Домби и сын

Поговариваютъ насчетъ м-ра Домби, но весьма немного. Главный предметъ разсужденія состоитъ собственно въ томъ, смекалъ ли этотъ джентльменъ, какъ идутъ дла, и давно ли началъ подозрвать, что ему не миновать банкротства. Кухарка выражаетъ свое мнніе такимъ образомъ:

— Я готова присягнуть, что онъ готовился къ этому цлые годы; и если сказать всю правду, его приказчикъ бжалъ именно тогда, когда ужъ ничего нельзя было поправить.

Обратились къ м-ру Перчу, и вышло, что м-ръ Перчъ такихъ же мыслей. Затмъ предстоялъ другой, не мене важный вопросъ: что станетъ длать м-ръ Домби и выпутается ли кое-какъ изъ своей бды? Таулисонъ полагаетъ, что не выпутается, и основательно заключаетъ, что м-ръ Домби удалится въ какую-нибудь богадльню, устроенную для джентльменовъ.

— Вотъ что! — восклицаетъ кухарка жалобнымъ тономъ. — Тамъ, вроятно, y него будетъ маленькій садикъ, и онъ станетъ разводить весною сахарный горохъ!

— Именно такъ, — подтверждаетъ Таулисонъ, — притомъ, думать надо, его причислятъ къ разряду какихъ-нибудь братій.

— Вс мы — братія, — говоритъ м-ръ Перчъ, выпивая свою рюмку.

— Только ужъ никакъ не с_е_с_т_р_і_я, — остроумно замчаетъ м-съ Перчъ, поглядывая съ лукавымъ видомъ на всю веселую компанію.

— Вотъ какъ падаютъ сильные міра сего! — воскликнула кухарха съ трепетнымъ благоговніемъ.

— Гордецы падали всегда и будутъ падать: туда имъ и дорога! — съ негодованіемъ говоритъ горничная, невста м-ра Таулисона.

Нельзя было достойнымъ образомъ надивиться дружелюбію всей этой компаніи и тому твердому единодушію, съ какимъ она переносила ужасный ударъ судьбы. Но вдругъ неожиданно маленькая двочка, ремесломъ судомойка, разразилась слдующими словами:

— A что, если намъ не заплатятъ жалованья?

При этой выходк вс почтенные члены остались безъ языка, какъ будто невидимая сила поразила ихъ нмотою. Кухарка оправилась первая.

— Какъ теб не стыдно, — сказала она, — г обижать благородную фамилію, которая тебя кормитъ и поитъ, такими безчестными подозрніями? Неужто, думаешь ты, найдутся на свт окаянные люди, которые захотятъ отнять послдній кусокъ хлба y бдной прислуги? Стыдись, прощалыга ты этакая! Съ этакими чувствами, я не знаю, право, гд ты отыщешь себ другое мсто.

М-ръ Таулисонъ тоже не зналъ, и никто не зналъ. Бдная двочка, въ свою очередь, не смыслила ничего и принуждена была забиться въ темный уголокъ, осыпанная градомъ безпощадныхть упрековъ.

Черезъ нсколько дней какіе-то странные люди начинаютъ заходить въ этотъ домъ и назначаютъ одинъ другому свиданія въ большой столовой, какъ будто они здсь и жили. Между ними особенно бросается въ глаза джентльменъ іудейской породы, толстый и курчавый, съ массивными часами въ карман. Онъ похаживаетъ и посвистываетъ въ ожиданіи другого джентльмена, y котораго за пазухой всегда перья и чернила, a между тмъ, для препровожденія времени, обращается къ м-ру Таулисону съ какимъ-нибудь вопросомъ, напримръ:

— Не знаете ли вы, какой видъ имли первоначально эти малиновыя занавси, когда ихъ только что купили? Вы вдь здсь — старый птухъ.

И названіе стараго птуха, неизвстно ради какой причины, навсегда утвердилось за камердинеромъ м-ра Домби.

Эти визиты и свиданія въ большой столовой день-ото-дня становятся все чаще и чаще, и каждый джентльменъ иметъ, по-видимому, въ своемъ карман перья и чернила. Наконецъ, разносится слухъ, что дло идетъ о продаж съ аукціона, и тогда вламывается въ домъ цлая группа серьезныхъ джентльменовъ, сопутствуемая отрядомъ странныхъ людей въ странныхъ шапкахъ, которые начинаютъ стаскивать ковры, стучать мебелью и длать своими туфлями тысячи разнородныхъ оттисковъ на лстницахъ и въ корирод.

Между тмъ кухонный комитетъ постоянно засдаетъ въ своемъ нижнемъ департамент и отъ нечего длать кушаетъ и пьетъ отъ ранняго утра до поздняго вечера. Наконецъ, въ одно прекрасное утро, м-съ Пипчинъ потребовала къ себ всхъ членовъ и адресовалась къ нимъ такимъ образомъ:

— Вашъ хозяйнъ находится въ затруднительномъ положеніи. Это, конечно, вы знаете?

М-ръ Таулисонъ, какъ предсдатель комитета, даетъ за всхъ утвердительный отвтъ.

— Всмъ вамъ, каждому и каждой, не мшаетъ позаботиться о себ, — продолжаетъ перувіанская вдовица, окидывая собраніе своимъ срымъ глазомъ и качая головой.

— Такъ же, какъ и вамъ, м-съ Пипчинъ! — восклицаетъ пронзительный голосъ изъ арріергарда.

— Это вы такъ думаете, безстыдница, вы? — кричитъ раздражительная Пипчинъ, приподнимаясь во весь ростъ, чтобы ясне равглядть дерзкую грубіянку.

— Я, м-съ Пипчинъ, я, съ вашего позволенія! — храбро отвчаетъ кухарка, выступая впередъ.

— Ну, такъ вы можете убираться, и чмъ скоре, тмъ лучше. Надюсь, я не увижу больше вашей гадкой фигуры.

Съ этими словами храбрая вдовица вынимаетъ изъ сундука полотняный мшокъ, отсчитываетъ деньги и говоритъ, что она можетъ получить свое жалованье вплоть до этого дня и еще впередъ за цлый даровой мсяцъ. Кухарка расписывается въ домовой книг, и съ послднимъ почеркомъ пера ключница бросаетъ ей деньги. Эту хозяйственную формальность м-съ Пипчинъ повторяетъ со всми членами кухонной компаніи до тхъ поръ, пока вс и каждый сполна получили свое жалованье, съ прибавкой даровой мсячной награды.

— Можете теперь идти на вс четыре стороны, — говоритъ м-съ Пипчинъ, — a y кого нтъ мста, тотъ можетъ прожить здсь еще недлю, больше или меньше. A вы, негодница, сейчасъ же долой со двора, — заключаетъ раздражительная Пипчинъ, обращаясь къ кухарк.

— Иду, матушка Пипчинъ, можете быть спокойны, — отвчаетъ кухарка. — Счастливо оставаться и кушать на сонъ грядущій сладкіе пирожки съ горячимъ глинтвейномъ.

— Пошла вонъ! — кричитъ м-съ Пипчинъ, топая ногой.

Кухарка удаляется съ видомъ высокаго достоинства, который приводитъ въ отчаяніе старуху Пипчинъ, и черезъ минуту присоединяется въ нижнемъ департамент къ остальнымъ членамъ комитета.

Тогда м-ръ Таулисонъ говоритъ, что теперь, прежде всего, не мшаетъ что-нибудь перекусить и пропустить за галстукъ, a потомъ онъ будетъ имть удовольствіе предложить нкоторые совты, необходимые, по его мннію, для всхъ сочленовъ благородной компаніи. Выпили, перекусили, еще выпили и еще закусили, и когда, наконецъ, эта предварительная статья была приведена къ желанному концу, м-ръ Таулисонъ излагаетъ свои мннія такимъ образомъ:

— Служба наша оканчивается съ этимъ днемъ. Вс мы, каждый и каждая, можемъ отъ чистаго сердца говорить, что во все время своего нахожденія въ этомъ дом мы служили врой и правдой, несмотря на безтолковыя и безсмысленнуя распоряженія взбалмошной бабы, какова м-съ Пипчинъ…

Общее негодованіе. Нкоторые изъ почтенныхъ сочленовъ перемигиваготся и смются. Горничная аплодируетъ.

— Много лтъ мы жили дружелюбно и единодушно, не выставляясь впередъ и не выскакивая другъ передъ другомъ, и если бы хозяинъ этого несчастнаго дома соблаговолилъ когда-нибудь удостоить своимъ вниманіемъ наше общее согласіе, нтъ никакого сомннія, каждый и каждая изъ насъ удостоились бы не такой награды, какую, словно голоднымъ псамъ, бросила жадная старуха Пипчинъ.

Общіе вздохи. Судомойка обнаруживаетъ безсмысленное удивленіе. Горничная всхлипываетъ.