Домби и сын

При всемъ томъ честный капитанъ, занятый постоянно печальными размышленіями, не переставалъ заботиться какъ о нравственномъ улучшеніи своей натуры, такъ равномрно и о развитіи умственныхъ способностей Робина. Каждый вечеръ молодой человкъ долженъ былъ, ио приказанію капитана, прочитывать по нскольку страницъ изъ разныхъ душеспасительныхъ сочиненій, и такъ какъ Куттль вообще былъ того мннія, что во всхъ книгахъ заключаются назидательныя истины, то и оказалось, что воспріимчивый мозгъ его питомца обогатился чрезъ нсколько времени самыми замчательными фактами. Самъ капитанъ каждый воскресный вечеръ, отправляясь на сонъ грядущій, прочитывалъ съ новымъ одушевленіемъ извстное нагорное поученіе и всегда приходилъ въ неподдльный восторгъ, когда произносилъ высокую сентенцію относительно блаженства нищихъ міра сего. Его теологическія способности совершенствовались съ необыкновенною быстротой, и постороній наблюдатель могъ подумать, что его голова нагружена греческими и еврейскими цитатами.

Но всхъ постороннихъ наблюдателей замнялъ только одинъ Робинъ, и, должно отдать справедливость, знаменитая школа, въ которой онъ получилъ предварительное воспитаніе, развила и усовершенствовала въ немъ удивительный навыкъ вдохновляться писаніями этого рода. Во-первыхъ, мозгъ Точильщика наполненъ былъ цлыми сотнями іудейскихъ и эллинскихъ именъ; во-вторыхъ, оиъ при первомъ востребованіи, поощряемый громкими вліяніями плети, могъ повторять, не переводя духу, цлыя десятки самыхъ трудныхъ стиховъ; въ-третьихъ… но, въ-третьихъ и въ-двадцатыхъ, мы не имемъ возможности исчислить здсь съ отчетливостью всхъ превосходныхъ дарованій Точильщика, въ которыхъ онъ всенародно упражнялся съ дтскаго возраста въ одной извстнйшей кирк, гд съ необыкновеннымъ эффектомъ выставлялись на показъ передъ глазами удивленныхъ зрителей свои широкіе штаны самаго яркаго кофейнаго цвта. Вс эти способности пригодились теперь какъ нельзя лучше Робу. Когда капитанъ переставалъ читать, Точильщикъ всегда притворялся проникнутымъ самыми благоговйными размышленіями, хотя за чтеніемъ обыкновенно звалъ и кивалъ головою, чего, однако, никогда не подозрвалъ въ немъ его добрый хозяинъ.

Съ нкотораго времени, капитанъ, какъ дловой человкъ, велъ аккуратный дневникъ, наполненный разными остроумными наблюденіями относительно состоянія погоды и направленія каретъ и другихъ экипажей. На одной страниц четкимъ почеркомъ было записано, что по утру въ такой-то день и въ такомъ-то квартал дулъ сильный западный втеръ, a къ вечеру въ томъ же квартал началъ бушевать пронзительный восточный втеръ. На другой страниц такимъ же почеркомъ было приведено въ извстность слдующее обстоятельство: "Сегодня, въ одиннадцать часовъ утра, была y меня, нижеподписавшагося капитана Куттля, перекличка съ тремя праздношатающимися молодыми людьми, которые, войдя въ магазинъ, изъявили очевидное намреніе купить очки, и однако-жъ не купили, a дали общаніе явиться сюда для этой же цли въ другой разъ. Изъ этого же слдуетъ, что торговыя дла начинаютъ принимать хорошій оборотъ. Втеръ дуетъ благопріятный — H_о_р_д_ъ-В_е_с_т_ъ. Къ вечеру должно ожидать перемны".

Главнйшимъ затрудненіемъ для капитана былъ м-ръ Тутсъ, который заходилъ къ нему очень часто и не говоря по обыкновенію ни одного слова, усаживался въ маленькой гостиной и ухмылялся безъ перерыва полчаса и даже больше. По-видимому, м-ръ Тутсъ получилъ нравственное убжденіе, что въ цломъ Лондон нтъ мста, боле удобнаго и приличнаго для такого увеселительнаго занятія. Капитанъ, вразумленный теперь бдственнымъ опытомъ, никакъ не могъ ршить, былъ ли м-ръ Тутсъ прекраснйшимъ и любезнйшимъ молодымъ человкомъ, или, напротивъ, отъявленнымъ, продувнымъ лицемромъ. Его частые разговоры о миссъ Домби казались въ настоящемъ случа очень подозрительными; однако же, капитанъ ршился до нкотораго времени не высказывать своихъ подозрній и вообще велъ себя очень осторожно, поглядывая на своего гостя съ необыкновенною проницательностью и лукавствомъ.

— Капитанъ Гильсъ, — говаривалъ по обыкновенію м-ръ Тутсъ, — что же вы скажете насчетъ моего предложенія? буду ли я когда-нибудь удостоенъ вашего знакомства?

— A вотъ что я вамъ скажу на этотъ счетъ, молодой человкъ, — отвчалъ по обыкновенію капитанъ, принявшій свои мры въ настоящемъ образ дйствованія — объ этомъ надобно подумать, да и подумать.

— Капитанъ Гильсъ, это очень любезно съ вашей стороны, — возражалъ м-ръ Тутсъ, — я обязанъ вамъ, какъ нельзя больше. Увряю васъ честью, капитанъ Гильсъ, ваше знакомство будетъ, что называется, для меня величайшимъ благодяніемъ и даже одолженіемъ. Ей-Богу, капитанъ Гильсъ!

