Дисциплина и Портянки

Мужчина говорит негромко, почти лениво:

— Что там делал Роман сегодня?

Женщина отвечает ровно, без выражения:

— Просто прогулялся до той вонючей дыры, где ты его и нашёл.

Короткая пауза. Мужчина чуть склоняет голову:

— Вот как… ничего подозрительного он не делал?

Женщина делает шаг ближе, но голос её по-прежнему холоден:

— Вроде нет. Решил устроить себе сафари на гримм. Но его опередили КРОМовцы.

Мужчина хмыкает. Губы едва заметно двигаются:

— Ладно. Приглядывай за ним. Он ведь… скользкий малый.

Пауза.

Женщина колеблется.

Затем впервые проявляет что-то похожее на эмоцию — лёгкую обиду или настороженность:

— … Зачем ты вообще его завербовал?

Мужчина медленно поворачивает голову к окну. Его лицо всё ещё не видно, только профиль в контуре луны.

Он отвечает, тихо, но с оттенком решимости:

— Нам нужны все.

Особенно такие, как он.

И потом…

Пусть лучше он будет на коротком поводке у меня, чем у… сама знаешь кого.

Женщина сжимает кулак. Но кивает:

— Как скажешь.

Она разворачивается и уходит в темноту, растворяясь в ней почти беззвучно.

Силуэт мужчины остаётся один.

Он всё так же сидит в кресле, не двигаясь, глядя в окно,

а за его спиной мерцает огонёк на приборе,

и в комнате слышно только тиканье механических часов и удалённый гул города,

где один ушлый кадет спит в капсульном гробу,

а другие силы уже начали расставлять фигуры на доске.

* * *

Металл скрипит, створки капсул открываются одна за другой, словно ряды холодильников вдруг решили проснуться.

Холодный утренний воздух вползает внутрь помещения, напоминая, что за пределами — город, жизнь и запах жареных булочек с соевым мясом.

Роман вылезает из своей капсулы, зевает, потягивается с гримасой облегчения, будто прожил ещё одну жизнь и не умер в процессе.

Глубоко вдыхает воздух и с блаженным сарказмом произносит:

— Ах, свежий утренний воздух!

Слегка отдает плесенью и лапшой быстрого приготовления…

Прекрасно!

Но не успевает он порадоваться, как из других капсул начинают выползать работяги — мужики в помятой униформе, с усталыми глазами, кто с каской, кто с пачкой лапши, кто уже с телефоном у уха.

Шорох, кашель, скрип пола, кто-то пердит в углу.

Роман вздыхает, глаза закатываются:

— Ну вот, начался симфонический оркестр…

Рядом щёлкает створка капсулы Нео.

Она вылезает, зевая, волосы растрёпаны, глаза сонные.

На лице — тот самый «я тебя убью, но потом» утренний взгляд.

Она потирает глазки обеими руками, выглядит моложе, чем обычно, почти по-домашнему.

Роман, глядя на неё, улыбается и говорит с напевной торжественностью:

— Проснись и пой, Нео! Сегодня… мы пойдём за мороженым!

Она моргает. Потом кивает — сонно, но довольно.

И делает жест, который явно значит:

«С тройной присыпкой, как ты обещал.»

Роман смеётся:

— Ну конечно, мадам. Мы же не дикари.

Только сперва — завтрак. А потом — мороженое.

Потому что баланс — он во всём.

И они идут к выходу из капсульного отеля, оставляя за спиной стонущих, трясущихся работяг и утреннюю музыку кипящего чайника у ресепшн-автомата.

* * *

Роман и Нео идут вдоль оживлённой улицы — мимо торговцев, ларьков с подгоревшими булками, вывесок вроде «Оригинальные носки из настоящего меха» и уличных музыкантов, играющих на перевёрнутых вёдрах обмотанными шнурами палочками.

Роман задумчиво ковыряет в кармане:

— Мда…

Где бы, как бы, деньгами разжиться-то?

Чтобы мороженое купить, как обещал.

Даи позавтракать тоже не помешает.

Но так, чтобы «кое-кто» не взбесился…

Он почесывает подбородок и глядит в небо:

— Значит, надо, чтобы это был тот, кого грех не обворовать.

Кто-то, за кого и совесть не царапнет, и система не вспыхнет.

И тут они проходят мимо переулка, где пахнет пылью, маслом и жареными сосисками.

Там — трое молодцеватых парней, стрижки под «крутых», кожаные куртки и кожаные перчатки с металлическими пластинками.

Они зажали подростка-школьника — в школьной форме, с ранцем, по виду — какой-то умник, с книжками в руках.

Один держит его за ворот, другой роется в рюкзаке, третий ухмыляется и щёлкает пальцами у лица пацана:

— Ну чё, мелкий, отдавай лиены и мобильник! Или сейчас в мусорку улетишь!

Роман останавливается.

Приподнимает бровь.

Глаза у него загораются.

— О! Вот оно! Нео, скажи, грабеж грабителей — это ведь не грабеж?

Нео, стоя рядом с видом «ну наконец-то», положительно кивает.

Прямо, чётко, со всей силой внутреннего согласия.

Роман довольно хмыкает:

— Я так и думал!

Он выпрямляется, поправляет плащ и они идут к «молодцам», как будто просто собираются спросить дорогу.

Но в их походке уже читается знакомое:

стиль, уверенность и лёгкое ощущение, что сейчас кому-то будет стыдно за свою профессию.

Глава 39

Интерлюдия. Кошка с Изумрудом II

Улица постепенно пустела. Большинство артистов свернули свои шатры, флейты стихли и даже поэт с табличкой «ЧИТАЮ СТИХ ЗА 2 МАНТЫ» уже собирал свои тряпки в бочку. Фонарики над головой покачивались всё медленнее, будто город сам засыпал, убаюканный ароматом чая и пряного воздуха.

Блейк и Эмеральд снова шли рядом, лениво оглядываясь по сторонам. Площадка с ушу уже осталась позади, и теперь они шагали куда-то, не имея особой цели.