Добрый мир

— Но почему все-таки? — Люся быстро повернулась к Коле лицом и

прислонилась плечом к дверному косяку.

— Потому что вырастет весь в папашу. Я тоже лет до восьми с

матерью спал.

— А чем ты после этого плох?— спросила Люся.

— Ты лучше спроси: чем хорош,— равнодушно сказал Коля и

отвернулся к спинке дивана.

Люся долго стояла в дверях, видимо ожидая, что он скажет что-нибудь

еще. Но он ничего не говорил, и она наконец ушла.

Утром, собираясь на работу, Люся попросила забрать из садика

Алешку не позже шести: воспитательница очень недовольна, что они вечно на

грани опоздания. И еще попросила купить молока в подвальчике, лучше

разливного, потому что витаминизированное в последнее время — вообще ни

в какие ворота. Сама она обещала быть дома не раньше восьми: ожидаются

вагоны с яблоками из Чимкента, а принимать кроме нее некому.

— Это ничего, что я на мужика мово столько хлопот навешиваю? —

шутливо-деликатным тоном спросила она, целуя Колю в

свежевыбритую щеку.

Коля сказал, что ничего.

Люся выбежала из подъезда, и почти тотчас же под окнами тормознула

желтая «Нива» Вострецовых. Ленка сидела за рулем, Андрей — рядом. Коля

изобразил им через окно приветственный жест.

Им всем троим было по пути: Ленке с Люсей — в ОРС

стройуправления, они обе работал там товароведами, Андрею — в само

стройуправление, он служил в нем инженером-экономистом. «В ранге

титулярного советника»,— любил пошутить Андрей. Коля слышал от него эту

шутку уже раза три.

Им с Алешкой нужно было в противоположную сторону и совсем

недалеко: Алеш-кина служба находилась в пяти минутах ходьбы от дома,

Колина — в пятнадцати, если пешком. В последнее время он заставлял себя не

соблазняться трамваем.

— Пошли, Батаев, пошли! — торопил Коля

сына.— Опоздаем!

Батаев-младший молча и несуетливо одевался. Спешил не торопясь.

Но из дому они вышли не позже обычного.

По пути, как всегда, говорили о делах.

— Сегодня у нас что, понедельник? —

серьезно спрашивал Коля сына.

Алешка кивал головой и бросал короткое «да».

— Как мы будем кушать на предстоящей трудовой неделе?

— Нормально,— обещал Алешка.

— А то смотри, Батаев, высеку! — со сдержанной угрозой

предупреждал Коля.

— Не высекешь, не высекешь! — приплясывал довольный Алешка.

Он любил папину манеру шутить.

— С мамой спал или сам? — продолжал свои вопросы Коля.

— Сам. А ты в иститут готовился, да?

— В иститут... Двадцать три книжки прочитал. Одна была про

воспитательницу Галину Павловну и лукавого мальчика, который

прятал котлеты в игрушечное пианино. Негодовал ужасно!

— Не обманывай, не обманывай! Ты про физику читал!

— Взрослые детей не обманывают,— наставительно сказал Коля.—

Они только друг дружку слегка. А детям взрослые рассказывают небылицы.

Это не обман.

Алешка внимательно выслушал и спросил, что такое небылицы. Коля,

как умел, объяснил.

День начинался нормально, или, как сказал бы один его приятель,

«среднестатистически». Утренняя беседа с сыном была в традиции.

С пятницы родной завод ничуть не изменился: стоял на том же самом

месте, попыхивал длинной трубой и неназойливо шумел. За проходной

пенсионеры из ВОХРа браво лопатили на дорожках снег.

В лаборатории, как всегда по утрам, приятно пахло свежезаваренным

чаем. Коля приветливо поздоровался с коллегами и достал из стола свою

чашку.

— Залив в Охотском море, последняя буква — предположительно —

«а»,— вопросительно глянул на Колю Калашников, полноватый

тридцатилетний очкарик из группы наладки.

— Анива,— запросто сказал Коля, наливая себе из колбы чай и садясь

за общий стол.

— Вот это интеллект! — восхитился Калашников.— Верно, пять

букв...— Он вписал «Ани-ву» в клеточки кроссворда.— Тогда — персонаж из

комедии Грибоедова «Горе от ума», восемь букв.

— Между прочим, уже пять минут рабо-

—

чего времени,— сказал за спиной Коли Янкевич, лаборант из его

группы.

Калашников взглянул на него, сказал: «Ты прав, начальник», и

продолжил чтение «по горизонтали».

Коля со своей чашкой встал из-за стола и пошел к Янкевичу. Тот с

диаграммной лентой в руках склонился над прибором.

— Как выходные, Семеныч? — он протянул Янкевичу руку.

— Среднестатистически,— Янкевич одарил его своим фирменным

рукопожатием.

Янкевичу было сорок шесть лет, и росту в нем было, что называется,

полтора метра в кепке; Коля был на голову выше его и раза в два шире. Но —

фокус этот удивлял не одного Колю — после рукопожатия Янкевича и какой-

нибудь его мимолетной реплики, брошенной напористым, неожиданно густым

басом, впечатление от него, как от человека тщедушного, исчезало начисто.

Кто-то из лабораторских шутников одарил его оригинальным прозвищем —

Пан Володыевский; оно показалось всем настолько удачным, что за глаза его

иначе и не называли. Фильм про маленького храброго пана, первую саблю

Речи Посполитой, видели по телевизору все.

— В субботу, наверное, меня заждались? — осторожно спросил

Янкевича Коля.

— Зачем же? — Тот положил на столик ленту и бегло взглянул на

Колю.— Пять минут сверх условленного времени — и вперед. Ты не

барышня, чтоб ждать. Занят был, что ли?

— Было маленько,— неопределенно ответил Коля.

В субботу они договаривались встретиться на лыжной базе, Янкевич

обещал показать трассу «десятки». Коля не пришел.