Домби и сын

Ужасная улыбка, сопровождаемая обнаруженіемъ зубовъ и десенъ, свидтельствовала о чрезвычайной радости главнаго приказчика. М-ръ Домби, въ ознаменованіе душевнаго наслажденія, брякнулъ часовой цпочкой и слегка кивнулъ головой.

— Вы сотворены для общества, — продолжалъ Каркеръ. — По своему характеру и блистательному положенію, вы боле, чмъ всякій другой, способны къ использованію всхъ условій общественной жизни, и я всегда удивлялся, отчего съ такимъ упорствомъ и такъ долго вы отталкивали отъ себя представителей большого свта.

— На это, Каркеръ, были свои причины. Какъ человкъ одинокій, я мало-по-малу отвыкъ отъ всякихъ связей. Но и y васъ, Каркеръ, если не ошибаюсь, отличныя способности жить въ свт. Вы понимаете и цните людей съ перваго взгляда: отчего же вы не посщаете общества?

— Я? О, это совсмъ другое дло! Можетъ быть, точно я знаю толкъ въ людяхъ; но въ сравненіи съ вами, м-ръ Домби, я не боле, какъ жалкій пигмей.

М-ръ Домби откашлялся, поправилъ галстукъ и нсколько минуть въ молчаніи смотрлъ на своего преданнаго друга и врнаго раба.

— Каркеръ, — сказалъ наконецъ м-ръ Домби съ нкоторымъ трудомъ, какъ будто въ его горл завязла неболыиая кость, — я буду имть удовольствіе представить васъ моимъ… то есть, майоровымъ друзьямъ. Чрезвычайно пріятное общество.

— Очень вамъ благодаренъ, м-ръ Домби. Надюсь, въ этомъ обществ есть дамы?

— Об дамы. Я ограничилъ свои визиты ихъ домомъ. Другихъ знакомыхъ y меня здсь нть.

— Он сестры? — спросилъ Каркеръ.

— Мать и дочь, — отвчалъ м-ръ Домби.

М-ръ Домби опустилъ глаза и снова началъ поправлять галстукъ. Улыбающееся лицо м-ра Каркара въ одно мгновеніе и безъ всякаго естественнаго перехода съежилось и скорчилось такимъ образомъ, какъ будто онъ всю жизнь не питалъ ничего, кром глубочайшаго презрнія къ своему властелину. Но когда м-ръ Домби опять поднялъ глаза, главный приказчикъ началъ улыбаться съ необыкновениой нжностью, какъ будто счастье всей его жизни заключилось въ бесд съ великимъ человкомъ.

— Вы очень любезны, — сказалъ Каркеръ. — Мн весьма пріятно будетъ познакомиться съ вашими дамами. A кстати — вы заговорили о дочеряхъ: я видлъ недавно миссъ Домби. Я нарочно зазжалъ на дачу, гд она гоститъ, и справлялся не будетъ ли къ вамъ какихъ порученій. Но вмсто всего миссъ Домби посылаетъ вамъ… свою нжную любовь.

Къ довершенію сходство съ волкомъ, м-ръ Каркеръ, сказавъ эти слова, высунулъ изъ пустой пасти длинный, красный, горячій языкъ.

— Какъ дла въ контор? — спросилъ м-ръ Домби посл кратковременнаго молчанія.

— Ничего особеннаго, — отвчалъ Каркеръ. — Торговля въ послднее время шла не такъ хорошо, какъ обыкновенно, ну, да это вздоръ: вы, разумется, не обратите на это вниманія. О "Сын и Наслдник" никакихъ встей. Въ Лойд{Такъ называется главная въ Лондон страховая контора для кораблей и вообще для имущества купцовъ. Иначе называютъ ее "кофейнымъ домомъ Лойда' (Lloid's Coffee House). Прим. перев.} считаютъ его погибшимъ. Потеря для васъ пустая: корабль застрахованъ отъ киля до мачтовыхъ верхушекъ.

