Добрый мир

— смонтировали в цехе всего полгода назад взамен маломощных старых, и

пока они были главной цеховой достопримечательностью.

— Ну и как обновка? Добрые пироги печет? — услышал Костя голос

высокого человека в очках.

Раньше ему не приходилось слышать голосов замминистров, и он

слушал с жадным любопытством. Вся группа расположилась метрах в десяти

от него. Начальник цеха что-то ответил, но Костя не расслышал — что, мешал

шум приточно-вытяжной вентиляции. По всей видимости, обновка была

великолепной,— об этом говорила почтительная поза начальника цеха

Мишина и его счастливая улыбка. Косте даже показалось, что пухлые щеки

Мишина слегка зарумянились. Мишин продолжал что-то говорить.

Отдельные слова — «давление», «эффект» — можно было услышать.

— Минуточку! — прервал начальника цеха

замминистра. И пошел к Косте.— Здравствуй

те! Вы аппаратчик этого блока? — он протянул

Косте руку.

Костя слегка растерялся. Не оробел, а растерялся, настолько

неожиданным было обращение к нему.

— Да, я...— он аккуратно пожал протянутую ему руку.

— Вы на старых аппаратах этого блока работали? — энергичным, чуть

даже резковатым голосом спросил высокий гость.

— Да, работал. Я здесь три года работаю.— Костя с досадой отметил,

что голос его прозвучал робко и как-то ненатурально.

— Прекрасно, прекрасно. Различия в обслуживании есть?

— Ну конечно! — Костя справился со своей растерянностью.— Небо

и земля! Те же были, извините, дедушкины самовары! Пятидесятые годы!

Замминистра коротко рассмеялся.

— Ну а замечания? Замечания есть? Что

вам лично не нравится?

Костя подумал и пожал плечами:

— Не могу сказать даже... Время нужно, чтобы что-то не понравилось.

Проблем с отходами, по крайней мере, как на старых,— никаких... Не знаю, не

могу пока сказать.

— Ну а давление? Не страшно работать на таком высоком давлении?

Сейчас, кстати, сколько?

— Сейчас? — переспросил недоуменно Костя.— Сейчас вакуум.

Тридцать миллиметров вакуума.

— То есть как вакуум? — не понял замминистра.

— Ну так. Вакуум, да и все.

— То есть, вы хотите сказать, аппараты не работают?

— Ну да, стоим пока.— Костя снизу вверх внимательно посмотрел на

своего собеседника.

— Как стоите? По какой причине? Что-нибудь не в порядке? —

Замминистра мельком взглянул на Мишина и снова повернулся к Косте.

— По какой причине? Ну, я так думаю, что по причине вашего здесь

присутствия. В девять сорок остановились.— Костя тоже посмотрел на

Мишина.

— А что мое присутствие? — резко спросил замминистра. Он

переводил взгляд то на директора завода, то на Мишина, то на Костю.— ЧТО

мое. присутствие? — с нажимом на «что» еще раз переспросил он.

Костя почему-то посчитал, что вопрос адресован ему.

— Ну как... Мало ли что случится! Где-нибудь прокладка вдруг течь

даст, газанет как

следует... А у нас замминистров не так ведь и

много!

Костя вдруг понял ситуацию. Все для него стало ясным, едва он

взглянул на красное, вспотевшее лицо начальника цеха. Оказывается, гости

были не в курсе, что производство остановлено. Тут бы ему и помолчать;

какое ему дело до тайн приема высоких столичных гостей! Но ему вдруг

стало смешно. Смешно

от мысли, что и на высоком начальственном уровне случаются по-

настоящему смешные и нелепые ситуации; что у замминистров, оказывается,

такой же нос, как у всех, и за этот нос очень даже просто можно водить. И он

закончил свою мысль:

— А тут даже не у всех присутствующих

есть с собой противогазы.

Противогазов не было у двоих. У Мишина и у какого-то незнакомого

лысого человека. У того не было даже чепчика. Замминистра оглядел всех и

медленно повернулся к директору завода:

— Пожалуйста, подготовьте приказ о вопиющем нарушении техники

безопасности подчиненным вам персоналом. До тринадцати часов.

Он негромко сказал Косте «всего доброго» и стремительно двинулся в

сторону центральной диспетчерской. «Пелетон», за исключением двух

нарушителей, поспешил следом.

Костя вернулся к столу, сел и попытался разобраться в своих

впечатлениях. Несмотря на комичность ситуации, в душе у него все же было

легкое чувство неудобства. «Подвел Мишаню на ровном месте,— с досадой

подумал он.— И о противогазах зря ляпнул. Хотя не зря! Перебьются! Сами за

технику безопасности на полную катушку раскручивают! По сто процентов

премии в самый раз им будет, не маленькие... В конце концов, здесь не

пирожки пекут!» И он стал думать о том, как расскажет вечером Женьке о

сегодняшнем происшествии.

Костя женился в восемнадцать лет. Быстро, решительно и никому

ничего не объясняя. Он вообще все делал решительно и без раскачки. В отца

пошел. С Женькой он познакомился среди бела дня у себя в квартире. Мать

Кости преподавала в педучилище; Женька пришла к ней на дом сдавать зачет

по литературе. Матери не было часа два. За это время Костя успел влюбиться

так, что через две недели жизнь в одиночку показалась ему

противоестественной. Отец с детства внушал ему, что главное качество

мужчины — решительность, и Костя отбросил всякие сомнения, едва только

понял, что Женьке он тоже далеко не безразличен. Отец сдался первым.

Матери тоже ничего не оставалось делать — она своего сына знала. И первые

полгода, пока Костя не ушел в армию, они с Женькой жили в его комнате.

Причем невестка и не думала уходить в декрет, чего втайне ожидали Костины