Домби и сын

И задумалъ онъ въ своемъ тревожномъ сн удалиться куда-нибудь въ знакомую деревню, успокоиться, отдохнуть, свести прошедшее съ настоящимъ и сообразить свои будущіе планы. Загроможденный безпорядочными грезами, онъ припомнилъ, наконецъ, какую-то станцію на желзной дорог съ уединеннымъ и спокойнымъ трактиромъ и туда ршился направить свой дальнйшій путь.

Съ этой цлью онъ пошелъ въ контору желзной дороги, взялъ билетъ, слъ въ карету, закутался щинелью, притворился спящимъ, и скоро паровой гигантъ съ быстротою стрлы умчалъ его отъ морского берега во внутренность континента. Прибывъ къ назначенному мсту, онъ тщательно осмотрлъ окрестность съ ея малйшими подробностями. Разсчетъ его оказался врнымъ: это было совершенно уединенное мсто, на краю небольшого лса. Здсь стоялъ всего только одинъ вновь выстроенный домикъ, окруженный красивымъ садомъ; до ближайшаго маленькаго городка было нсколько миль. Незамченный никмъ, м-ръ Каркеръ вошель въ трактирь и нанялъ на верху дв уютныхъ уединенныхъ комнатки, сообщающихся одна съ другой.

Его главнйшимъ намреніемъ было успокоиться, привести въ порядокъ свои мысли и потомъ уже дйствовать, смотря по обстоятельствамъ. Разстройство его душевныхъ силъ, омраченныхъ злобой, достигло теперь до послдняго предла, и онъ скрежеталъ зубами, расхаживая по своей комнат. Его мысли, не направленныя ни на что въ особенности, блуждали наудачу и кружили его голову. Онъ бсновался и вмст чувствовалъ смертельную усталость.

При всемъ томъ онъ не мотъ забыться ни на минуту. Его изнеможденный духъ утратилъ возможность терять сознаніе, и, казалось, его чело было заклеймено роковымъ проклятіемъ, которому суждено навсегда лишить его покоя. Онъ не имлъ никакой власти надъ собственными своими чувствами, какъ будто они принадлежали другому, постороннему лицу. Какая-то невидимая сила отталкивала его вниманіе отъ настоящихъ образовъ и звуковъ и насильственно вбивала въ его голову вс смутныя виднія и призраки оконченнаго путешествія. Мстительная женщина въ своей гордой и грозной поз безпрестанно представлялась его умственному взору, и въ то же время онъ продолжалъ летть сломя голову черезъ города и деревни, по горамъ и оврагамъ, по дорогамъ и мощенымъ улицамъ, въ дождь и бурю, въ ведро и ненастье, всегда и везд оглушенный однообразнымъ звономъ колоколовъ, безконечнымъ стукомъ колесъ и лошадиныхъ копытъ, всегда и везд осужденный на пытку безсильной злобы и мучимый презрніемъ къ самому себ.

— Какой нынче день? — спросилъ онъ трактирнаго слугу, приготовлявшаго ему обдъ, — среда?

— Помилуйте, какая среда. Сегодня четвергъ, сэръ!

— Ну да, я забылъ. A сколько времени? Мои часы не заведены.

— Безъ четверти пять, сэръ. Можетъ быть, сэръ, вы долго изволили находиться въ путешествіи?

— Да.

— По желзной дорог?

— Да.

— Безпокойно, сэръ!

— Много здсь прозжающихъ?

— Довольно, сэръ, нечего жаловаться. Только сегодня никого не было. Бываетъ, сэръ, дла идутъ не такъ, чтобы того. Плохо, сэръ.

Не отвчая ничего, Каркеръ слъ на софу, облокотился обими руками на свои колни и уставилъ глаза на полъ. Онъ ни на минуту не могъ овладть своимъ вниманіемъ, и оно, противъ его воли, обращалось на тысячи отдаленныхъ и смутныхъ картинъ. Сонъ ршительно бжалъ отъ его глазъ.

