Добрый мир

— Где лежало, где лежало,— передразнил его Илья Тимофеевич.—

Вылазь! Противника уважать надо!

Илья Тимофеевич сел на место Калачова.

Как Генка ни старался, эту партию он проиграл. Сейчас против него

играли всерьез. Но зато он наслушался неожиданных комплиментов.

— Смотрите, мужики, как чудно играет!

Ходы какие-то... будто в правосторонней стойке. Ты, парень, часом, не

левша? — восхищались Ковалев с Калачовым. И только Косарев,

как всегда, был с ним не согласен:

— -Да ничего там чудного нет. Обыкновенно играет. Не надо было

дурью маяться

со своим детским матом.

— Вы не правы, Николай Антонович,—

возразил Косареву Илья Тимофеевич.— Стиль игры и вправду

необычный.

Когда, вспотевший, Генка отошел от шахматного стола, его похвалили

еще раз. Марина Анатольевна одобрительно выставила в его адрес большой

палец правой руки.

В этот вечер с Генкой что-то случилось. Он сомнамбулически ходил по

комнатам, натыкаясь то на мебель, то на Агнию Семеновну, подолгу стоял у

окна без движения, словно что-то припоминая, а потом затопил печку. На

встревоженный вопрос матери — зачем он это делает, ведь красно лето на

дворе! — он ничего не ответил. Только через минуту, будто спохватившись,

извиняющимся тоном сообщил, что давно не видел огня. Агния

Семеновна не на шутку встревожилась. Но еще больше

напугало ее внезапное Генкино возбуждение.

— Мама, одевайся! Сколько времени?! — он вскочил на ноги и едва не

упал, до этого на корточках сидел у печи.

— Куда?

— Сколько времени? Библиотека еще работает?!

— Да, до девяти...

— Ну одевайся же скорей! Я не записан! Ну пойдем же!

Агния Семеновна быстро переодевалась.

— Ты хотя бы объяснил мне...— пыталась она как-то собраться с

мыслями. Но Генка буквально осатанел:

— Пойдем! По дороге!

Крепко держа мать под руку и почти заставляя ее бежать, он в крайнем

возбуждении объяснял ей ее действия:

— Ты сейчас возьмешь у них все про шахматы, поняла? Все, что у

них есть! Учебники,

сборники партий — все! Мне нужно, я тебе

потом расскажу...

Агнии Семеновне подобрали четыре книги, больше дать отказались.

Но среди них был хороший толстый учебник, и Генка остался доволен:

— Молодец, спасибо! Ты, мам, не думай, я

в порядке. Мне только очень надо. Ты же знаешь, они все играют, а

мне... а я тоже хочу

с ними играть, понимаешь! Ты же сама говорила, что надо быть в курсе!

Сейчас, по пути домой, он выглядел немного спокойнее, чем полчаса

назад, и у Агнии Семеновны отлегло от сердца. Тем более что в

действиях сына стал просматриваться хоть какой-то смысл.

Дома он сразу же разыскал в кладовке шахматы. И с этой ночи в доме

у них началась странная жизнь.

Он приходил с работы и, наскоро похватав еды, исчезал в своей

комнате. Агния Семеновна до предела убавляла в телевизоре звук и терпеливо

ждала десяти. В десять он выходил на программу «Время», бледный и

измученный. Каждый раз Агния Семеновна заводила разговор о том, что так

жить нельзя, что так в конце концов можно заболеть и что любое увлечение

должно быть разумным. Но сын только улыбался и просил за него не

беспокоиться.

После «Времени» они гуляли. Шли не спеша к набережной или к

центру и рассказывали друг другу о жизни.

— Сегодня помидоры пасынковала,— делилась Агния Семеновна

своими заботами.— Какие-то хилые они у нас нынче. И на яблонях червячок

завелся. Ты бы посмотрел?

— Ага, мам, посмотрю. Я сегодня опять играть отказался. Чуть не

согласился, когда Илья Тимофеевич звал, но все же волю проявил. Мне еще

часы освоить надо. Ты не против, если я куплю шахматные часы?

В половине двенадцатого странная жизнь за Генкиной дверью

продолжалась вновь. Агния Семеновна вслушивалась в звуки этой жизни, и

тревога опять закрадывалась ей в сердце. Там, за дверью, по деревянным

полям грохотали воинственные армии, там яростно трубили слоны, ржали

истекающие кровью кони и рушились троны. Там тяжко скрипели половицы и

чей-то чужой голос ликующе вскрикивал: «Ага! Победа! Король умер!»

Впрочем, все это было совсем не так громко. Никто не кричал. Скорее, там

бормотали. Сын и в детстве любил играть вслух.

Вскоре в доме появились часы, и Агния Семеновна приобщилась к

этой удивительной жизни. Она никогда не играла в шахматы и не знала даже,

как ходит конь, но сыну нужен был спарринг-партнер, и она стала этим

партнером. Это была очень смешная игра. В этой игре было совершенно не

важно, прыгнет конь буквой «г» или скакнет напрямую через всю доску. Здесь

важно было одно: после каждого хода правая рука должна была нанести

аккуратный удар по кнопке часов. Ход — удар, ход — и снова удар. Невинная

забава эта продолжалась несколько дней.

Наконец Генке показалось, что он готов.

Несколько дней он с глазами голодного кота ходил вокруг играющих и

ждал, когда его пригласят. Но его не приглашали. Наверное, привыкли к его

отказам. Тогда, не в силах больше бороться с искушением, он решился

предложить себя сам.

Дело было в обед. Калачов, высадив подряд троих или четверых, как

два месяца назад, потребовал настоящих мужчин. Он вообще здорово играл,

когда бывал в ударе.

— Ну, кому еще отомстить? — наслаждался своей непобедимостью

Калачов.— Кто там следующий?

— Отомстите мне! — торопливо сказал Генка и принужденно

улыбнулся.

—

Вот это новость! Ты откуда? — Калачов

сделал приглашающий жест.— А я уже думал,