Дочь поэта

Она мотала головой с истеричным отчаянием, рука с обгрызенными под корень ногтями вцепилась в мою.

– Хорошо. – Я глупо улыбнулась. – Значит, сейчас само пройдет, да?

Мне показалось, но зубы уже так не стучали. Тыльной стороной другой руки я вытерла пот с ее лба.

– А я решила сделать нам на ужин свинину с каштанами. Поможешь?

Теперь она закивала китайским болванчиком, попыталась улыбнуться: хороший знак.

Так еще через полчаса мы и сделали: встали плечом к плечу у плиты. Как когда-то стояли с Двинским. Впрочем, он будто маячил у нас за спиной. Принюхивался к специям, оценивал качество маринада, заглядывал в разогретую духовку… Мы с Валей почти не обменивались словами – это был молчаливый парный танец, но я не могла не заметить, что она довольно ловко нарезала лук, топила сало, чистила картошку на гарнир… И я впервые задалась вопросом: почему Двинский никогда не готовил вместе с женой? Или готовил, но в какой-то момент перестал, отлучил от кухонного священнодействия, изгнал из личного Рая. Только вот за что?

В четыре руки мы торжественно накрыли на стол: та самая скатерть с мережкой по белому полю, салфетки, белый фарфор. Недоставало только букета на столе, как тогда, в мой первый приход… Нет, все-таки кроме букета, не хватало хозяина дома.

Не хватало ли?

– Я схожу, соберу кленовые листья, – вдруг вскинулась, будто подслушав мои мысли, Валя. Я кивнула. Что ж. А я пойду, попытаюсь чуть-чуть себя улучшить. Все-таки семейство Двинских – эстеты. Не хотелось бы оскорблять их взгляда. А тушеное мясо имеет ту прелесть, что его можно поставить разогреваться в последний момент.

У меня было удивительно хорошее настроение. То ли оттого, что мне удалось успокоить Валю, то ли от нашей командной слаженной работы, которая сделала нас без слов ближе. Но я впервые с выдачи Госпремии вытянула из косметички розовую помаду и тронула ею губы и щеки, и даже векам досталось чуть-чуть нежного глянцевого румянца. Минимализм в макияже в действии. Еще у меня остался пробник духов – и я вылила каплю себе на запястья, помахала ими, наполнив воздух лавандой с ванилью. В темнеющем вместе с небом круглом зеркале на туалетном столике отразилось мое довольное лицо. В дверь постучали. Я обернулась: мало кто из Двинских поднимался в мою светелку.

– Да?

Дверь со скрипом открылась: на пороге стояла Валя.

– Я не помешала?

– Нет, конечно. – Я сделала приглашающий жест рукой.

Валя осторожно вошла и присела на самый краешек стула.

– Ты меня прости за… – Она мотнула головой в неопределенном направлении.

Я пожала плечами: мол, ерунда. Вале было явно мучительно поднять на меня глаза, и я снова обернулась к зеркалу. Взяла в качестве отвлекающего маневра в руки тушь.

– С тех пор, как я перестала принимать… – в зеркале за моей спиной отражалась только опущенная русая голова с покрасневшим от смущения пробором. Валя запнулась. Я вздохнула. Очевидно, мне придется оканчивать все фразы.

– Антидепрессанты?

Валя вскинулась:

– Откуда ты…

Я сделала неопределенный взмах щеточкой туши:

– Случайно. Уже давно.

– Хотя… – она пожала острыми плечами. – Теперь уже неважно. Я перестала их принимать. Алекс настояла.

Конечно. Алекс.

– Я с ними была как в тумане.

– А тебе нужна была ясность мышления. – Я отложила тушь, так и не накрасив глаз.

– Я прекратила как раз перед… Перед…

– Перед его смертью?

– Да.

– И как? Ясность вернулась?

Валя улыбнулась куда-то вниз.

– Вернулась. Но появились панические атаки. Алекс говорит, это пройдет. Прости. Я тебя напугала.

– Глупости. Знаешь, я сама принимала те же препараты.

– Правда?

