Домой
Шрифт:
Утром отец вставал, хмурый, раздраженный. Поначалу пытался выговаривать маме – недостаточно горячий чай, криво постелена скатерть, но Софья Моисеевна, когда холодно и язвительно, когда криком, прекратила его нападки. Эля всегда была любимицей, Анюта маленькой, и все отцовское раздражение стало выливаться на Володю.
Из ставшего холодным дома хотелось бежать, и он убегал – бродил по улицам или, превозмогая неудобство, отсиживался у Нины.
Арсений Васильевич, наблюдая за мальчиком, беспокоился. Да, отец вернулся, и в первый день Володя примчался к ним такой сияющий и счастливый:
– Папу
Нина завизжала от радости, Арсений Васильевич обнял мальчика:
– Ну вот видишь!
Нина побежала было собирать чай в честь такого события, но Володя торопился домой:
– Там папа…
Теперь же радость его как будто угасла. О родителях он говорил мало и сдержанно – папа ищет работу, мама служит.
Арсений Васильевич отвез Нину к тетке, а сам уехал на три дня по близлежащим деревням, запасшись необходимыми мандатами – чтобы не приняли за спекулянта.
С продуктами было плохо. Поначалу очень помог Федор – приехал с корзиной, полной еды, денег брать не стал:
– Ты мне что суешь? Это деньги? Это бумажки. Печку ими протопи лучше, а то у меня зуб на зуб не попадает.
– Да я жару не люблю, – оправдывался Арсений Васильевич, – а если не деньги – что тебе дать? Вот у меня цепочка, кольцо еще…
Федор махнул рукой:
– Не стыдно?
– Нет. Ты меня кормить будешь?
– У меня хватит пока. И на твою Нину, и на мою.
– На кого? – оторопел Арсений Васильевич.
– Мы ребеночка взяли, – смущенно улыбнулся Федор, – девочку, пять лет. Нина, как и твоя.
– Ну вы молодцы! – обрадовался Смирнов, – Нину-то нарочно подбирали?
– Ничего мы не подбирали, Арсений, – помрачнел Федор, – летом на богомолье поехали – под Тихвин, Варька что-то там про какую-то икону услыхала. Ну и поехали, церковь эта в деревне какой-то, извозчика взяли, приехали, а в деревне – погром. Сволочи пьяные напились, имение спалили, церковь тоже, хозяев – пару молодую – убили… извозчик наш нас ссадил да и уехал скорее, пока лошадь не отобрали. Мы стоим, на пожарище смотрим, что делать – не знаем, думали, убьют тоже. Тут старуха подходит, говорит – вы не местные, сделайте дело доброе – возьмите сироту! Спрятала она у себя дочку хозяев, но боится – что убьют девочку, да и ее заодно, что укрывает. Мы к ней в дом пришли, а там девочка. Мы ее взяли, старуха нам станцию указала, мы до станции по лесу шли, от каждого куста шарахались. Как до дому добрались – и не вспомню. Потом уж Варя спрашивать стала дочку – как звать-то тебя? А она молчит, ничего сказать не может. Варя и решила, Нина будет, говорит, как у Арсения.
– Как она сейчас-то?
– Лучше, что ж. Котенка я ей достал – все с ним играет. По ночам плачет, правда, все ночи над кроваткой сидим. Удочку ей сделал да рыбок. На удочку крючок – можно рыбок этих цеплять. Вот она наловит, да котенка Тишку кормит. Варя на нее не надышится.
Федор посидел еще немного и уехал. Арсений Васильевич заставил его взять браслет:
– Возьми, Федя. Будет Ниночке приданое.
– У тебя тоже дочь! – сопротивлялся Федор, но Арсений Васильевич настоял.
Нина узнала о девочке и ужасно обрадовалась:
– Мы к ним поедем, я с ней играть буду!
Потом притихла, задумалась.
– Что
ты, маленькая? – испугался Арсений Васильевич.– У нее на глазах родителей убили?
– спросила Нина дрогнувшим голосом.
– Не знаю, Ниночка. Она маленькая еще, может, забудет.
– Забудет. И не будет помнить ни имения, ни родителей! Будет думать, что так и родилась у Федора с Варварой, будет рыбу ловить. А там ведь – письма были, карточки фотографические, портреты! – и Нина заплакала.
Арсений Васильевич сел рядом:
– Что же делать теперь…
– Хорошо, что я взрослая, – сказала Нина, всхлипывая, – я ничего не забуду.
Арсений Васильевич рассеянно покивал.
Федор больше не приезжал, и Арсений Васильевич поехал за провизией.
Обратно он возвращался с полным мешком, хваля себя – наменял столько, что хватит надолго и им с Ниной, и сестре. И слава богу, что заранее подумал про мандат, купил за небольшие деньги у знакомого комиссара – на вокзале всех проверяли, отбирали мешки, а вообще были случаи, что и стреляли на месте.
Около Введенского канала он замедлил шаг – шайка беспризорников-малолеток как-то подозрительно засмотрелись на его мешок. Арсений Васильевич взял мешок покрепче и пригляделся.
– Господи, Володя! – потрясенно крикнул он.
Увидеть Володю среди уличных мальчишек было совершенно немыслимо.
– Бежим! – крикнул один из ребят, и компания исчезла. Володя растерялся, и Арсений Васильевич успел схватить его за рукав. Мальчишка стал вырываться, но Арсений Васильевич держал крепко.
– Перестань, Володя, – Смирнов старался говорить спокойно, – ты что? Что ты тут делаешь?
Володя рванулся, и Арсений Васильевич едва не уронил мешок. Разозлившись, он дернул Володю за руку:
– Ты что это? Ну-ка быстро домой.
– Не пойду, – прошептал тот.
– Что еще? – и Смирнов потащил его за собой.
Володя сопротивлялся, упирался, пытался вырваться, и Арсений Васильевич изрядно взмок, таща и мешок и мальчишку. Он втолкнул его в квартиру, запер дверь и тяжело сел на стул в прихожей:
– Умаял! Еле дошел.
Володя прижался к стенке и опустил голову. Арсений Васильевич отдышался:
– Что сделалось, сынок?
Володя молчал. Арсений Васильевич рассердился:
– Пойдем-ка я тебя домой отведу!
– Не пойду! – крикнул Володя, – никогда не пойду!
– Вот как! – развел руками Арсений Васильевич, – ну-ка давай рассказывай, что случилось.
– Отпустите меня.
– Куда? К беспризорникам? На мороз? Нет, сам знаешь, что не пущу. Рассказывай.
Володя поднял голову, и Арсений Васильевич увидел то, чего не заметил в темноте – синяк на щеке.
– Кто ж тебя так? На улице подрался? А потому что нечего с уличными болтаться… давай приложу холодненькое, не так больно будет. А потом домой пойдешь.
– Это не уличные.
– Не они? А кто же?
Володя отвернулся. Помолчав, он выдавил:
– Это папа.
– Папа? Ударил тебя?
Володя молчал. Арсений Васильевич вздохнул:
– Так…
Он встал, взял Володю за руку и отвел в кухню:
– Сядь, я пока печку растоплю, холодно.
Печка разгорелась, Арсений Васильевич поставил греть воду. Потом сел: