я неизменна.

Я никак не могу понять, как же стать похожей на маму. Я закидываю в себя ее начинки. Книги, которые она любит. Слова, которые она считает важными. Фильмы, которые смотрит украдкой. Шоколад. И, даже, ликер кислотно-салатового цвета. Все без толку. Она мягкая и податливая, я упругая и жесткая, как подметка.

Тесто не только роднит, но и скрепляет нас. Запах выпечки никогда не покидает наш дом. Благоухающие медом коржи 'рыжика'. Воздушное суфле бисквита. Секретное упругое тесто для пельменей. Жидкая прелюдия блинных завтраков.

Поделиться с друзьями: