Домби и сын

— Какъ это жаль! — сказалъ м-ръ Каркеръ, оскаливая зубы и еще разъ перечитывая постскриптъ. — Летитъ теперь далеко племянникъ дяди Соля, летитъ на всхъ парусахъ, какъ выразился мой пріятель капитанъ Куттль. Право, очень жаль!

Онъ положилъ письмо въ конвертъ и постукивалъ имъ по столу, повертывая его на вс стороны. Было ясно, м-ръ Домби задалъ многосложную работу для его мозга. Въ эту минуту постучался въ дверь разсыльный и, войдя на цыпочкахъ, перегибался на каждомъ шагу, какъ будто низкіе поклоны были наслажденіемъ его жизни. Подойдя къ столу, м-ръ Перчъ съ благоговніемъ подалъ своему повелителю нсколько бумагъ.

— Прикажете сказать, сэръ, что вы заняты? — спросилъ м-ръ Перчъ, потирая руками и склонивъ голову на бокъ, какъ человкъ, хорошо понимавшій, какою грубостью было бы держаться прямо въ присутствіи такой знатной особы.

— Кто меня спрашиваетъ?

— Пожалуй, что никто, сэръ, или, то есть, почти все равно, что никто. Приходилъ старикъ Гильсъ, инструментальный мастеръ, съ уплатой долга, да я ужъ сказалъ, что ваша милость ужасно заняты.

— A еще былъ кто-нибудь?

— Нтъ, сэръ, еще никого не было. Тотъ парнишка, что приходилъ вчера и на прошлой недл почти каждый день, шляется и теперь около дома, да вдь нельзя же докладывать вашей милости о всякой сволочи. Какой-то бездомный прощалыга, сударь, свиститъ себ да гоняетъ воробьевъ.

— Вы не знаете, что ему нужно?

— Да говоритъ, сэръ, что y него нтъ мста, ваша милость, говоритъ, не пристроитъ ли его на доки: рыбу, говоритъ, умю ловить; ну да вдь…

Здсь м-ръ Перчъ сомнительно покачалъ головою и кашлянулъ изъподъ руки.

— Кто же онъ такой?

— Бездомный прощалыга, какъ я осмлился докладывать вашей милости. Шляется безъ куска хлба. Да только, видите ли, сэръ, — прибавилъ м-ръ Перчъ, толкнувъ колномъ въ дверь, чтобы увриться, хорошо ли она заперта — нахалъ этотъ говоритъ, что мать его была кормилицей нашего молодого джентльмена; вотъ онъ и надется, что авось, дескать, какъ-нибудь… народъ грубый. Нтъ, это не по-нашему. М-съ Перчъ выкормила для м-ра Домби двочку на славу, a небось, заикался ли я, что вотъ-де жена моя была кормилицей; опредлите меня въ доки.

М-ръ Каркеръ оскалилъ зубы, какъ акула и, казалось, о чемъ-то размышлялъ.

— Какъ же прикажете, сэръ? — продолжалъ м-ръ Перчъ посл короткой паузы, — не сказать ли этому сорванцу, что его притянутъ въ судъ, если онъ станетъ надодать? Оно бы, пожалуй, я пригрозилъ ему переломать бока, да только наживешь хлопотъ за тлесный страхъ, {(Bodily fеаг). То есть, м-ръ Перчъ боится, какъ бы обиженный не пожаловался на него въ суд. Въ такомъ случа, по англійскимъ законамъ, ему, какъ обидчику, слдовало бы явиться въ судъ и дать подписку за денежнымъ поручительствомъ двухъ особъ, что онъ, обидчикъ, не выполнитъ своей угрозы и впередъ клятвенно обязывается на. блюдать общественную тишину, he will be bound to keep the peace. Прим. перев.} a y меня и безъ того голова идетъ кругомъ по поводу теперешняго положенія моей жены. Судъ — бдовое дло. Струхнешь, — и какъ разъ подпишешь присягу.

— Приведите сюда этого сорванца. Я хочу его видть.

Вскор за дверьми послышался стукъ тяжелыхъ сапогъ и пронзительный голосъ м-ра Перча, который говорилъ: "Тише, тише". Въ комнату, вслдъ за разсыльнымъ, вошелъ дюжій парень лтъ пятнадцати, съ красными круглыми щеками, съ круглымъ и гладкимъ лбомъ, съ круглыми черными глазами, съ круглымъ туловищемъ, и въ довершеніе общей круглоты, имя круглую шляпу въ рукахъ съ оторванными полями.

По мановенію м-ра Каркера, Перчъ немедленно удалился, едва успвъ представить неуклюжаго просителя. Оставшись съ нимъ съ глазу на глазъ, м-ръ Каркеръ, безъ всякихъ предварительныхъ объяснеиій, схватилъ его за горло и началъ душить безъ милосердія.

