Домби и сын

— Ладно, любезный другъ. Теперь остановимся на минуту. Первый разъ я писалъ къ теб изъ Барбадоса, и если ты хорошо помнишь, я говорилъ въ томъ письм, что хотя еще далеко не прошло двнадцати мсяцевъ, я съ радостью уполномачиваю тебя вскрыть пакетъ, такъ какъ въ немъ объяснена причина моего отъзда. Ладно, Недъ Куттль. Во второй, третій, a можетъ, и четвертый разъ я писал ь къ теб изъ Ямайки, подробно объясння, что дла мои не подвинулись впередъ, что о Вальтер нтъ ни слуху, ни духу, и что все-таки я не ршаюсь воротиться въ Лондонъ, пока не получу о немъ какихъ-нибудь извстій. Потомъ я, кажется, писалъ къ теб изъ Демерары, не такъ ли, мой другъ?

— Онъ полагаетъ, что писалъ изъ Демерары, уфъ! — воскликнулъ капитанъ, безнадежно озираясь вокругъ.

— Я говорилъ въ томъ письм, что покамстъ все еще нтъ никакихъ врныхъ извстій, но что я нашелъ въ этой части свта многихъ изъ своихъ старинныхъ земляковъ, которые мн оказали кое-какія услуги. Они принимали большое участіе въ моихъ странствованіяхъ, и вс вообще жалли о моей судьб. Въ ту пору я начиналъ думать, что мн суждено до могилы скитаться по блому свту, отыскивая слдовъ пропавшаго мальчика.

— Тамо сдохомъ и плакахомъ, на ркахъ вавилонскихъ. Внимайте ему! — замтилъ капитанъ глубокомысленнымъ тономъ.

— Воротившись опять въ Барбадосъ, я услыхалъ, наконецъ, что мой племянникъ Божіею милостью живъ и здоровъ и находится въ большомъ почет на купеческомъ корабл, который ведетъ чайную торговлю съ Китаемъ. Тогда и я, Недъ Кутгль, не теряя времени, слъ на первый корабль, и вотъ, слава Богу, пріхалъ на родину благополучно и вижу свой счастливый домъ.

Капитанъ склонилъ голову съ великимъ благоговніемъ, поднялъ къ потолочному окну свой крюкъ и осмотрлъ одного за другимъ всхъ членовъ общегтва, начиная съ м-ра Тутса и оканчивая инструментальнымъ мастеромъ. Потомъ онъ сказалъ съ большою важностью:

— Соломонъ Гильсъ! замчаніе, которое я намренъ предложить, способно разорвать паруса твоего летучаго разума, переломать вс снасти твоихъ догадокъ и перепутать вс канаты твоихъ размышленій. Ни одно изъ этихъ писемъ не было передано Эдуарду Куттлю. Ни одного изъ этихъ писемъ, — повторилъ капитанъ, придавая этой деклараціи соотвтственную торжественность, — не получилъ Эдуардъ Куттль, мореходъ великобританскій, избравшій по доброй вол и благому произволу мстомъ своего жительства городъ Лондоиъ, столицу трехъ Соединенныхъ королевствъ!

— И писалъ-то я ихъ собственноручно! И отправлялъ-то я ихъ собственноручно! Корабельная площадь, номеръ девятый! — воскликнулъ старикъ Соломонъ!

Багровая краска выстуиила на лиц капитана, и глаза чуть не закатились подъ лобъ.

— Соломонъ Гильсъ, любезный другъ, что ты разумешь подъ номеромъ девятымъ на Корабельной площади? — спросилъ капитанъ.

— Какъ что разумю? Твою квартиру, Недъ Куттль, — квартиру y м-съ… какъ бишь ее зовутъ? Я иной разъ забываю собственное свое имя. Что длать? Я давио отсталъ отъ времени, ты это знаешь. М-съ…

— Соль Гильсъ! — возгласилъ капитанъ, какъ будто собираясь сдлать самое невроятное предположеніе въ мір, — неужто y тебя на ум фамилія м-съ Макъ Стингеръ?

— Ну да, мой другъ, что же тутъ удивительнаго? — возразилъ инструментальный мастеръ. — Я адресовалъ свои письма на имя м-съ Макъ Стингеръ.

