Домби и сын
Шрифт:
— Такъ въ ту пору, говорю я, когда она и я пошли къ Саутгемптону {Southampton — одиа изъ главныхъ частей Лондона на берегу Темзы, гд есть перевозъ, называемый также Southampton. Прим. перев.}, она была такъ тверда, какъ гранитъ, — продолжалъ Точильщикъ. — Такою же она была и поутру, миссисъ Браунъ. Когда на разсвт она сла въ шлюпку и похала, я, какъ ея слуга, стоялъ на берегу, чтобы видть, все ли благополучно, она ни въ чемъ и нисколько не измнилась. Теперь довольна ли ты, миссисъ Браунъ?
— Нтъ, голубчикъ, еще не совсмъ, — отвчала м-съ Браунъ ршительнымъ тономь.
— Вотъ навязалась старуха! Ахъ, Ты Господи, Твоя воля! — визжалъ
— Что сталось съ хозяиномъ? куда онъ двался? — спрашивала старуха, прижимаясь къ нему тсне и пронизывая его своими кошачьими глазами.
— Ну, вотъ этого я, ей же ей, не знаю, миссъ Браунъ, — отвчалъ Точильщикъ. — Лопни мои глаза, если я вдаю сколько-нибудь, что онъ тогда длалъ, куда похалъ или зачмъ. Помню только, и хорошо помню, онъ сказалъ мн на прощаньи, чтобы я держалъ свой языкъ за зубами; не то прибавилъ онъ, я повшу тебя на первой осин. И я скажу теб, м-съ Браунъ, какъ искреннему другу, что если теб вздумается проболтаться кому-нибудь ма счетъ того, о чемъ мы съ тобой толковали, то ужъ лучше ты взорви себ черепъ или сожги себя вмст съ этой избушкой, не то онъ догонитъ и захватитъ тебя въ самомъ омут чертей. Ты и вполовину его не знаешь такъ, какъ я, миссисъ Браунь! Не будетъ отъ него никакого спасенья, говорю теб.
— Разв я не поклялась теб, голубчикъ? — возразила старуха тономъ упрека. — Небось, я сумю сдержать клятву.
— То-то же, смотри, миссисъ Браунъ, я надюсь, ты не захочешь погубить ни себя, ни меня.
При этомъ дружескомъ совт онъ бросилъ на нее умильный взоръ и съ особеннымъ эффектомъ кивнулъ головою; но, не находя слишкомъ большой отрады при встрч съ желтымъ лицомъ и хорьковыми блками старой вдьмы, прижавшейся къ нему еще тсне, онъ неохотно опустилъ глаза въ землю и слъ переминаясь на свой стулъ, ршившись, по-видимому, во что бы то ни стало, хранить упорное молчаніе при всхъ послдующихъ вопросахъ. Старуха между тмъ, пользуясь этимъ случаемъ, подняла на воздухъ указательный палецъ своей правой руки, давая знать своему тайному наблюдателю, что вотъ теперь-то собственно онъ долженъ слушать обоими ушами.
— Робинъ? — начала м-съ Браунъ самымъ вкрадчивымъ тономъ.
— Ну, да что еще, миссисъ Браунъ?
— Робинъ! гд уговорился твой хозяинъ съхаться съ этой барыней?
Точильщикъ повернулся два-три раза на своемъ стул, взглянулъ на полъ, взглянулъ на потолокъ, закусилъ ноготь большого пальца, перебралъ вс пуговицы на жилет и, взглянувъ искоса на свою неумолимую мучительницу, окончательно сказалъ:
— Какъ я могу это знать, миссисъ Браунъ?
Старуха опять, какъ прежде, сдлала сигналъ своимъ указательнымъ пальцемъ.
— Пошевеливайся, любезный, пошевеливайся! Не къ чему было доводить меня до этого мста и бросить ни съ чмъ. Я хочу знать и буду знать во что бы то ни стало.
— Да ты таки посуди сама, неразумная ты женщина, какъ могу я выговаривать французскія имена городовъ?
— Ты могъ слышать, какъ ихъ произносили при теб. Пошевеливайся, Робби!
— При мн ихъ вовсе не произносили, миссисъ Браунъ.
— Ну, такъ ты видлъ, любезный, какъ ихъ писали, и теперь ты можешь ихъ сложить, — быстро подхватила старуха, не спуская съ него глазъ.
Проникнутый невольнымъ удивленіемъ къ этой необыкновенной догадливостисвоего палача, Робинъ испустилъ не то стонъ, не то крикъ и, порывшись нсколько времени въ карман своего жилета, вынулъ оттуда кусокъ млу.
