Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Какъ это я могу ошибаться въ собственныхъ словахъ? спросилъ Донъ-Кихотъ. Скажи мн, презрнный измнникъ, разв не видишь ты этого рыцаря съ золотымъ шлемомъ, который детъ, на встрчу намъ, верхомъ, на сромъ кон.

— Право, я вижу только какого-то человка, отвчалъ Санчо, верхомъ на такомъ же сромъ осл, какъ мой, съ головой, покрытой чмъ то блестящимъ.

— Вотъ это чмъ-то и есть шлемъ Мамбрена, сказалъ Донъ-Кихотъ. Отъзжай въ сторону, продолжалъ онъ, и оставь меня съ нимъ одинъ на одинъ. Ты увидишь, какъ не говоря ни слова, чтобы не терять времени, я овладю наконецъ этимъ давно желаннымъ шлемомъ.

— Посторониться то я посторонюсь, пробормоталъ Санчо, только не наткнуться бы вашей милости на новый валяльный молотъ.

— Говорилъ я теб, закричалъ Донъ-Кихотъ, не разрывать мн ушей этими проклятыми молотами, или клянусь, впрочемъ ты и безъ клятвъ повришь, что я вытяну, наконецъ, душу изъ твоего тла.

Санчо замолчалъ изъ страха, чтобы Донъ-Кихотъ, чего добраго, не выполнилъ своей угрозы, видя, что онъ взбшенъ не на шутку.

Скажемъ теперь что это былъ за рыцарь, конь и шлемъ, замченные Донъ-Кихотомъ. Недалеко отъ того мста, гд находился онъ въ настоящую минуту, стояли почти рядомъ дв деревушки. Въ одной изъ нихъ — меньшей — не было ни аптеки, ни цирюльника; въ другой — большей — было то и другое. Цирюльникъ большей деревни служилъ своимъ искусствомъ обимъ, и въ настоящую минуту халъ въ сосднюю деревушку пустить кровь больному и обрить — здороваго. Отправляясь по этимъ дламъ, онъ взялъ съ собою тазикъ изъ красной мди; въ дорог его между тмъ захватилъ дождь, и вотъ, чтобы не испортить своей шляпы, вроятно совершенно новой, онъ и прикрылъ ее тазикомъ, отлично вычищеннымъ, и потому сіявшимъ за нсколько верстъ, халъ онъ за сромъ осл, какъ говорилъ Санчо, показавшимся очень легко Донъ-Кихоту срымъ въ яблокахъ конемъ, подобно тому какъ показался ему самъ цирюльникъ — рыцаремъ съ золотымъ шлемомъ; такъ все поражавшее его глаза легко преображалось въ его воображеніи въ разные предметы странствующаго рыцарства.

Едва лишь бдный цирюльникъ приблизился въ Донъ-Кихоту, какъ послдній, не сказавъ ему ни слова, кинулся на него во вою россинантовскую прыть, намреваясь, во мгновеніе ока, проколоть его насквозь. Готовясь, однако, встртиться съ нимъ грудь съ грудью; онъ нисколько, впрочемъ, не замедляя стремительности своего порыва, закричалъ цирюльнику: «обороняйся презрнная тварь, или отдай безъ боя то, что должно быть моимъ.» Несчастный противникъ его, очутившись нежданно, негаданно, лицомъ къ лицу съ стремившимся на него вооруженнымъ привидніемъ, чтобы избавиться отъ опасности, поспшно соскочилъ съ своего осла, и быстре лани пустился улепетывать черезъ поле; и долго, долго бжалъ онъ такъ, что кажется самый втеръ не могъ бы настичь его. Кинулъ онъ и тазъ свой, и все чего ни требовалъ отъ него Донъ-Кихотъ, который улыбнувшись сказалъ, что неврный этотъ какъ видно не дуракъ, потому что поступилъ подобно бобру, откусывающему собственными зубами, и бросающему въ добычу охотникамъ то, на что природный инстинктъ указываетъ ему, какъ на предметъ, за которымъ гонятся охотники.

Донъ-Кихотъ приказалъ Санчо подобрать шлемъ, и оруженосецъ, взвсивъ его въ рук, воскликнулъ: «клянусь Богомъ, тазикъ ничего себ, и стоитъ піастра, какъ мараведиса»; съ послднимъ словомъ онъ передалъ тазъ своему господину, который надлъ его сейчасъ-же себ на голову. Долго однако ворочалъ онъ его во вс стороны, отыскивая застежки, но какъ таковыхъ не оказалось, то потерявъ, наконецъ терпніе, онъ промолвилъ: «нужно думать, что у неврнаго, по мрк котораго выкованъ этотъ знаменитый шлемъ, голова была не маленькая; но хуже всего то, что отъ этого шлема осталась только одна половина.»

Санчо не могъ не расхохотаться, услышавъ, что господинъ его называетъ шлемомъ цирюльничій тазъ, но вспомнивъ, что Донъ-Кихотъ не всегда бываетъ охотникъ до смху, остановился.

— Чему ты смешься? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Смшно мн, право, отвчалъ Санчо, когда подумаю я, какую ужасную голову долженъ былъ имть первый владтель этого шлема, похожаго за цирюльничій тазъ, какъ муха на муху.

— Знаешь-ли, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ; мн кажется, что этотъ славный, очарованный шлемъ попалъ случайно въ руки невжды, который не могъ оцнить его, и видя только, что онъ золотой, превратилъ половину его въ деньги; такимъ образомъ, шлемъ этотъ дйствительно сталъ похожъ на тазъ. Но пусть онъ остается какимъ онъ есть: меня, знающаго ему цну, мало безпокоитъ эта перемна. Къ тому же, въ первой деревн, въ которой я встрчу кузнеца, я его передлаю такъ, что онъ не уступитъ шлему выковываемому богомъ наковаленъ богу брани. Покамстъ же лучше что-нибудь, чмъ ничего. Къ тому же онъ можетъ и теперь служить мн надежной защитой отъ каменьевъ.

— Если только не станутъ швырять ихъ градомъ, вамъ въ той битв двухъ великихъ армій, въ которой вамъ выбили почти вс зубы и разбили стклянку съ вашимъ чудеснымъ бальзамомъ, отъ котораго меня чуть было не вырвало всми моими внутренностями?

— Я не слишкомъ жалю о немъ, отвтилъ рыцарь, потому-что очень хорошо помню его рецептъ.

— Я тоже очень хорошо помню его, добавилъ Санчо; только провались я на этомъ мст, если когда-нибудь дотронусь до него. Да, правду сказать, я и не думаю, чтобы онъ мн понадобился когда-нибудь; потому что, отнын я намренъ всми силами пяти своихъ чувствъ стараться никого не ранить и никмъ не быть раненымъ; и если за что не ручаюсь, такъ разв за то только, чтобы не сыграли со иной опять какой-нибудь штуки на проклятомъ одял, потому что это такого рода несчастіе, котораго ничмъ не отведешь; и ужь если наткнешься на него, то остается только вздохнуть, пожать плечами и, закрывши глаза, пойти туда, куда поведетъ судьба.

— Санчо, ты плохой христіанинъ, замтилъ ему Донъ-Кихотъ, потому что не забываешь и не прощаешь никакихъ обидъ. Другъ мой! благородному, прощающему сердцу неприлично даже вспоминать о подобныхъ пустякахъ. Скажи мн: какую ногу отшибли, какое ребро или какую голову переломили теб, чтобы такъ упорно помнить объ этой глупой шутк? Ужели ты, до сихъ поръ, не можешь понять, что это была не боле какъ шутка? Да если бы это было что-нибудь серьозное, то неужели ты думаешь, что я оставилъ бы это безъ отмщенія, что я не вернулся бы назадъ, и не произвелъ тамъ большаго разрушенія, чмъ греки въ Тро, мстя за Елену, которая, кстати сказать, — живи въ наше время, или Дульцинея въ ея — никогда не пріобрла бы своей красотой такой всесвтной извстности. — Съ послднимъ словомъ онъ глубоко и протяжно вздохнулъ.