Капитанъ открылъ свои глаза до послдней степени возможной широты, испустилъ изъ своихъ устъ длинный-предлинный и пронзительный свистъ самаго меланхолическаго свойства и остановился среди комнаты, глазя на всхъ съ дикимъ и безмолвнымъ любопытствомъ.

— Поясни намъ еще разъ свою загадку, Соломонъ! — проговорилъ онъ наконецъ.

— Вс эти письма, — отвчалъ дядя Соль, барабаня правой рукой по столу съ такимъ врнымъ тактомъ, который могъ бы сдлать честь даже непреложному хронометру въ его карман, — вс эти письма писалъ я собственноручно, отправлялъ собственноручно и адресовалъ такимъ образомъ: "Капитану Куттлю, въ дом м-съ Макъ Стингеръ, что на Корабельной площади, номеръ девятый",

Капитанъ сдернулъ съ крюка свою лощеную шляпу, заглянулъ въ ея тулью, надлъ на голову и слъ на стулъ.

— Други мои! — сказалъ капитанъ, озирая изумленными глазами все собраніе, — я дезертировалъ и скрылся оттуда!

— И никто не зналъ, куда вы ушли? — поспшно вскричалъ Вальтеръ.

— Помилуй тебя Богъ, любезный другь! — сказалъ капитанъ, покачивая головой. — Она бы никогда не отпустила меня въ эти предлы, чтобы хранить и опекать собственность дяди Соломона. Ничего не оставалось длать, какъ бжать и укрыться. Господи, помилуй! Ты ее видлъ во время затишья, a посмотрлъ бы ты, какъ она волнуется во время бурнаго своего гнва — уфъ! Замть это хорошенько!

— Я желала бы посмотрть! — тихонько замтила миссъ Нипперъ.

— Будто бы, моя милая, будто бы? — возразилъ капитанъ. — Это длаетъ вамъ честь, но вы едва ли знаете, что нтъ на свт лютаго звря, который бы превзошель ее своимъ свирпствомъ. Мой сундукъ вырученъ и принесенъ отъ нея такимъ человкомъ, который, можетъ быть, одинъ только и есть на бломъ свт. Нтъ, не хорошо было отсылать письма на Корабельную площадь! М-съ Макъ Стингеръ, разумется, не приняла ни одного, и я еще не знаю, какъ раздлался сь иею бдный почтальонь!

— Стало быть, довольно ясно, капитанъ Куттль, — сказалъ Вальтеръ, — что вс мы, и вы, и дядя Соль въ особенности должны за свое безпокойство благодарить м-съ Макъ Стингеръ.

Этотъ пунктъ относительно одолженія, оказаннаго всему обществу ршительною вдовою покойнаго м-ра Макъ Стингера, былъ самъ по себ до того очевиденъ, что капитанъ не счелъ нужнымъ длать дальнйшихъ возраженій; но ему нкоторымъ образомъ было стыдно за свое положеніе, и его почтенное чело покрылось мрачными облаками, хотя никто боле не склонялъ бесды на щекотливый предметъ, и особенно Вальтеръ, помнившій свой послдній разговоръ насчетъ странной Соломоновой судьбы. Мало-по-малу лицо Куттля совершенно прояснилось, онъ стремительно вскочилъ съ своего мста и, обходя съ лучезарной улыбкой членовъ маленькаго общества, принялся съ большимъ усердіемъ каждому пожимать руки, и эта церемонія продолжалась около пяти минутъ.

Потолковавъ еще нсколько времени относительно опасностей и приключеній на морскомъ пути, вс члены общества, за исключеніемъ Вальтера, оставили комнату Флоренсы и пошли въ гостиную. Черезъ нсколько минутъ къ нимъ присоединился и Вальтеръ, который сказалъ, что Флоренса немного нездорова и легла въ постель. Хотя они никакъ не могли потревожить ее своими голосами, однако вс посл этого начали говорить шепотомъ, и каждый, по своему, распространялся въ похвалахъ прекрасной молодой невст Вальтера Гэя. Дядя Соломонъ, съ неизъяснимымъ удовольствіемъ, услышалъ о ней подробнйшій отчетъ, a м-ръ Тутсъ былъ просто на седьмомъ неб, когда Вальтеръ въ своемъ разговор деликатно косулся важныхъ услугъ, сдлавшихъ его присутствіе необходимымъ въ этомъ дом.