— Каркеръ, — сказалъ м-ръ Домби, усаживаясь подл приказчика, — вы знаете, я никогда не любилъ Вальтера Гэя…

— И я также, — перебилъ приказчикъ.

— При всемъ то. мъ я бы желалъ, — продолжалъ м-ръ Домби, — чтобы молодой человкъ не былъ назначенъ въ Барбадосъ. Его не слдовало отправлять на корабль.

— Вольно-жъ вамъ было не сказать объ этомъ въ свое время! Какъ теперь помочь длу? Впрочемъ, знаете ли что, м-ръ Домби? Все къ лучшему, ршительно все. Это мое постоянное мнніе, и я еще ни разу въ немъ не раскаивался. A говорилъ ли я вамъ, что между мной и миссъ Домби существуетъ нкоторый родъ доврія?

— Нтъ, — сказалъ м-ръ Домби суровымъ тономъ.

— Такъ послушайте же, сэръ, что я вамъ скажу. Гд бы ни былъ Валыеръ Гэй, куда бы ни умчала его судьба, ему быть лучше за тридевять земель въ тридесятомъ царств, чмъ дома, въ лондонской контор. Совтую и вамъ такъ думать. Миссъ Домби молода, доврчива и совсмъ не такъ горда, какъ вы бы этого хотли. Если есть въ ней недостатокъ… ну, да все это вздоръ. Угодно вамъ проврить эти бумаги? счеты сведены вс.

Но вмсто пересмотра бумагъ и поврки итоговъ, м-ръ Домби облокотился на ручки креселъ и обратилъ внимательный взглядъ на своего приказчика. Каркеръ сь притворнымъ вниманіемъ принялся разсматривать цифры, не смя прервать нити размышленій своего начальника. Онъ не скрывалъ своего притворства, которое, само собою разумется, было слдствіемъ тонкой деликатности, щадившей нжныя чувства огорченнаго отца. М-ръ Домби вполн понималъ такую деликатность и очень хорошо зналъ, что доврчивый Каркеръ готовъ, пожалуй, высказать многія очень любопытныя и, вроятно, важныя подробности, если его спросятъ; но спрашивать значило бы унизить свое достоинство, и м-ръ Домби не спрашивалъ. Впрочемъ такія сцены повторялись весьма часто между деликатнымъ приказчикомъ и гордымъ негоціантомъ. Мало-по-малу м-ръ Домби вышелъ изъ задумчивости и обратилъ вниманіе на дловыя бумаги, но взглядъ его по временамъ снова устремлялся на приказчика, и прежнее раздумье брало верхъ надъ конторскими длами. Въ эти промежутки Каркеръ опять становился въ прежнюю позу, озадачивая на этотъ разъ, боле чмъ когда-либо, своею разборчивою деликатностью. Разсчитанный маневръ достигъ вожделнной цли, по крайней мр въ томъ отношеніи, что въ грудь м-ра Домби заронилась искра ненависти къ бдной Флоренс, которая до этой поры была только нелюбима гордымъ отцомъ. Между тмъ майоръ Багстокъ, идолъ престарлыхъ красавицъ Лемингтона, сопровождаемый туземцемъ, навьюченнымъ своей обыкновенной поклажей, величаво выступалъ по тнистой сторон улицы въ направленіи къ резиденціи м-съ Скьютонъ. Ровно въ полдень онъ удостоился лицезрнія Клеопатры, возлежавшей обычнымъ порядкомъ на своей роскошной соф. Передъ ией съ подносомъ въ рукахъ стоялъ долговязый Витерсъ. Египетская царица кушала кофе. Комната была тщательно закрыта со всхъ сторонъ.

— Кто тамъ? — вскричала м-съ Скьютонъ, услышавъ шумъ приближающихся шаговъ. — Ступайте вонъ. Я не принимаю.

— За что, м-съ, Джозефъ Багстогъ подвергается вашей опал?

— Это вы, майоръ? Можете войти. Я передумала.