— Пусть будетъ по вашему, сказалъ Санчо; если вы говорите, что они на этомъ одял шутили со мною, ну и пусть ихъ себ шутили; вдь, теперь, все одно; бд уже не поможешь, но только доложу я вашей милости, что всему тому, что было тамъ шуточнаго и нешуточнаго, также трудно выскользнуть изъ моей памяти, какъ изъ кожи моихъ плечь, да не въ томъ дло. Скажите-ка, что станемъ мы длать съ этимъ срымъ въ яблокахъ, похожимъ, какъ дв капли воды, на сраго осла, конемъ, покинутымъ на произволъ этимъ Мартиномъ, котораго ваша милость такъ молодецки свалили на землю? Судя по тому, какъ бднякъ улепетывалъ, можно думать, что онъ не намренъ возвращаться за своимъ скотомъ, который, право, не совсмъ плохъ.

— Я не имю обыкновенія обирать тхъ, кого я побдилъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; въ тому же не въ рыцарскихъ правдахъ отымать у своихъ противниковъ лошадей, и заставлять ихъ идти пшкомъ, если только побдитель самъ не лишился въ битв коня; тогда конечно, ему дозволяется взять коня своего противника, какъ законную добычу. Поэтому, Санчо, оставь этого осла, или коня, или чмъ онъ теб кажется, потому что хозяинъ его, по всей вроятности, вернется за нимъ, когда мы удемъ.

— Это Богъ знаетъ еще, отвчалъ Санчо, хочу ли я совсмъ забрать этого осла, ими только обмнять его, потому что онъ, кажись, повидне моего. И что это за такія несчастныя рыцарскія правила ваши, которыя не позволяютъ даже обмнить одного осла на другого. Хотлъ бы я знать, могу ли я обмнить хоть сбрую?

— Этого я наврно не знаю, замтилъ Донъ-Кихотъ; но если теб крайняя нужда въ ней, то, такъ и быть, разршаю теб перемнить ее на этотъ разъ.

— Такая мн, теперь, крайняя нужда въ ней, сказалъ Санчо, что ужь право не знаю, приведется ли мн когда нибудь испытать такую. За тмъ, воспользовавшись даннымъ ему позволеніемъ, онъ, не мшкая ни минуты, произвелъ, какъ говорятъ студенты muttatio capparrum, и такъ принарядилъ своего осла, что любо было взглянуть на него; такъ, по крайней мр, казалось Санчо, посл того наши искатели приключеній позавтракали остатками закуски, отнятой у святыхъ отцевъ и запили ее водой изъ ручья, омывавшаго стны валяльныхъ мельницъ, на которыя однако никто изъ нихъ не обернулся.

Гнвъ и дурное расположеніе духа рыцаря исчезли вмст съ насыщеннымъ аппетитомъ его, и усвшись на Россинанта, не зная куда и за чмъ ему хать, онъ ршился, какъ истый странствующій рыцарь, предоставить выборъ пути своему коню, за которымъ весьма охотно слдовалъ всюду и во всхъ случаяхъ оселъ. Такъ выхали наши искатели приключеній на большую дорогу и продолжали по ней неопредленный путь свой. Санчо долго крпился, наконецъ не выдержавъ и попросилъ у своего господина позволенія кое-что сказать. «Господинъ мой», началъ онъ, «съ тхъ поръ какъ вы исторгли у меня обтъ молчанія, вотъ уже больше четырехъ славныхъ вещицъ сгнило во мн, и теперь вертится на язык пятая; эту мн не хотлось бы загубить».