Онъ выпилъ посл обда рюмку вина, другую, третью, но безъ всякаго успха; никакія искусственныя средства не могли сомкнуть усталыхъ очей. Его мысли, безсвязныя и смутныя, волочили его безъ пощады по пятамъ дикихъ лошадей, какъ злодя, осужденнаго на мучительную пытку безъ отдыха и забвенія.

Какъ долго онъ сидлъ, преданный, такимъ образомъ, своимъ дикимъ мечтаніямъ, никто не мотъ сказать съ большею неправильностью, чмъ самъ онъ. Однако ему было извстно, что онъ пилъ долго и пилъ много при слабомъ свт нагорвшей свчи, какъ вдругъ онъ вскочилъ съ своего мста и, пораженный внезапнымъ ужасомъ, началъ вслушиваться.

Не мечта обманула его. Земля дрожала, домъ грясся, воздухъ наполнялся дымомъ и ревомъ, и когда м-ръ Каркеръ, подходя къ окну, увидлъ причину всхъ этихъ явленій, его ужасъ не утихъ, и онъ отпрянулъ отъ окна, какъ будто неувренный въ своей безопасности.

ГІроклятіе раздалось въ ушахъ его и прогремло по окрестной долин, извергаясь въ искрахъ и клубахъ дыма. Одна минута, и смолкло все. Каркеръ почувствовалъ, что бшеный демонъ отведенъ въ свою обычную колею и зажалъ свою пасть; даже теперь, когда рельсы желзной дороги, освщенные луннымъ свтомъ, были пусты и безмолвны, какъ пустыня, онъ трепеталъ всмъ тломъ и едва переводиль духъ.

И мерещилось ему, будто какая-то непреодолимая сила влечетъ его къ этой дорог. Онъ вышелъ на свжій воздухъ и началъ бродить по ея краямъ, соображая недавній слдъ вагоновъ по искрамъ пепла, которыя еще лежали на пути. Пробродивъ минутъ тридцать въ этомъ направленіи, онъ вернулся назадъ и побрелъ мимо трактирнаго сада, все-таки придерживаясь краевъ желзной дороги и съ любопытствомъ разсматривая на досуг мосты, сигналы и лампы. Ему хотлось видть, какъ промчится здсь другая машина, которой ждали съ минуты на минуту.

И вотъ она искрится, визжитъ, дымится и рветъ, изрыгая пламя, угли, пепелъ и озирая красными глазами дрожащее пространство. За ея хвостомъ причалены грузныя массы, и кажется, что он готовы взлетть на воздухъ. М-ръ Каркеръ дрожитъ и робкимъ, неврнымъ шагомъ идетъ къ воротамъ.

Еще и еще машина съ новымъ грузомъ и неистовымъ свирпствомъ. М-ръ Каркеръ приходилъ и уходилъ, гулялъ, дожидался, наблюдалъ и глазлъ съ какимъ-то дикимъ любопытствомъ, переходя отъ одной къ другой и удивляясь ихъ мднымъ лбамъ и массивнымъ колесамъ. "Какая въ нихъ гигантская сила! — думалъ м-ръ Каркеръ, — что, если подвернется кто подъ эти чудовищныя колеса? Уфъ! разлетится вдребезги!".

Отуманенный виномъ и продолжительною безсонницею, м-ръ Каркеръ чаще и чаще возвращался къ этимъ идеямъ, и он громоздились въ его мозгу наравн съ другими фантастическими призраками. Было около полуночи, когда онъ воротился въ свою комнату, но страшныя грезы отстраняли всякую возможность покоя, и онъ сидлъ, и думалъ, и мечталъ, и ждалъ съ какимъ-то судорожнымъ нетерпніемъ приближенія къ станціи новой машины.

