Домби и сын

— Любезнйшій Грэйнжби, вы должны непрем… общ… — м-съ Скьютонъ получила привычку сокращать большую часть своихъ словъ, — повидаться съ нами какъ можно скоре.

— Я уже сказалъ, сударыня, — отвчалъ м-ръ Домби съ обыкновенною важностью, — что дня черезъ два я пріду въ Брайтонъ.

— Спасибо, Домберъ!

Въ завтрак принималъ участіе и майоръ Багстокъ, который пришелъ проститься съ отъзжавшими дамами. Онъ сказалъ:

— Помилуй Богъ, сударыня, вы совсмъ не думаете о старомъ Джо и не хотите, чтобы онъ захалъ навстить васъ.

— "Таинственный" злодй, кто ты такой? — пролепетала Клеопатра.

Въ это время горничная Флоуэрсъ стукнула по ея шляпк, какъ-будто хотла пособить ея памяти. М-съ Скьютонъ прибавила: — о, это ты, негодное созданье!

— Чертовски странная исторія, — шепталъ майоръ м-ру Домби, — плохая надежда, сэръ; никогда она не закутывалась, какъ слдуетъ. — Майоръ былъ застегнутъ до подбородка. — Какъ вы могли, миледи, позабыть Джоя Багстока, старичину Джозефа, вашего всегдашняго раба? Онъ здсь налицо, къ вашимъ услугамъ. Его мхи раздуваются для васъ, — кричалъ майоръ, энергически ударяя себя по груди.

— Милая моя, Эдиь Грэйнжби, — запищала Клеопатра, — диковинная вещь, что майоръ…

— Багстокъ! Джозефъ Багстокъ! — вскрикнулъ майоръ, увидвъ, что она не можетъ припомнить его имени.

— Ну, все равно, о чемъ тутъ хлопотать? — сказала Клеопатра. — Эдиь, мой ангелъ, ты знаешь, я никогда не могла запоминать именъ — о, какъ бишь это? — диковинная вещь, что всякій собирается навщать меня. Я ду не надолго. Я скоро ворочусь. Можетъ подождать, кто хочетъ меня видть.

Говоря это, Клеопатра осмотрлась вокругъ стола, и ея видъ выражалъ крайнюю встревоженность.

— Зачмъ мн гости? не нужно мн гостей, я хочу быть одна. Немножко покою, да поменьше всякихъ длъ, — вотъ все чего я желаю. Гадкія твари не должны ко мн приближаться, пока я не освобожусь отъ этого состоянія.

И, кокетничая, она хотла ударить майора своимъ веромъ, но вмсто того опрокинула чашку м-ра Домби, которая стояла далеко отъ майора.

Потомъ м-съ Скьютонъ подозвала Витерса и строго приказала ему смотрть за ея комнатой. Тамъ, говорила она, нужно сдлать нсколько мелочныхъ перемнъ до ея возвращенія. Витерсъ тотчасъ же долженъ былъ приняться за выполненіе этого порученія, такъ какъ могло статься, что она на этихъ же дняхъ воротится изъ Брайтона въ удовлетворительномъ состояніи здоровья. Витерсъ выслушалъ приказаніе съ приличнымъ подобострастіемъ и общалъ совершенное повиновеніе; но, отойдя на нсколько шаговъ отъ своей госпожи, онъ невольно взглянулъ страннымъ образомъ на майора, a майоръ невольно взглянулъ страннымъ образомъ на м-ра Домби, a м-ръ Домби также невольно взглянулъ страннымъ образомъ на Клеопатру, a Клеопатра невольно тряхнула головой и, забарабанила по тарелк ложкой и вилкой, какъ будто эти инструменты были игральными кастаньетами.

Одна Эдиь во время завтрака ни на кого не подымала глазъ и, казалось, не была огорчена ни словами, ни поступками своей матери. Она слушала ея безсвязную болтовню или, по крайней мр, когда нужно, обращала къ ней свою голову и давала лаконическіе отвты. Когда м-съ Скьютонъ слишкомъ завиралась или забывала начатую рчъ, Эдиь однимъ словомъ выводила ее на настоящую дорогу. Несмотря на страшную запутанность идей, немощная мать была, однако, врна себ въ одномъ пункт — въ томъ, что постоянно наблюдала за дочерью. Она смотрла на ея прекрасное, строгое лицо или съ видомъ боязливаго удивленія, или съ судорожными гримасами, которыя должны были представлять улыбку, и тутъ же, воображая ея презрніе, она начинала хныкать и мотать головой. Все это показывало, что преобладающая мысль глубоко запала въ ея душу и ни мало не утратила своей энергіи. Отъ Эдии иногда она обращалась къ Флоренс, но тутъ же опять голова ея кивала на Эдиь.

Посл завтрака, м-съ Скьютонъ, поддерживаемая съ одной стороны горничною Флоуэрсъ и подпираемая сзади долговязымъ пажемъ, кокетливо оперлась на руку майора и побрела къ экипажу, который долженъ былъ отвезти въ Брайтонъ ее, Флоренсу и Эдиь.