— Постой, постой дружище, — продолжалъ капитанъ благосклоннымъ тономъ — я вдь еще не знаю тебя; такъ или нтъ?

— Именно такъ, м-ръ Гильсъ… да только вы никогда не узнаете меня, капитанъ, если не будете искать моего знакомства.

Пораженный оргинальностью этого замчанія, капитанъ нсколько времени безмолвно созерцалъ особу м-ра Тутса.

— Хорошо сказано, мой другъ, и совершенно справедливо, — замтилъ, наконецъ, капитанъ, утвердительно кивая головою. — Теперь вотъ въ чемъ штука: вы уже давно сообщили мн нкоторыя наблюденія, и, если я васъ хорошо понимаю, то оказывается, что вы питаете чувство удивленія къ одной изъ прелестныхъ двушекъ?

— Капитанъ Гильсъ, — отвчалъ м-ръ Тутсъ, длая отчаянные жесты рукою, въ которой держалъ шляпу, — дло идетъ здсь не объ удивленіи. Увряю васъ честью, вы вовсе не понимаете моихъ чувствъ. Если бы я могъ окрасить себ рожу черной краской и сдлаться рабомъ миссъ Домби, о, я счелъ бы себя самымъ счастливымъ… да что тутъ толковать, если бы я могъ переселиться въ кожу собаки миссъ Домби, я… я… увряю васъ честью, м-ръ Гильсъ, я бы не усталъ всю жизнь вилять передъ ней своимъ хвостомъ. Ей-Богу, капитанъ!

М-ръ Тутсъ произнесъ послднія слова съ заплаканными глазами и съ неописуемымъ волненіемъ прижалъ шляпу къ своему сердцу.

— Послушай, дружище, — возразилъ капитанъ, проникнутый глубокимъ сочувствіемъ, — если ты не шутишь…

— Капитанъ Гильсъ, — закричалъ м-ръ Тутсъ, — я въ такомъ состояніи духа и такъ далекъ отъ всякихъ шутокъ, что если бы мн можно было дать клятву на раскаленномъ свинц, или если бы мн приказали залить свое горло растопленнымъ сургучемъ, увряю васъ, м-ръ Гильсъ, я бы изуродовалъ себя съ величайшимъ наслажденіемъ.

И съ этими словами м-ръ Тутсъ поспшно озирался вокругъ комнаты, какъ-будто пріискивалъ новыя мучительныя средства для выполненія лютыхъ своихъ намреній. Капитанъ сильнымъ движеніемъ руки нахлобучилъ свою шляпу, выступилъ впередъ къ Тутсу, дернулъ его за фалды фрака и, устремивъ на него проницательный взоръ, обратился къ нему съ такими словами:

— Если ты не шутишь, пріятель, то ясно, ты сдлался предметомъ состраданія, a состраданіе есть драгоцннйшій перлъ въ царственномъ внц Британіи, какъ это изложенно въ нашей національной псн "Rule Britannia", которую знаетъ и поетъ въ честь Англіи весь образованный міръ. Держись крпче, мой другъ! Дано здсь отъ тебя предложеніе, которое озадачиваетъ меня. A почему? A потому, что я плыву по этимъ водамъ одинъ, и нтъ для меня товарища въ этомъ океан, и никто даже не можетъ быть моимъ товарищемъ. Держись крпче! Ты началъ первый салютовать меня именемъ прекрасной молодой леди, — хорошо! Если ты и я хотимъ продолжать наше знакомство, то имя этой леди никогда не должно быть произносимо между нами. Я не знаю, какой вредъ могли бы мы нанести свободнымъ произнесеніемъ этого имени, только… словомь сказать, языкъ мой съ этой минуты остается на привязи. Хорошо ли ты понялъ меня, дружище?

— Хорошо, капитанъ Гильсъ, только вы извините меня, если я не всегда буду вамъ покоренъ. Клянусь честью, м-ръ Куттль, мн было бы очень трудно никогда не говорить о миссъ Домби. Это запрещеніе ляжетъ тяжелымъ бременемъ на мою душу, и мн всегда будетъ казаться, что меня дубиной бьютъ по голов.

Съ этими словами м-ръ Тутсъ патетически схватился за голову обими руками, какъ будто уже начиналъ чувствовать энергическіе удары.

— Въ такомъ случа, мой милый, — сказалъ каиитанъ, — вотъ теб мое неизмнное условіе. Если ты не сумешь держать языка на привязи, то отваливай одинъ на широкую дорогу, и — желаю теб счастливаго пути!

— Капитанъ Гильсъ, — бормоталъ Тутсъ, — не знаю почему, только когда я пришелъ сюда первый разъ, мн показалось, будто въ вашемъ присутствіи я могу гораздо свободне разговаривать о миссъ Домби, чмъ во всякомъ другомъ мст. Поэтому, капитанъ Гильсъ, если вы доставите мн удовольствіе вашего знакомства, я почту себя счастливымъ принять безъ всякихъ ограниченій вс ваши условія. Я желаю быть честнымъ человкомъ, капитанъ Гильсъ, и слдовательно я принужденъ сказать, что мн невозможно не думать о миссъ Домби. Ужъ вы меня извините, a я, какъ честный человкъ, повторяю еще разъ, что мн въ вашемъ присутствіи никакъ нельзя не думать о миссъ Домби.