— Изволь, миссисъ Браунъ, напишу. Только ужъ ты ни о чемъ больше меня не спрашивай: это было бы безполезно. Я ничего не знаю и, слдовательно,
ничего не могу сказать. Долго ли и зачмъ будутъ они хать порознь, что и какъ станутъ длать, когда съдутся, — все это мн столько же извстно, миссисъ Браунъ, какъ и теб, то есть, я ршительно ничего тутъ не смыслю. Ты сама повришь, если скажу, какъ я отыскалъ это слово. Сказать, миссисъ Браунъ?— Скажи, лебедикъ.
— Изволь, бабушка. Когда… только чуръ уже больше не спрашивать! — говорилъ Робинъ, поворачивая къ ней свои глаза, которые были теперь безсмысленны и сонливы. — Не станешь спрашивать?
— Не стану, касатикъ.
— Ну, такъ это случилось вотъ какимъ манеромъ. Оставивъ со мной эту леди, хозяинъ положилъ ей въ руку какую-то записку, сказавъ, что это на случай, если она забудетъ. Но она не боялась забыть, потому что, лишь только онъ отвернулся, она изорвала бумагу въ клочки и выбросила за окно кареты. На бумаг было всего только одно слово — я это хорошо видлъ — и я поспшилъ подобрать клочекъ, на которомъ оно было написано. Это слово я, пожалуй, нарисую теб, миссисъ Браунъ, да только смотри, помни свою клятву.
М-съ Браунъ, замтила, что очень помнитъ. Не имя больше никакихъ возраженій, Робинъ медленно и съ большимъ трудомъ началъ рисовать на стол мломъ:
— "Д"; старуха громко произнесла эту букву, когда Точильщикъ ее начертилъ.
— Да будешь ли ты молчать, миссисъ Браунъ? — воскликнулъ Робинъ, съ нетерпніемъ обращаясь къ старух и закрывая ладонью написанную букву. — Складывать вовсе не слдуетъ, иначе я перестану писать. Пожалуйста, бабушка, не шевелись.
— Ну, такъ ставь буквы подлинне, касатикъ, отвчала старуха, повторяя свой тайный сигналъ, — мои глаза, ты знаешь, не хорошо разбираютъ и печать.
Пробормотавъ что-то про себя, Точильщикъ съ неудовольствіемъ принялся за работу. Между тмъ, какъ онъ нагнулъ свою голову, господинъ, для котораго онъ такъ безсознательно трудился, выдвинулся изъ-за двери не дале какъ на одинъ шагъ разстоянія отъ его плеча и принялся внимательно слдить за медленнымъ движеніемъ его руки. Въ то же самое время Алиса, наблюдая его съ прогивоположнаго стула, шевелила губами при каждой букв, не произнося ее громко. При конц каждаго штриха, она и м-ръ Домби быстро взглядывали друтъ на друга, какъ будто для подтвержденія своихъ мыслей, и такимъ образомъ они разомъ сложили: D. I. J. О. N.
— Вотъ теб! — сказалъ Точшьщикъ, поспшно намусливая ладонь своей руки, чтобы стереть начерченное слово. Недовольный этимъ, онъ принялся съ ожесточеніемь тереть по столу обшлагомъ своего рукава до тхъ поръ, пока не исчезъ самый слдъ мла. — Ну, миссисъ Браунъ, теперь, надюсь, ты довольна!
Въ изъявленіе своего совершеннйшаго удовольствія, старуха выпустила его руку и погладила его по спин. Утомленный продолжительной возней и винными парами, Точильщикъ опустилъ локти на столъ, положилъ на нихъ свою голову и тутъ же заснулъ глубокимъ сномъ.
Убдившись, что онъ спитъ крпко и храпитъ гвомко, старуха оборотилась къ дверямъ, гд стоялъ въ засад м-ръ Домби, и пригласила его потихоньку выбираться изъ комнаты. Даже въ эту минуту она растопырилась надъ Робиномъ, готовая ослпить его своими руками или притиснуть къ столу его голову, если онъ подыметъ ее прежде, чмъ прекратится послдній шумъ таинственныхъ шаговъ. Но ея взглядъ, проницательно слдившій за спящимъ юношей, еще проницательне наблюдалъ бодрствующаго мужа, и когда м-ръ Домби, прикоснувшись къ ея ладони своей рукой, произвелъ на ней, не смотря на всю свою предосторожость, звонкій золотой звукъ, глаза старухи засверкали, какъ y ворона, и съ жадностью впились въ полученный подарокъ.