Майоръ подошелъ къ соф и прижалъ къ губамъ очаровательную руку Клеопатры.

— Садитесь, майоръ, только подальше. Не подходите ко мн: я ужасно слаба сегодня, и нервы мои до крайности разстроены, a отъ васъ пахнетъ знойными лучами тропическаго солнца.

— Да, м-съ, было время, когда солнце пекло и палило Багстока, но жгучіе лучи подъ тропиками не портили его растительной силы. Онъ процвталъ, м-съ, и процвталъ какъ лучшій цвтокъ въ вестъ-индской оранжере. Его и звали не иначе какъ цвткомъ. Никто въ т дни не говорилъ о Багсток; но всякій, отъ офицера до послдняго солдата, указалъ бы вамъ на "цвтокъ нашего полка". Время, труды, заботы остановили ростъ цвтка, но все же онъ остался въ разряд растеній вчно зеленыхъ и не утратилъ своей свжести.

Здсь майоръ, несмотря на запрещеніе, придвинулъ стулъ къ египетской цариц и подъ покровомъ окружающаго мрака замоталъ головой съ такимъ неистовствомъ, какъ будто чувствовалъ первые припадки паралича.

— A гд м-съ Грэйнджеръ? — спросила Клеопатра пажа.

Витерсъ полагалъ, что она въ своей комнат.

— Очень хорошо, — сказала м-съ Скьютонъ. — Убирайтесь отсюда и заприте дверь. Я никого не принимаю.

Когда Витерсъ исчезъ, м-съ Скьютонъ слегка повернула голову, устремила томный взоръ на майора и освдомилась о здоровьи его друга.

— Къ чему разспрашивать о немъ, м-съ? — возразилъ майоръ съ лукавымъ видомъ. — Домби здоровъ, какъ только можетъ быть здоровъ человкъ въ его отчаянномъ положеніи. Вы должны понимать, м-съ, мой другъ прострленъ, насквозь прострленъ, какъ бдная птичка, и ужъ не намъ съ вами поставить его на ноги.

Клеопатра бросила на майора быстрый и проницательный взглядъ, противорчившій какъ нельзя боле жеманному распванію, сопровождавтему ея разговоръ.

— Майоръ Багстокъ, я мало знаю свтъ съ его мелкими, пустыми приличіями, но это не мшаетъ мн… о свтъ, свтъ! куда двалъ ты натуру, высокую, благородную натуру со всми ея прелестями! Какимъ образомъ заглушилъ ты музыку сердца, поэзію души? Гд найти въ теб эти искреннія изліянія, сопровождаемыя небесными восторгами! О я не раскаиваюсь, что не знаю свта, но это не мшаетъ мн понимать васъ, майоръ Багстокъ. Вы затронули теперь самую чувствительную струну моего бднаго сердца. Ваши намеки относятся къ милой моей дочери. Такъ ли, майоръ Багстокъ? Говорите пряме.

— Прямота была отличительною чертою въ пород Багстоковъ. Это — ихъ всегдашній недостатокъ. Хорошо, миледи. Я буду говорить безъ обиняковъ.

— Увы! глубоко паденіе человческой натуры! — воскликнула Клеопатра, длая граціозное движеніе своимъ веромъ, — но есть еще священныя чувствованія, доступныя для смертныхъ, и теперь, майоръ, вы коснулись этихъ чувствованій.

Майоръ, въ знакъ согласія, приставилъ руку къ губамъ и послалъ Клеопатр воздушный поцлуй.

— Я слаба, майоръ, и чувствую, что недостаетъ во мн той энергіи, какою на моемъ мст должна вооружиться чадолюбивая мать, — продолжала м-съ Скьютонъ, приставляя къ губамъ кружевной конецъ своего носового платка, — но великодушныя сердца войдутъ въ мое положеніе и легко поймутъ источникъ этой слабости. Вы, майоръ, злой человкъ и безъ пощады терзаете бдную мать; но будьте уврены, я не отступлю отъ своихъ обязанностей.