Ошеломленный мальчишка думалъ, что наступилъ его послдній часъ. Вытаращивъ глаза на своего палача съ блыми зубами и на конторскія стны, онъ старался передъ послднимъ издыханіемъ разгадать, за что предаютъ его лютой казни. Мало-по-малу онъ опомнился и хриплымъ голосомъ закричалъ:

— Да оставьте же меня! что я вамъ сдлалъ?

— Тебя оставить, мерзавецъ! Вотъ я теб дамъ! Я задушу тебя, каналью!

— За что же? Связался съ бднымъ парнемъ! Я никого не трогалъ. Душить, такъ души равнаго себ, a не меня! Вотъ нашелъ…

Но слова эти замерли въ притиснутомъ горл, и озадаченный мальчикъ, потерявъ всякое мужество, залился горькими слезами.

— Что же я вамъ сдлалъ? — пробормоталъ Котелъ, онъ же и Робъ, онъ же и Точильщикъ, онъ же и Тудль, старшій сынъ м-съ Ричардсъ.

— Мошенникъ! — вскричалъ м-ръ Каркеръ, медленно высвободивъ жертву изъ когтей и останавливаясь передъ каминомъ въ своей обыкновенной поз. — Зачмъ ты слоняешься здсь каждый день?

— Я искалъ работы, сэръ, — всхлипывалъ Робъ, вытирая слезы кулакомъ и приставивъ другую руку къ горлу, — y меня не было дурного умысла. Я никогда не приду сюда.

— Ты, лжешь, мерзавецъ, что искалъ работы! Разв ты не первый бродяга въ цломъ Лондон? Негодный Каинъ!

На такое обвиненіе гршный Тудль на нашелся, что отвчать. Онъ со страхомъ и трепетомъ смотрлъ на строгаго джентльмена, какъ будто взоръ м-ра Каркера оцпенилъ его.

— Разв ты не воръ? — спросилъ м-ръ Каркеръ, запустивъ руки въ карманы фрака.

— Нтъ, сэръ, — отвчалъ Робъ умоляющимъ тономъ.

— Ты воръ, говорю теб.

— Ей, ей же нтъ. Провались я сквозь землю, если что-нибудь укралъ. Я только ловилъ птицъ, и больше ничего, сэръ. Птицы пвчія, говорятъ, невинная компанія, a вотъ до чего она доводитъ! — заключилъ молодой Тудль въ свжемъ припадк раскаянія.

Птичья компанія довела его до оборванной куртки, засаленвійо нагрудника, до истасканнаго синяго галстуха и до шляпы безъ полей.

— Въ десять мсяцевъ я не заглянулъ домой и двадцати разъ, какъ началъ тереться около птицъ. Да и какъ показаться дома, когда всякій указываетъ на меня пальцемъ. Лучше, право, утопиться или наложить на себя руки, — вопилъ отчаянный Котелъ, пачкая глаза грязнымъ рукавомъ.

Въ припадк откровенности бдный парень готовъ былъ разболтать все, лишь бы избавиться отъ мученій, которыми, казалось, угрожали ему острые зубы м-ра Каркера.

— Да, ты, я вижу, удалая голова, любезный, — сказалъ м-ръ Каркеръ, качая головой.

— Скажите, сэръ, горемычная голова, — возразилъ злосчастный Котелъ, всхлипывая опять и пачкая глаза грязнымъ рукавомъ — блый свтъ ужъ давно мн опостыллъ. Вс бды начались съ тхъ поръ, какъ я принялся отлынивать, a посудите, сэръ, разв я могъ не отлынивать?

— A что?

— Отлынивать, сударь, отъ школы.

— То есть, ты говорилъ, что идешь въ школу, a между тмъ не ходилъ?

— Точно такъ, сэръ, это и есть отлынивать, — отвчалъ взволнованный эксъ-точильщикъ, — за мной гонялись по улицамъ, какъ за звремъ, когда я туда шелъ, a тамъ каждый день молотили меня, какъ въ ступ. Я и началъ отлынивать.

— Ты говоришь, что y тебя нтъ мста? — спросилъ м-ръ Каркеръ, снова схвативъ его за горло и вперивъ въ него тигровые глаза, — такъ, что-ль?

— Такъ, сэръ, я бы вкъ былъ благодаренъ вамъ.

М-ръ Каркеръ толкнулъ его въ уголъ и позвонилъ. Котелъ, безъ малйшаго сопротивленія, сталъ какъ вкопанный въ отведенномъ мст. Явился разсыльный.

— Позвать сюда м-ра Гильса.

М-ръ Перчъ поклонился и вышелъ, не выразивъ ни однимъ знакомъ изумленія насчеть засады, поставленной въ углу. Черезъ минуту явился дядя Соль.