— A разв Джозефъ подвергается совершенному изгнанію? — сказалъ майоръ, вспрыгнувъ на ступени кареты и выставляя впередъ свое багровое лицо. — Чортъ побери! неужели жестокосердая Клеопатра запретитъ врному Антонію показываться на ея глаза.

— Отойди прочь, — воскликнула Клеопатра, — терпть тебя не могу. Можешь навщать меня, когда я ворочусь, только веди себя хорошенько.

— Позвольте врному Джозефу питать надежды, миледи, или онъ умретъ съ отчаянія, — воскликнулъ майоръ.

Клеопатра вздрогнула и отпрянула назадъ.

— Милая Эдиь, — запищала она, — скажи этому человку…

— Что?

— Какъ онъ сметъ!.. о Боже мой, какъ онъ сметъ въ моемъ присутствіи произносить такія страшныя слова.

Эдиь движеніемъ руки приказала хать, и карета двинулась впередъ. Осгавшись наедин съ м-ромъ Домби, майоръ, закладывая руки назадъ, воскликнулъ съ таинственнымъ видомъ:

— Сэръ, вы должны услышать отъ меня непріятную истину: нашъ прекрасный другъ перехалъ въ странную улицу.

— Что вы хотите этимъ сказать, майоръ?

— Да то, что вы скоро осиротете, почтеннйшій Домби, бдный сынъ!

Это шуточное обращеніе, казалось, вовсе не понравилось Домби, и майоръ, кашлянувъ два, три раза, счелъ необходимымъ принять серьезное выраженіе.

— Чортъ побери, — сказалъ онъ, — безполезно было бы скрывать истину. Старина Джо, сударь мой, видитъ насквозь человческую натуру, и это, прошу извинить, его всегдашній талантъ. Если вы понимаете старика, вы должны понимать его такимъ, каковъ онъ есть. Старина, сударь мой, тертый калачъ и перебывалъ тысячу разъ во всякихъ тискахъ. Домби, мать вашей жены — на порог вчности!

— Конечно, м-съ Скьютонъ очень разстроена, — возразилъ м-ръ Домби съ глубокомысліемъ философа.

— Разстроена, Домби! — сказалъ майоръ, — она сокрушена и разбита вдребезги.

— Перемна воздуха и медицинскія пособія, надюсь, еще могутъ возстановить ея силы.

— Нтъ, сэръ, не надйтесь. Чортъ побери, сэръ, она никогда не закутывалась какъ слдуетъ; a если человкъ не закутывается какъ слдуетъ, — продолжалъ майоръ, застегивая верхнія пуговицы своего сюртука, — то ему не на что опереться впереди. Умретъ она, сударь мой, должна умереть, и нтъ для нея никакого спасенія. Я говорю безъ прикрасъ, Домби, безъ фигуръ, безъ утонченности. Продувной старикашка видлъ свтъ, и желалъ бы я знать, въ чемъ и когда ошибался великобританскій майоръ, Джозефъ Багстокъ.

Сообщивъ это драгоцннйшее свдніе, майоръ немедленно потащился со своими раковыми глазами и апоплексическими свойствами въ извстный клубъ, и тамъ ухмылялся во весь остатокъ дня, набивая свое чрево жирнымъ ростбифомъ и заливая горло шотландскимъ пивомъ.

Въ тотъ же вечеръ прелестная Клеопатра благополучно прибыла въ Брайтонъ и, разобранная на части, отправилась въ постель, гд она предетавляла образчикъ самаго чуднаго скелета, достойнаго кисти художника.

На консиліум докторовъ было ршено, что м-съ Скьютонъ будетъ вызжать на морской берегъ, и было бы не худо, еслибъ ея в-пр-во длала маленькія прогулки пшкомъ. Эдиь всегда съ неизмнною точностью ухаживала за своею матерью, и он вызжали всегда вдвоемъ. Теперь, когда Клеопатра заживо начала разлагаться на составные элементы, Эдиь чувствовала особенную неловкость отъ присутствія Флоренсы и, поцловавъ ее, она сказала, что желала бы оставаться съ матерью наедин.

Однажды м-ръ Скьютонъ была особенно въ ревнивомъ и брюзгливомъ расположеніи духа, которое быстро развилось въ ней посл перваго паралича. Мать и дочь по обыкновенію молча хали въ карет. М-съ Скьютонъ, полюбовавшись на Эдиь, вдрутъ схватила ея руку и начала покрывать нжными поцлуями. Рука оставалась неподвижною во все время этихъ нжностей, какъ будто не было въ ней ни малйшей способности къ обнаруженію чувствительности. М-съ Скьютонъ начала вздыхать, хныкать, стонать, говоря въ милліонный разъ, что она мать, и что неблагодарное дтище ее забываетъ. Эта сцена возобновилась и теперь при выход изъ кареты, когда старуха, поддерживаемая Витерсомъ и опираясь на свой костыль, прихрамывая, собралась идти пшкомъ по морскому берегу; карета хала сзади, a Эдиь пошла немного поодаль отъ своей матери.