Домой

Это чертово восстание! Как-то ведь прожили начало осени, ну да, митинги, товарищи, кто-то там приехал из Финляндии, было тревожно, Нину он теперь в гимназию провожал и встречал, но как-то жили! А потом – выстрелы, грохот, страшный залп, наутро было ничего не понять, а потом – пожалуйте – в газетах: все власть народу, революция и так далее.

И ничего еще бы, только потом явились товарищи – национализировать лавку, она теперь принадлежит народу. Арсений Васильевич согласился сразу – конечно, он сам планировал лавку именно народу и отдать, пожалуйста, дорогие товарищи… Только можно он ее передаст – кому передавать? Комитету? Хорошо, комитету – завтра? Наведет порядок, ревизию? Можно? Конечно, он за революцию и счастлив отдать лавку народу.

Всю ночь он распихивал припасы – все-таки хорошая квартира, вот кладовая – ведь и не видно, что там дверь, очень удобно. А если еще подвинуть шкаф, так тогда и эта комнатушка будет не видна, а сколько туда можно спрятать!

Наутро явились товарищи, застали бывшего хозяина с бумагами, в лавке порядок:

– Вот, товарищи. Все учтено, все расставил.

Бумаги смяли, выкинули на пол, бывшего хозяина выставили за дверь. Арсений Васильевич потоптался за порогом, потом вернулся – не возьмут ли товарищи его работать в этой самой лавке? Но тут не повезло, товарищи назвали его кровопийцей и вытолкали.

Вечером прибежала Лида, сказала, что пьяные охтяне днем влезли в мастерскую, повыкидывали швейные машинки, а один пьяный дурак, глумясь над перепуганными женщинами, такое вытворил с суровой ниткой, что жаль – не затянул потуже: сразу бы сдох, и туда бы ему, сволочи, и дорога.

– Таисию я, Арсений, к себе взяла – квартира-то у нее при мастерской, а там страшно. Так она, вот дура-то, прости господи, мне и говорит: надо нам теперь вместе держаться. Пусть и он сюда с Ниночкой переедет, будем семьей. У меня голова кругом идет, Арсений, и ты натворил, и переворот этот еще.

Планы Таисии Николаевны напугали Арсения Васильевича еще больше, чем переворот и конфискация лавки, но там все устроилось благополучно – через две недели вдова с сыном перебрались к тетке на Выборгскую сторону. Из мастерской удалось спасти отличную зингеровскую машинку и целый ящик ниток.

За окном протопали сапоги. В соседний дом, кажется. Аресты теперь проходили почти каждую ночь, каждую ночь слышались крики и ругань, каждое утро пустела какая-то квартира. Надо все-таки отвести Нину к Лиде – на всякий случай. Хотя Охта – такая окраина, нигде сейчас не безопасно.

На улице стихло. Может быть, просто так прошли товарищи… надо лечь спать, отдохнуть.

В дверь тихо постучали. Арсений Васильевич едва не подпрыгнул, но потом понял – чека стучит не так… но кто мог явиться ночью? Он подумал о Лиде и скорее пошел к дверям:

– Кто там?

– Это я…

– Кто это – я?

За дверью молчали.

– Говори кто, а то не открою!

– Я…

Арсений Васильевич узнал голос. Охнув, он отпер большой засов.

Володя стоял на пороге, в накинутой гимназической шинельке, без шапки. Он поднял голову, со страхом и отчаянием посмотрел на Арсения Васильевича. Смирнов скорее втащил его в переднюю:

– Что, Володенька? Что случилось, мальчик мой?

Володя тяжело глотнул. Он попытался было что-то сказать, но слова не шли, он весь дрожал и левой рукой вытирал уголок рта. Арсений Васильевич обнял его и прижал к себе.

– Тихо, тихо, малыш… успокойся, никому тебя не дам… что сделалось, кто обидел моего мальчика?