Онъ легъ въ постель, почти безъ всякой надежды на сонъ, и насторожилъ свои уши. Заслышавъ черезъ нсколько минутъ колебаніе земли и дрожь своей спальни, онъ вскочилъ съ быстротою кошки, подбжалъ къ окну и принялся наблюдать, съ напряженнымь любопытствомъ, страшнаго гиганта съ багровыми глазами и открытой пастью, изъ которой съ шумомъ, трескомъ, грохотомъ и ревомъ извергались пылающіе угли, дымъ и пепелъ, разсыпаемый по ровной и гладкой стез на далекое пространство. Потомъ, протирая глаза, онъ смотрлъ впередъ на дорогу, по которой думалъ хать на солнечномъ восход, такъ какъ здсь уже нельзя было разсчитывать на отдыхъ; затмъ онъ ложился опять, какъ будто для того, чтобы ясне слышать умственнымъ ухомъ однообразный звонъ колоколовъ, безконечный стукъ колесъ и конскаго топота, впредь до прибытія на мсто новаго гиганта, который расшевелитъ и растревожитъ его вещественное ухо. Такъ продолжалось во всю ночь. Вмсто успокоенія и власти надъ собой, онъ утратилъ, казалось, и послднюю надежду обуздать встревоженныя чувства. Съ наступленіемъ разсвта онъ почувствовалъ невыносимую пытку разгоряченной мысли: прошедшее, настоящее и будущее волновались передъ нимъ въ смутныхъ образахъ, лишенныхъ всякой связи, и онъ потерялъ всякую возможность останавливать на нихъ свой взоръ.

— Въ которомъ часу приходитъ паровозъ? — спросилъ м-ръ Каркеръ слугу, который на разсвт пришелъ въ его комнату со свчею въ рукахъ.

— Въ четверть пятаго, сэръ. Ровно въ четыре приходитъ, сударь, экстренная машина, но она здсь не останавливается никогда. Летитъ напроломъ, сэръ.

Каркеръ приставилъ руку къ своей пылающей голов и взглянулъ на свои часы. Было около половины четвертаго.

— Кажись, сэръ, никто съ вами не подетъ, — замтилъ слуга. — Есть тутъ два джентльмена, но они дожидаются лондонскаго позда.

— Вы, помнится, говорили, что y васъ никого не было, — сказалъ Каркеръ съ призракомъ своей старинной улыбки, назначавшейся для выраженія его подозрній.

— Это вчера, сэръ. Два джентльмена прибыли ночью съ малымъ поздомъ, который останавливается здсь. Угодно теплой воды, сэръ?

— Нтъ. Унесите назадъ свчу. Свтло и безъ огня.

Едва ушелъ лакей, онъ вскочилъ съ постели и подошелъ къ окну. Холодный утренній свтъ заступалъ мсто ночи, и небо покрывалось уже багровымъ заревомъ передъ солнечнымъ восходомъ. Онъ умылъ холодною водой свою голову и лицо, одлся на скорую руку, спустился внизъ, расплатился и вышелъ изъ трактира…

Утренній воздухъ повялъ на него прохладой, которая, какъ и вода, не имла для него освжительнаго свойства. Онъ вздохнулъ. Бросивъ взглядъ на мсто, гд онъ гулялъ прошлую ночь, и на сигнальные фонари, безполезно теперь бросавшіе слабый отблескъ, онъ поворотилъ туда, гд восходило солнце, величественное въ своей утренней слав.

Картина прекрасная, великолпная, божественно-торжественная! Когда м-ръ Каркеръ смотрлъ своими усталыми глазами, гд и какъ въ безпредльномъ океан всплывало спокойное свтило, которое отъ начала міра съ одинаковымъ привтомъ бросаетъ свои лучи на добродтель и порокъ, красоту и безобразіе, — кто скажетъ, что въ его, даже въ его гршной душ не родилась мысль о другой надзвздной жизни, гд всемогущая рука положитъ несокрушимыя преграды распространенію зла? Если онъ вспоминалъ когда-нибудь о сестр и брат съ чувствомъ нжности или угрызенія, кто скажеть, что это не было въ такую торжественную минуту?