Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Все это совершенная правда, отвчалъ Донъ-Кихотъ, но скажите, пожалуйста, если вы получите разршеніе напечатать свою книгу, въ чемъ я сильно сомнваюсь, кому думаете вы посвятить ее?

— Да разв мало въ Испаніи вельможъ, которымъ можно посвятить книгу? отвчалъ двоюродный братъ.

— Не мало, сказалъ Донъ-Кихотъ, но многіе изъ нихъ, не желая быть обязанными авторамъ, посвящающимъ имъ свои труды, отказываются отъ посвященій. Знаю я одного князя, который можетъ замнить собою всхъ другихъ; если-бы я могъ сказать о немъ все, что думаю, то возбудилъ бы зависть въ нему не въ одномъ великодушномъ сердц. Но оставимъ это до другаго, боле благопріятнаго времени, а теперь подумаемъ, гд бы намъ провести ночь.

— Здсь недалеко, отвчалъ двоюродный братъ, есть келья одного отшельника, бывшаго, какъ говорятъ, нкогда солдатомъ, а теперь пользующагося славой хорошаго христіанина, умнаго и сострадательнаго человка. Возл его кельи выстроенъ имъ самимъ доминъ, правда, очень маленькій, но достаточный для того, чтобы можно было переночевать въ немъ тремъ, четыремъ человкамъ.

— А есть у этого пустынника куры? спросилъ Санчо.

— У очень немногихъ пустынниковъ нтъ ихъ — отвчалъ Донъ-Кихотъ. Ныншніе отшельники не похожи на своихъ предшественниковъ, спасавшихся въ пустыняхъ Египта, покрываясь пальмовыми листьями и питаясь древесными корнями. Не думайте, однако, чтобы упомянувъ объ однихъ, я заявилъ тмъ свое неуваженіе къ другимъ; нтъ, я говорю только, что истязанія нашего времени не такъ суровы, какъ прежнія, но отъ этого одинъ отшельникъ не становится хуже другаго. Я такъ думаю, по крайней мр, и скажу, что въ наши дни, когда все идетъ навыворотъ, лицемръ, притворяющійся человкомъ добродтельнымъ, все же лучше отъявленнаго негодяя.

Въ эту минуту путешественники наши увидли человка, почти бжавшаго прямо на нихъ, погоняя кнутомъ впереди себя мула, нагруженнаго копьями и аллебардами; поклонившись Донъ-Кихотуи его спутникамъ, незнакомецъ пошелъ себ дальше.

— Послушай, сказалъ ему Донъ-Кихотъ, остановись на минуту; мн кажется, ты идешь скоре, чмъ желаетъ твой мулъ.

— Не могу я остановиться — отвчалъ незнакомецъ, потому что завтра все это оружіе должно быть употреблено въ дло; сами видите, времени мн терять нельзя, поэтому прощайте. Но если вы хотите знать, для чего нужно это оружіе, то прізжайте въ ту корчму, которая недалеко отъ кельи отшельника, тамъ я разскажу вамъ такія чудеса, что просто… Съ послднимъ словомъ онъ стегнулъ своего мула и такъ быстро пустился бжать впередъ, что Донъ-Кихотъ не имлъ времени спросить его, какія это чудеса намревается онъ разсказать имъ? но такъ какъ онъ былъ отъ природы чрезвычайно любопытенъ и большой охотникъ до новостей, поэтому онъ ршился безъ замедленія пуститься въ путь и не посщая отшельника хать прямо въ корчму; спустя нсколько минутъ путешественники наши сидли уже верхомъ и двоюродный братъ предложилъ опять захать въ отшельнику, хлбнуть у него браги. Услышавъ это, Санчо сейчасъ же повернулъ своего осла въ ту сторону, гд была расположена келья пустынника, и Донъ-Кихотъ съ двоюроднымъ братомъ послдовали за нимъ. На бду ихъ отшельника не было дома, а была только отшельница; и когда они попросили у нее браги, то имъ отвтили, что браги нтъ, а если хотятъ они напиться воды, такъ имъ съ удовольствіемъ дадутъ.

— На дорог довольно колодцевъ и безъ вашей воды, оказалъ опечаленный Санчо; тоже нашли чмъ угощать. О свадьба Камаша, воскликнулъ онъ, о разливанное море въ дом донъ-Діего, сколько разъ еще прійдется мн пожалть о васъ.

