Домби и сын
Шрифт:
— Тише, любезный, тише! — говорилъ капитанъ Діогену. — Что съ тобой сдлалось? Ты, пріятель, кажется, сегодня не въ дух.
Діогенъ завилялъ хвостомъ, но тотчасъ опять насторожилъ уши и огласилъ комнату новымъ двусмысленнымъ лаемъ, въ которомъ поспшилъ извиниться передъ капитаномъ, положивъ свою морду на его колни.
— Я того мннія, — сказалъ капитанъ, разглаживая своимъ крюкомъ діогенову шерсть, — что твои подозрнія относятся къ м-съ Ричардсъ; но если ты разсудителенъ, какимъ я всегда тебя считалъ, ты долженъ перемнить свои мысли, такъ какъ м-съ Ричардсъ женщина хорошая, и это ты могъ бы замтить по ея глазамъ. Ну, пріятель, — продолжалъ капитанъ, обращаясь къ м-ру Тутсу, —
Говоря это, капитанъ погрузился весь въ свою игру, но вдругъ карты вывалились изъ его рукъ, глаза и ротъ открылись, ноги подкосились, и онъ растянулся въ своемъ кресл такимъ образомъ, что во всей его поз обнаружилось самое экстренное изумленіе. Оглянувшись вокругъ на всю компанію и видя, что никто не замчаетъ причины его столбняка, капитанъ перевелъ духъ, разразился страшнымъ ударомъ по столу, проревлъ громовымъ голосомъ: "Соломонъ Гильсъ, эгой!" и повалился въ объятія опустошеннаго непогодами камзола, который входилъ въ комнату, сопровождаемый Полли.
Еще минута — и Вальтеръ былъ въ объятіяхъ опустошеннаго непогодами камзола. Еще минута — и Флоренса была въ его объятіяхъ. Еще и еще минута — и капитанъ Куттль принялся обнимать м-съ Ричардсъ и миссъ Нипперъ и свирпо пожимать руки м-ру Тутсу, восклицая: "Ура, любезный другъ, ур-р-ра!" — Ошеломленный этой непостижимой сценой, м-ръ Тутсъ, не зная самъ, что длаетъ, съ большою учтивостью отвчалъ:
— Безъ сомннія, капитанъ Гильсъ, ваша правда, покорно васъ благодарю!
Опустошенный непогодами камзолъ, равно какъ шапка и дорожный шарфъ, не мене опустошенные бурей и дождями, отвернулись отъ капитана и Флоренсы къ Вальтеру, и вдругъ изъ подъ всхъ этихъ статей раздались звуки на подобіе стариковскаго плача, между тмъ какъ косматые рукава плотно обвивались вокругъ Вальтеровой шеи. Во время этой паузы продолжалось всеобщее молчаніе, и капитанъ съ большимъ усердіемъ полировалъ свою переносицу. Когда, наконецъ, Флоренса и Вальтеръ сбросили съ плечъ пришельца гороховый камзолъ со всми принадлежностями, глазамъ общества представился во всей красот разоблаченный инструментальный мастеръ, тощій, тонкій, изнуренный старичекъ въ своемъ прежнемъ валлійскомъ парик, въ кофейномъ сюртук со свтлыми пуговицами и съ неизмннымъ хронометромъ, который издавалъ умильные звуки въ полосатомъ жилет.
— Бухта человческихъ познаній, палата широкаго ума! — возопилъ лучезарный капитанъ. — Соль Гильсъ, Соль Гильсъ, гд ты скрывался отъ насъ въ это долгое время, старинный мой товарищъ?
— Я слпъ и нмъ, и глухъ отъ радости, любезный Недъ! — отвчалъ старикъ.
— Самый его голосъ теперь, какъ и всегда, настоящая труба человческой науки! — говорилъ капитанъ, озирая стараго друга съ неимоврнымъ восторгомъ. — Возсядь, Соломонъ, посреди своего винограда и смоковницъ и, какъ древній патріархъ, повствуй намъ, своимъ гроздіямъ, о странствованіяхъ и чудныхъ приключеніяхъ на твоемъ пути. Голосъ твой могучъ, и рчь твоя сладка. О голосъ, голосъ!.. Помнишь ли, какъ пробуждалъ ты меня отъ глубокаго сна, когда я лежалъ утомленный на лож праздности и нги! Воструби, Соломонъ, и да разсются впрахъ вс враги твои. Видхъ очима превозносящася, яко кедръ ливанскій, и мимо идохъ, и ce не б взыскахъ кости его и обртостася. Аминь. Пріискать въ книг Товита и положить закладки.
Капитанъ слъ на мсто съ видомъ человка, которому витіеватой рчью посчастливилось удачно выразить общія чувства всхъ и каждаго, но вдрутъ онъ вскочилъ опять, чтобы представить м-ра Тутса, который во все это время былъ очень озадачень прибытіемъ человка, неизвстно почему присвоившаго себ фамилію Гильса.
