Дочь поэта

– Ну, не умница ли, а? – похохатывал он, а я сидела розовая, аки именинница. – Конечно, там было «осколочные звуки», а не «осколочные муки»! Какой дурак редактор, а я, видать, совсем на радости от пяти целковых гонорара в «Неве» ума лишился!

Одним словом, дело было сделано. Большое дело.

– Особенно для будущих поколений! – поддела его я.

– А вы не язвите, юная леди. Вот живешь всю жизнь по заветам Пастернака – мол, не надо заводить архива да над рукописями трястись. Ан нет! Пусть ваши, нынешние, что привыкли стишки оттачивать на экране компьютера, поглядят, как мы корпели над своими бумажками!

– Аки пчелы. – Я налила ему чашку черного чая с чабрецом: его любимое сочетание.

– Не пчелы. Медведицы. Помнишь, что писал секретарь Вергилия о его методе работы? Утром писал стихотворение и до вечера его правил, пока от изначальной версии ничего почти не оставалось. Древние считали, что именно так медведица, родив детенышей, вылизывает их, пока они не станут похожи на медвежат.

– Кстати, – отпила я глоток из своей чашки. – Неплохая педагогическая теория.

– Вот-вот. Рождается у нас черт знает что. Вылизывать их еще и вылизывать, чтобы стали людьми. В юные годы я и женщин своих пытался воспитывать, чтоб подходили под поэтический образ. Потом, конечно, плюнул.

Я хмыкнула.

– Александр Сергеевич тоже взял барышню на воспитание. Однако не стоит недооценивать генетики.

Двинский хохотнул.

– Это верно. Но во времена Александра нашего Сергеича редко практиковались разводы. Тогда как мы… – Он подмигнул. – Можем теперь их просто поменять.

Я решилась.

– Олег Евгеньевич, простите, если лезу не в свое дело…

– Тааак, – отхлебнул он из чашки. – Дурное начало. Продолжай.

– Но я тут случайно увидела у вашей жены таблетки. И я… знаю, что это за препарат.

Он отставил чашку, взгляд его потяжелел.

– Это серьезное лекарство, по показаниям. Я подумала, если вдруг вы не в курсе…

– Я в курсе.

– А… Ладно. Тогда конечно. Простите, что…

Он шумно выдохнул через нос. Потрогал мясистое ухо.

– Послушайте, Ника. Вы уже как-то… почти член семьи. И я, и русская поэзия, кхм-кхм, в моем лице, вам весьма обязаны…

– Вы ничего не должны мне объяснять. – Я мелко закивала, забрала со стола свою чашку и понесла к раковине, стараясь не пересекаться с ним взглядами. Что я наделала? Зачем полезла не в свое дело? Хотя зачем, понятно. Быть ближе, еще ближе, еще ближе… Пока тебя не оттолкнут, идиотка.

– Она выпивает, – раздался глухой голос за спиной. – Ничего не поделаешь. Крестьянские гены. Эти таблетки – замена. Не самая лучшая, но все же.

Я обернулась наконец от раковины. Он безрадостно улыбнулся, пожал плечами. Я вспомнила наш первый вечер, тот совместный ужин. Как аккуратно обходили бокал Вали, разливая вино всем остальным. Спорт, антидепрессанты, обособленность от прочих членов семьи…

Двинский, вздохнув, отвернулся к окну, и я наконец смогла смотреть на него неотрывно. Профиль у него был из той самой, вергилиевской, эпохи: тяжелый подбородок и выдающийся нос. Плюс лоб, ставший еще более высоким – спасибо лысине. Его бы чеканить на древнеримских монетах, подумала я.

– Когда она выпьет, – наконец сказал он, – а пить мало она не умеет… То становится неуправляемой.

– А надо – чтобы оставалась управляемой? – вопрос вырвался у меня помимо воли, я загляделась на профиль, и внезапно передо мной оказался фас. Двинский замер. Карие глаза подернулись пеплом, вытянулся зрачок. Я застыла.

