Дочь поэта
Шрифт:
– Ну ничего себе! – Я чуть не подавилась своим куском кекса.
– Да, крошка моя. Это тебе не лямку преподавательскую тянуть в универе.
Я откинулась на спинку стула. Наша Валя – бледная моль Валя – миллионерша! Я вспомнила нашу дачку – нет, никакой кричащей роскоши. Двинский вообще был скуповат. Но никогда не экономил на том, что доставляло удовольствие ему самому. Редкие семена для сада. Вкусная еда. Хорошее вино. Даже дачная кухня – никакого сравнения с той, на которой сейчас сидела я. Все было в наличии: сложная плита с обилием функций, японские ножи, навороченная кофемашина. Комфорт. И почему я считала его созданным Двинской теплой
– Похоже, пока от меня больше толка, чем от тебя.
– Она собиралась с ним развестись, – тихо сказала я. – Документы уже были готовы.
Костя присвистнул.
– Беру свои слова обратно. А что за документы?
– Понятия не имею.
– Хм. Если в браке нет несовершеннолетних детей, то развод оформляется через ЗАГС, и никаких особенных документов там не требуется.
– Это если нет совместного имущества. Но как теперь выяснилось, наша Валя не бедная приживалка, а миллионщица.
– И если… – медленно начал Костя и остановился.
– И если?
– Если пара идет в ЗАГС по обоюдному согласию. Теперь представим, что папа не хотел расставаться по доброй воле с супругой и ее миллионами… Тогда…
– Тогда у нее появляется повод решить проблему без адвокатов?
Он качнул ногой и пододвинул ко мне тарелку с остатками кекса – мол, ешь, толстуха. Ешь – и слушай умных людей.
– Глянь-ка, Ника. У нас тут, похоже, первый мотив.
– Глупости. Ее бы и так с ним развели. Просто это заняло бы чуть больше времени. Зачем убивать, портить карму?
– Иногда время становится более ценным ресурсом, чем мораль.
Я хмыкнула.
– Тогда бы уж скорее он ее убил, а не она. У нее вся жизнь впереди. Времени навалом. А у него…
Мы оба на секунду замерли, глядя на остывающий в фарфоровых чашках чай.
– А может, он и пытался, – наконец произнес Костя. – Просто у него не получилось. А у нее – да.
…Иногда время становится более ценным ресурсом, чем мораль. Эта фраза крутилась в моей голове весь следующий день. И еще – ремарка Валиного папаши с заднего сиденья: «Сколько он с ней возился! Наездился…»
Что там возиться с молодой половозрелой особой? Куда ездить? Институт уж вроде давно закончен? Работы у Вали не имелось – за что ее, кстати, регулярно упрекали сестры. Нахлебница. Ну-ну. Знали бы они! И наконец – когда время становится более ценным ресурсом? Когда его мало, а мало его, когда ты стар и болен. Валя не была стара. Да и больной совсем не выглядела. Но вспомни, сказала я себе, богатой она тоже не выглядела. Неужели придется самой себе повторять банальности вроде – внешность обманчива? Где-то в этом доме лежал замолкший мобильный покойника, в котором наверняка был забит номер Валиного врача, если таковой имелся. Но где?
Отказавшись от мысли обыскивать по очереди все комнаты и чужие карманы, я решила действовать доступными методами. Вот, к примеру, верхний ящик рабочего стола, где Двинский в первобытном хаосе хранил визитки. Я выгребла их на стол. Коллеги-поэты, да и прозаики – визитками не баловались, уже большое им спасибо. Зато ими гордо делились «Николай ремонт», какие-то люди из мэрии, издатели и редакторы, пейзажист, массажист и – маникюристка Надежда (серьезно?!).
Среди разноцветных кусочков картона нашелся один, светло-серый, с жемчужным переливом: «Ренессанс». Честно говоря, «ренессанс» во мне будил скорее
эстетические ассоциации: еще один салон красоты? Страховое общество? Однако буковки под «Ренессансом» свидетельствовали, что это – клиника. Возможно, пластической хирургии? Чем, в конце концов, вновь натянутая физиономия не ренессанс? Неужели Двинский подумывал?..Положительно, разбор вороха визиток оказался много более интимным занятием, чем я предполагала. Я усмехнулась и набрала номер.
– Частная психиатрическая клиника, добрый день, – ответили мне. Я зависла. – Я слушаю вас, говорите.
Я прокашлялась.
– Простите, у вас лечилась моя подруга…
Я не успела произнести фамилию.
– Справок не даем, – голос стал ледяным. – Всего доброго.
Связь прервалась. Я посмотрела в печальный мокрый сад. Конечно, не дают. На то она и частная клиника. Хорошо, а если так? Я снова набрала номер.
– Будьте добры, бухгалтерию, – произнесла я одновременно с заученным приветствием. Бухгалтерия – это серьезно. Человек хочет выяснить отношения между клиникой и своими финансами. Как такому можно отказать?
– Секундочку. – И меня переключили на нечто моцартовское. Классика – вечные ценности. А затем глубокое контральто, уже без приветствия, произнесло: – Слушаю.
– Добрый день. Я хотела бы оплатить задолженность за этот год.
– Фамилия?
На секунду замешкавшись, я произнесла девичью фамилию Вали. На другом конце раздался щелк клавиш.
– За этот год?
– Да. – Я затаила дыхание.
– Девяносто восемь тысяч. Апрель месяц, – наконец произнес все тот же низкий голос. – Только задолженность погашена.
– Отлично. – Я сделала вид, что обрадовалась. На самом деле, я была ошарашена. – Простите, а кем погашена?
Клавиши щелкнули еще пару раз.
– Двинским Олегом Евгеньичем.
– Благодарю вас. – Я положила трубку.
А девяносто восемь тысяч – это много или мало? Я полезла в интернет.
В среднем, пребывание в одноместной палате частной психбольницы стоило от двенадцати до пятнадцати тысяч рублей. Значит, примерно недельное пребывание. Достаточно, чтобы снять острый эпизод. Не более. Я постучала пальцами по столешнице. Это был рискованный шаг, но попробовать стоило. Как хорошо, что под нажимом гостеприимных Валиных родителей – а ну как приедете в наши края? – я таки записала их номер телефона.
– Галина Сергеевна, здравствуйте!
– Никочка, как я рада вас слышать! У вас все в порядке?
– Да, конечно, не волнуйтесь. У меня к вам хозяйственный вопрос. Дело в том, что я нашла один неоплаченный счет из клиники…
– А, ясно. Сколько там?
Ни секундной паузы, лишь дрогнувший голос.
– Девяносто восемь тысяч.
– Понятно, ерунда.
– Не такая уж ерунда, – не выдержала я.
– Что вы, Никочка, Валюша и по миллиону за полгода належивала. Так куда деньги скинуть, на счет Олега Евгеньевича? Или, наверное, теперь лучше сразу вам?
Я пообещала прояснить этот вопрос, пожелала всего наилучшего и повесила трубку. Итак, фермеры беспрекословно переводили Двинскому за дочь серьезные суммы. По совокупности платежей (миллион за полгода, мама дорогая!) Валя должна была частенько и довольно продолжительное время лежать в «Ренессансе». Но тогда бы об этом так или иначе знали все прочие члены семьи и относились бы к ней соответственно. Однако ничего подобного я не заметила – разве что внимательную нежность Алекс: и то, разве что в последний месяц.