Я кивнула.

– Но уже бросила. И сейчас все в порядке.

В еще каком порядке! Я смотрела на ее растерянное лицо, и мне очень хотелось смеяться. Если я сейчас рассмеюсь, то долго не смогу остановиться. Я бросила, могла я сказать Вале, потому что мне казалось, что все беды мои – позади. Что я встретила человека, который сделает меня наконец счастливой. И сильной. Это ведь и правда очень смешно. Я до боли укусила себя за губу – только не ржать. Хороши мы обе будем. Одна с паническими атаками, вторая – с истериками. Я похлопала ее по руке.

– И еще. Я знаю, что ты подала документы на развод.

Валя вскинула на меня испуганные глаза.

– Тебе звонил адвокат. Я случайно взяла трубку. Прости.

– Когда?

– Сразу после похорон.

Валя нервно кивнула.

– Сейчас он тебе, я имею в виду развод, уже без надобности. Но я просто хотела сказать… – Я выдохнула. – Ты все сделала правильно.

В саду раздался скрип калитки – гости собирались на дачу. Валя неловко мне улыбнулась:

– Рада, что у тебя тоже сейчас все хорошо. Я… я пойду.

– Да, – я улыбнулась. – Неудобно, если внизу никого не окажется.

И я снова схватилась за свою тушь: нет уж, сегодня мои ресницы будут длинными и изогнутыми, как в рекламе.

Когда пятнадцатью минутами позже я спустилась вниз, на столе, вокруг бордово-янтарного кленового букета, уже стояли тарелки с изысканной рыбной нарезкой и бутылка шампанского. Алекс, привезшая все это великолепие из питерского ресторана, расположилась, вытянув бесконечные ноги и покуривая, у полуоткрытого окна. Рядом, домашним питомцем, примостилась Валя. За столом, напротив друг друга, сидели Анна с мужем. Она – в темно-синем широком платье. Он – в серо-голубом пиджаке. Увидев меня, Алекс, по-гопнически зажав сигарету между зубами, потянулась к бутылке.

– Наконец-то, Ника. А мы вас ждем. Не открываем.

– Простите, – я рассмеялась. – Следовало привести себя в чуть более достойный вид. А то мы с Валей до сих пор пахнем смесью чеснока и портвейна. Надеюсь, наше мясо будет на высоте. – Я подмигнула Вале, и она – вот чудо-то! – подмигнула в ответ. Алекс чуть скосила на нее глаза, губы ее дрогнули, но она промолчала.

Зато одновременно вскочили Анна с Алексеем. Он потянулся отнять у Алекс бутылку, чтобы на правах мужчины… Анна тем временем подошла и тепло поцеловала меня в щеку.

– Ника, как вы тут?

– Грустно без вас. – Я клюнула ее в ответ, отметив, как Алекс без слов выдернула шампанское обратно, точным выверенным жестом размотала проволоку, пробка выскочила из горлышка с легким «пффф!».

Алексей, мотнув башкой, как обиженный пес, сел на место. На меня он даже не взглянул. А я вдруг вспомнила, как в тот первый вечер он не потрудился даже забрать у меня бутылку, не то чтобы помочь снять пальто. Что ж. Я смотрела, как игристое заполняет хрустальные фужеры. Не больно-то мне и хотелось внимания от единственного мужчины за столом. В конце концов, взяла я свой бокал, кто я такая? Некрасивая девушка, среднее между приживалкой и соглядатайшей.

Дзинь! – зазвенел хрусталь. Анна со смущенной улыбкой подняла бокал.

– Прошу внимания! У меня для вас новость!

Анна оглядела всех блестящими глазами.

– Я нашла новую работу! – светящийся взгляд Анны остановился на мне. – Я ухожу работать в школу. Бросаю журнал, и…

– Куда ты идешь работать? – Алексей медленно опустил бокал.

– В школу, Алеша. Как всегда и хотела. – Улыбка Анны будто подрастеряла света, но еще держалась на губах.

– Что за бред?!

– Это не бред! Я уже несколько недель там работаю…