Глава 21 Архивариус. Осень

– Послушайте, Алекс. А давайте устроим ужин! – решилась я одним ясным утром, вдохновленная в кои-то веки голубым небом за стеклами нашей веранды.

Алекс сидела у окна, согнув тощую спину и подобрав голые ноги под себя, и пила черный кофе.

– А есть что праздновать? – Она повернула в мою сторону острую скулу и край русалочьего глаза.

Я пожала плечами:

– Ну, это не аргумент. Бо2льшую часть жизни нам праздновать нечего. Но семья теперь разбежалась по квартирам в Питере. Здесь наездами. А мы с Валей тут хандрим… (по правде сказать, Валю я тоже почти не видела. Вряд ли она меня избегала, хотя…)

Алекс дернулась: Валя. Валя тоскует, Валю нужно подбодрить.

– Хорошо. – Вытащила она из-под себя затекшую ногу. – Кто будет готовить ужин?

Я не верила своему счастью.

– Я сварганю основное блюдо. Аню можно озаботить десертом.

Алекс смотрела на меня не без иронии.

– А Алексей, я так понимаю, будет ответственен за алкоголь?

Я видела, что плескалось в ее глазах: кое-кто, похоже, возомнил себя хозяюшкой? Я не опустила взгляда: что же поделать, читалось в моих, если настоящая хозяюшка в этом доме не способна примерно ни на что?

– Хорошо. – Алекс, совершенно меня не стесняясь, грациозно потянулась, поставила чашку в раковину. Очевидно, вымыть ее было уже моей заботой. – Я займусь закусками.

Что ж. Мне оставалось лишь позвонить и известить Анну, которая восприняла новость с вежливым энтузиазмом и обещала приготовить маковый рулет. Следующим пунктом была Валя: когда я постучала в комнату, в ответ раздалось испуганное: «Да?»

Я сообщила о намечающемся ужине, не торжественном (какие уж тут торжества?), но задуманном теплой встречей в семейном узком кругу. Почему этот круг должен включать меня, я не уточняла. Сидя на постели под пледом, Валя послушно кивала.

– А Алекс знает? – только и спросила она. Так, как раньше бы спросила – а в курсе ли Двинский?

– Знает, – только и сказала я.

Мне хотелось задать ей множество вопросов, но как подступиться? Как не загнать Валю в угол и не испугать, спровоцировав очередной кризис, способный уложить ее в «Ренессанс». Но больше всего я боялась, что она донесет о моих вопросах Алекс. И тогда та окончательно поймет, что интуиция ее не обманула.

Тем временем предстояло приготовить основное блюдо: задача ответственная. Следовало выбрать нечто оригинальное, но не слишком сложное в исполнении. Так и не придя к решению после долгих блужданий по интернету, я решила отправиться на рынок, надеясь, что идея осенит меня сама. Она и осенила – напротив горки ранних каштанов. Каштанов я еще не готовила, но в конце концов, душа требовала экспериментов, а пальцы уже печатали в поисковике телефона: блюда с каштанами. Наибольшее доверие вызвал португальский, облагороженный порто рецепт свинины. Итак: портвейн, паприка, белое вино, чеснок, мед, хороший кусок мяса. Еле живая, я вернулась на дачку, с чувством выполненного долга водрузила тяжелые пакеты на стол. И тут услышала за спиной чье-то сбитое дыхание. Я резко обернулась. Валя. Она сидела на полу, вытаращив глаза, и часто-часто дышала: истошно билась на виске голубая жилка.

– Валя, что случилось?

– Я в па-па-па… – она так и не смогла произнести, что в порядке. Но явно была от порядка далека.

Я метнулась к окну, задергала на себя старую раму. С мерзким скрипом рассохшаяся створка наконец распахнулась, сразу впустив волну холодного влажного воздуха. А я уже побежала налить воды, встала рядом на колени, наклонила к ней стакан и смотрела, как она, стуча о край зубами, пыталась пить, но бо2льшая часть все равно стекала по подбородку на футболку.

– Дыши, – сказала я, поставив рядом на пол стакан. – Дыши спокойно. У тебя есть лекарство? Тебе больно? Хочешь, вызовем «Скорую»?