Володя отстранился от него. Он снова пытался что-то сказать, но губы не слушались, он все трогал уголок рта, и наконец выдавил:

– Папу…

– Что? – охнул Арсений Васильевич, – что, Володя?

– Папу… арестовали.

Вот оно что… что ж, этого следовало ожидать – богатый инженер, резкий, откровенный, сдерживаться не считал нужным, Володя ведь в него такой – не промолчит, не отсидится в уголке… что же теперь с ним будет, что будет с его семьей? Главное – мальчишку как жалко!

На пороге появилась заспанная Нина:

– Папа, что случилось? – Володя? Папа, что, уже утро? Что случилось, папа?

– Ниночка, Якова Моисеевича арестовали, – промямлил Арсений Васильевич.

Нина, ничего не говоря, смотрела на них расширившимися от страха глазами.

Володя поднял голову.

– Они его уводили, мама и сестры плакали… я хотел его спасти, я на них бросился… а солдат… он меня отшвырнул… на пол… я…я…

И он забормотал что-то бессвязное, беспомощное, дрожал и все вытирал уголок рта.

Нина подошла ближе:

– Погоди, папа.

Она осторожно отняла Володину руку от лица, притянула его голову к себе на плечо, и, осторожно покачиваясь, стала баюкать, что-то шепча на ухо.

– Папа, сходи к ним, – попросила она, не оборачиваясь.

Арсений Васильевич накинул пальто и поспешно вышел. Как на улице холодно! Дали они ему хоть одеться?

Совсем они были разные, и если бы не дружба их детей, никогда бы не познакомились. Смирнову казалось, что Яков Моисеевич поначалу не приветствовал то, что Володя так привязался к Нинке, но со временем оценил ее, Нина всем нравится. Последний год перед революцией Яков Моисеевич как-то зашел в магазин, поговорил со Смирновым, пожаловался, что сын, хоть и такой умница, бывает непослушным, строптивым, упрямым. Сказал, что дочери – это совсем другое, Арсений Васильевич грустно заметил, что ему не с чем сравнить, его сын умер в младенчестве. Потом в лавку забежали с хохотом Нина с Володей, Володя, увидев отца, смутился, покраснел, Нина тут же накрыла стол к чаю, и они все вместе уселись за стол. Володя немного стеснялся отца, но Нина весело расспрашивала Якова Моисеевича про железную дорогу, про паровозы, подливала ему чай, и вечер прошел очень весело и приятно. Потом Володя с отцом ушли, и в окно Арсений Васильевич увидел, как Володя на улице взял отца за руку, а тот обнял его за плечи.

Что же теперь будет?

Арсений Васильевич поднялся на второй этаж и осторожно постучал. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась встрепанная Софья Моисеевна.

– Кто здесь? – спросила она растерянно, близоруко щурясь.

– Это я, Арсений Васильевич… войти позволите?

Она посторонилась, прошла в переднюю и растерянно села на стул. В гостиной плакали девочки.

Арсений Васильевич наклонился и взял Софью Моисеевну за руки:

– Володя у нас…

– Да… простите меня, я сама его к вам послала. Солдат… толкнул Якова, ударил, Володя бросился на него, тот отшвырнул его на пол… как котенка… много ли ему надо … он хотел было встать, но солдат толкнул его… ногой… и Якова увели. Я боюсь, если они вернутся, Володя может натворить дел… не знаю, что будет теперь с нами!

– Послушайте, дорогая… давайте верить, что все наладится… бывают ошибки, может быть, он завтра будет дома… Прошу вас, постарайтесь успокоиться. Слышите, девочки плачут. Может быть, пойдемте к нам?

Софья Моисеевна глубоко вздохнула:

– Нет, Арсений Васильевич, я останусь дома. Спасибо вам! Если позволите, пусть Володя побудет у вас. Присмотрите за ним! Я боюсь, что они вернутся, и он натворит глупостей.

– Конечно, Софья Моисеевна. Присмотрю. Я зайду к вам завтра. А пока запирайтесь как следует.