Домби и сын

Подъ покровомъ окружающаго мрака майоръ пыхтлъ, отдувался, моргалъ своими раковыми глазами и, наконецъ, почувствовавъ истерическій припадокъ кашля, началъ прохаживаться по комнат. Египетская царица, не обращая вниманія на продлки своего обожателя, продолжала такимъ образомъ:

— Вотъ уже прошло нсколько недль, какъ м-ръ Домби вмст съ вами, любезный майоръ, началъ удостоивать насъ своими визитами. Я признаюсь… позвольте мн быть откровенной, майоръ, я дитя природы, и всегда увлекаюсь первыми впечатлніями. Мое сердце открыто для всхъ, и каждый можетъ прослдить въ немъ малйшіе изгибы нжнаго чувства. Это мой недостатокъ, и я знаю его вполн. Заклятый врагъ не могъ бы узнать его лучше, но я не раскаиваюсь. Пусть тяготетъ на мн это обвиненіе людей безъ сердца и безъ всякой симпатіи къ бднымъ созданіямъ, увлеченнымъ побужденіями натуры.

М-съ Скьютонъ поправила косынку, придавила пружины на своемъ проволочномъ горл и продолжала съ большою любезностыо:

— Признаюсь, любезный майоръ, я и милая Эдиь съ самаго начала были очень обрадованы визитами м-ра Домби. Уже по одному имени вашего друга онъ имлъ право на нашу благосклонность. Вскор я замтила, или по крайней мр такъ мн показалось, что y вашего благороднаго друга чувствительиое сердце…

— У Домби теперь вовсе нтъ сердца, — сказалъ майоръ.

— Злой человкъ! — вокликнула м-съ Скьютонъ, бросивъ томный взглядъ на своего обожателя, — замолчи, сдлай милость!

— Я буду нмъ, если вамъ угодно.

— Кто что ни говори, a натура, простая, безыскусственная иметъ непобдимыя прелести, — продолжала м-съ Скьютонъ, разглаживая толстые слои румянъ на своихъ костлявыхъ щекахъ. — Поэтому я не удивляюсь, что м-ръ Домби, увлеченный, конечно, простотою нашего общества и искреннимъ радушіемъ, началъ повторять свои визиты и сдлался по вечерамъ постояннымъ нашимъ гостемъ. Чувствительность его — этого уже нельзя было не замтить — увеличивалась съ каждымъ днемъ, и когда я подумаю теперь о той страшной отвтственности, какой я подвергалась, ободряя м-ра Домби брать…

— Брать приступомъ вашу крпость, — подсказалъ майоръ.

— О, грубіянъ! неисправимый грубіянъ! Впрочемъ, вы докончили мою мысль, хотя гадкими словами.

Здсь м-съ Скыотонъ облокотилась на маленькій столикъ передъ софой и начала кокетливо махать веромъ, любуясь въ то же время на кисть своей руки.

— Мало-по-малу истина открылась передо мной во всемъ своемъ свт, и какъ описать невообразимыя страданія, которыми съ той поры терзалось мое бдное сердце! Вся моя жизнь посвящена Эдии, моему ненаглядному сокровищу, и видть, какъ этотъ ангелъ, мужественно противостоявшій всмъ возможнымъ искушеніямъ посл своего друга, посл покойнаго Грэйнджера, вдругъ началъ измняться съ каждымъ днемъ — о, что можетъ быть ужасне этихъ пытокъ, какимъ безъ всякой пощады подвергаетъ насъ коварный свтъ!

Коварный свтъ, конечно, всего мене виноватъ въ ужасныхъ пыткахъ, ощущаемыхъ чувствительнымъ сердцемъ м-съ Скыотонъ. Но это мимоходомъ.

— Да, майоръ, Эдиь драгоцнный перлъ моей жизни. Говорятъ, она похожа на меня. Я врю этому: фамильное сходство должно быть.

— Есть на свт человкъ, готовый зажать ротъ всякому, кто бы вздумалъ утверждать, что вы на кого-нибудь похожи. Имя этого человка — старичина Джой Багстокъ.

Клеопатра сдлала движеніе, какъ будто хочетъ ударить веромъ нескромнаго льстеца, но тутъ одумалась и съ улыбкой на устахъ продолжала такимъ образомъ:

— Если моя прелестная дочь получила отъ меня въ наслдство какія-нибудь выгоды, то вмст съ ними досталась на ея долю и моя глупая натура. Говорили, хотя я не совсмъ этому врю, будто я всегда отличалась необыкновенною твердостью характера. Это же свойство обнаруживается и въ ней; но если разъ успли тронуть ея сердце, она длается чувствительною до невроятной степени. Ея настоящее положеніе приводитъ меня въ отчаяніе. Вы не можете представить, какая между нами существовала дружба. Мысли, желанія, чувства — все это было y насъ общее. Всякій, глядя на насъ, подумалъ бы, что это скоре дв сестры, чмъ матъ и дочь.

— Это и мое мнніе. Джой Багстокъ, м-съ, имлъ удовольствіе повторять вамъ его пятьдесятъ тысячъ разъ.

— Да не прерываите меня, злой человкъ. И вотъ, посл такой безграничной доврчивости, я вдругъ увидла пропасть, готовую раздлить насъ. Эдиь, моя милая, безцнная Эдиь, измнилась въ своихъ отношеніяхъ ко мн. Глубокая тайна закралась въ ея ангельскую душу, и, откровенная во всемъ, она всячески начала избгать со мною разговоровъ о роковомъ предмет. Судите, если можете, объ отчаяніи несчастной матери.

Майоръ придвинулъ свой стулъ къ маленькому столику.

— Я вижу это каждый день, и съ каждымъ днемъ, любезный майоръ, убждаюсь въ этомъ больше и больше. Съ часу на часъ я упрекаю себя за избытокъ снисходительности и доврія, которое довело до такихъ жалкихъ послдствій, и съ минуты на минуту я ожидаю, что м-ръ Домби наконецъ объяснится и облегчитъ невыносимыя муки; но… увы! тщетныя ожиданія, напрасная надежда! Подъ гнетомъ угрызенія — остерегитесь, майоръ, вы уроните чашку съ моимъ кофе — моя безцнная Эдиь совсмъ измнилась, и ужъ я не знаю, что мн длать. У кого пойдетъ просить совта несчастная мать?

Майоръ, ободренный доврчивымъ тономъ, храбро протянулъ руку черезъ столикъ и сказалъ улыбаясь:

— Посовтуйтесь со мной, м-съ. Старикашка Джой всегда былъ мастеръ давать совты.

— Ну, такъ почему же вы ничего не говорите, лукавый и жестокій человкъ? — воскликнула Клеопатра, подавая руку майоруи слегка ударивъ его веромъ. — Вы знаете теперь тайну бдной матери, что можете вы сказать для ея облегченія?

Майоръ засмялся и поцловалъ поданную руку.

— Точно ли я не ошиблась въ предположеніи, что м-ръ Домби — человкъ съ благороднымъ и чувствительнымъ сердцемь? Точно ли иметъ онъ виды на мою дочь? Посовтуете ли вы, любезный майоръ, объ этомъ поговорить съ нимъ, серьезно поговорить или оставить его въ поко? Что мн длать? О, говорите, майоръ, сдлайте милость, говорите.

— Должны ли мы женить его на м-съ Грэйнджеръ? — кажется, вотъ въ чемъ вопрось, миледи.

— О жестокій человкъ! — воскликнула Клеопатра, придвигая свой веръ къ майорову носу, — какъ же мы его женимъ?

— Должны ли мы, спрашиваю я, женить негоціанта Домби на полковниц Грэйнджеръ?

М-съ Скьютонъ не отвчала ничего, но улыбнулась майору съ такой благосклонностью, что храбрый воинъ ршился запечатлть поцлуй на красныхъ губкахъ египетской красавицы, и запечатллъ бы, если бы Клеопатра съ двичьей ловкостью не отстранила его своимъ веромъ. Неизвстно, было ли такое сопротивленіе невольнымъ порывомъ двственнаго сердца, или слдствіемъ нкоторыхъ опасеній за розозыя уста.

— М-ръ Домби славная добыча, не правда ли?

— О продажный человкъ! — взвизгнула Клеопатра съ выраженіемъ оскорбленной добродтели. — Ты въ грязь затаптываешь самыя священныя чувства невиинаго сердца!

— Домби, говорю я, славная добыча, и нтъ больше надобности его ловить: онъ спутанъ по рукамъ и по ногамъ. Это говоритъ вамъ Джозефъ Багстокъ, a онъ знаетъ, что говоритъ. Старичина Джой стоитъ y западни и держитъ ухо востро. Пусть Домби вертится какъ угодно: сть крпка, и не ему вырваться изъ засады. A вы, миледи, можете быть спокойны и положитесь во всемъ на стараго Джоя. Длайте то, что и прежде длали. Больше ничего не нужно съ вашей стороны.