— Хотя, сэръ, — лепеталъ м-ръ Тутсъ, — я не имлъ удовольствія
пользоваться вашимъ знакомствомъ, прежде чмъ вы… прежде чмъ…— Потерялись изъ виду, оставаясь любезнымъ для памяти, — тихонько подсказалъ капитанъ.
— Точно такъ. Благодарю васъ, капитанъ Гильсъ. Хотя я не имлъ удовольствія пользоваться вашимъ знакомствомъ, м-ръ… м-ръ… Сольсъ, — продолжалъ Тутсъ, напавшій на это имя по вдохновенію свтлой мысли, — прежде, чмъ случилось то, что должно было случиться, однако, увряю васъ, я имю величайшее удовольствіе… ну, вы плнимаете, съ вами познакомиться. Надюсь, сэръ, — заключилъ м-ръ Тутсъ, — вы совершенно здоровы и благополучны.
Посл этого комплимента м-ръ Тутсъ покраснлъ, какъ піонъ, и подарилъ компанію самодовольной улыбкой.
Инструментальный мастеръ услся въ уголку между Вальтеромъ и Флоренсой и, кивиувъ на Полли, которая въ эту минуту была олицетвореніемъ неподдльнаго восторга, отвчалъ капитану такимъ образомъ:
— Недъ Куттль, дружокъ мой, хотя я слышалъ кое-что о здшнихъ перемнахъ отъ прекрасной моей пріятельницы… какое y ней доброе, пріятное лицо! — сказалъ старикъ, потирая руками отъ полноты сердечной услады.
— Внимайте ему! — пробасилъ капитанъ серьезнымъ тономъ. — Женщина соблазняетъ весь человческій родъ. Припомни, любезный, исторію Ветхаго Завта, заключилъ онъ, обращаясь къ м-ру Тутсу.
— Постараюсь, капитанъ Гильсъ. Покорно васъ благодарю, — отвчалъ м-ръ Тутсъ.
— Хотя я слышалъ кое-что отъ нея о здшнихъ перемнахъ, — продолжалъ инструментальный мастеръ, вынувъ изъ кармана очки и попрежнему надвая ихъ на свой лобъ, — однако он такъ велики и неожиданны, и я до того обрадованъ свиданіемъ съ моимъ ненагляднымъ племянникомъ и съ… — взглянувъ на Флоренсу, которая потупила глаза, онъ не ршился докончить фразы — … что я… сегодня ничего не могу сказать. Но почему же ты, милый Недъ Куттль, не писалъ ко мн?
Изумленіе, отразившееся въ чертахъ капитанскаго лица, положительно устрашило м-ра Тутса, и онъ не могъ оторвать отъ него своихъ глазъ.
— Не писалъ! — повторилъ капитанъ. — Писалъ, Соль Гильсъ!
— Ну да, — продолжалъ старикъ, — отчего бы теб не написать въ Барбадосъ, напримръ, или въ Ямайку, или въ Демерару? Вдь я же тебя просилъ.
— Ты меня просилъ, Соль Гильсъ!
— Да, да, мой другъ! Разв ты не знаешь? Неужто забылъ! Я писалъ теб каждый разъ.
Капитанъ снялъ лощеную шляпу, повсилъ ее на свой крюкъ и, разглаживая рукою затылокъ, глядлъ на все собраніе, представляя своей особой совершеннйшій идеалъ воплощеннаго удивленія.
— Ты, по-видимому, не понимаешь меня, мой другъ! — замтилъ старикъ.
— Соль Гильсъ, — возразилъ капитанъ посл продолжительнаго молчанія, — ты меня сдрейфовалъ на самый экваторъ и пробилъ напроломъ. Удли, почтенный другъ, пару словъ насчетъ своихъ приключеній. Неужто Эдуардъ Куттль будетъ стоять на мели? — заключилъ капитанъ, переминаясь и осматриваясь во вс стороны.
— По крайней мр, ты знаешь, милый Недъ, зачмъ я ухалъ отсюда. Вскрылъ ли ты мой пакетъ?
— Да, да, да, — отвчалъ капитанъ скороговоркой. — Разумется, я вскрылъ твой пакетъ.
— И прочелъ? — сказалъ старикъ.
— Какъ не прочесть? — отвчалъ капитанъ, изъявляя готовность отдать полный отчетъ въ содержаніи пакета. — Вотъ что писалъ ты: "Милый мой, Недъ Куттль! Оставляя теперь Лондонъ для отправленія въ Вестъ-Индію, въ надежд получить какія-нибудь извстія о миломъ племянник"… баста! вотъ твой милый племянникъ, вотъ дорогой нашъ Вальтеръ! — сказалъ капитанъ, какъ будто обрадованный тмъ, что могъ остановить свои мысли на такомъ явленіи, которое по своей дйствительности не подлежало никакому сомннію.