Отъхавъ немного отъ кельи отшельника, Донъ-Кихотъ увидлъ впереди себя на дорог молодого мальчика, котораго онъ безъ труда догналъ. Мальчикъ этотъ несъ на плечахъ своихъ шпагу, какъ палку, и маленькій узелокъ, въ которомъ завязано было нсколько блья, штаны его и маленькій плащъ. Одтъ онъ былъ въ плисовую куртку съ атласными вставками, сквозь которыя виднлась его рубаха. На ногахъ его красовались шелковые чулки и модные четыреугольные башмаки, въ род тхъ, которые носили пажи. Ему было лтъ около восемнадцати или девятнадцати; онъ весело шелъ, разгоняя дорожную скуку какой-то псенькой, кончавшейся этими словами, удержанными въ памяти двоюроднымъ братомъ: «нужда на войну меня гонитъ, а то за какимъ бы я чортомъ туда отправлялся теперь».

— Ты путешествуешь, однако, на легк — сказалъ ему, поровнявшись съ нимъ Донъ-Кихотъ; куда ты идешь?

— Путешествую я на легк отъ того, что жарко и пусто въ карман, а иду я на войну — отвчалъ юноша.

— Что жарко, противъ этого я ничего не имю сказать, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, но что у тебя пусто въ карман, это для меня непонятно.

— Господинъ мой! отвчалъ юноша; въ этомъ узелк несу я плисовые штаны, а куртка на мн. Если дорогою я истаскаю штаны, то не въ чемъ мн будетъ войти въ городъ, купить же другіе мн не на что. Вотъ по этой-то причин, да за одно, чтобы не такъ жарко было, я и путешествую, какъ вы меня видите, — отправляясь поступить въ одну пхотную роту, расположенную отсюда въ восьми миляхъ. Она идетъ, какъ слышно, въ Картагену, гд сядетъ на суда; до этого мста въ одежд я, слава Богу, нуждаться не буду; въ солдаты же я поступаю потому, что предпочитаю служить королю на войн, чмъ какому-нибудь скряг при его двор.

— Имешь ли ты право на прибавочное жалованье? спросилъ двоюродный братъ.

— О, если бы я послужилъ немного при двор гранда или другаго важнаго лица, воскликнулъ со вздохомъ юноша, было бы у меня теперь прибавочное жалованье. Славно, право, служить пажемъ при какомъ-нибудь двор: того и гляди, что прямо изъ пажей попадешь въ Офицеры или выслужишь хорошенькую прибавку къ жалованью. А мн, бдному, приходилось служить у разнаго ничтожества — Богъ всть, откуда появившагося на свтъ, и получать такое жалованье, что половины его не хватило бы на крахмалъ для воротника. Гд ужъ нашему брату за деньгой гоняться, чудомъ разв какимъ попадетъ она къ намъ.

— Неужели, однако, прослужа нсколько лтъ, ты не могъ выслужить себ хоть ливреи? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Дв выслужилъ, отвчалъ юноша, но вдь и съ насъ, ваша милость, когда мы отходимъ отъ мста, господа наши снимаютъ платье точь въ точь, какъ рясу съ монаховъ, покидающихъ монастырь; вдь господа наши только чванятся нашими ливреями.

— Какая мерзость! воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Поздравь себя, однако, мой милый, если ты покинулъ своего господина съ прекраснымъ намреніемъ — сдлаться воиномъ. На свт нтъ ничего благородне и выгодне, какъ служить, во-первыхъ, Богу, а вмст съ тмъ своему королю съ оружіемъ въ рукахъ: мечомъ пріобртается, если не боле богатствъ, то боле чести, чмъ перомъ, какъ я говорилъ уже много и много разъ. И если правда, что перо доставило людямъ боле денегъ, чмъ мечъ, то, въ замнъ того, оружіе иметъ въ себ что-то боле величественное, боле возвышающее нашу душу; какое-то благородство и блескъ, возносящіе воиновъ превыше всхъ другихъ дятелей. Другъ мой! выслушай со вниманіемъ нсколько словъ, которыя я сейчасъ скажу теб; впослдствіи они пригодятся теб и станутъ подпорою и утшеніемъ въ тяжелыя минуты, неразлучныя съ твоимъ новымъ званіемъ. Старайся, мой другъ, никогда не думать объ угрожающихъ теб опасностяхъ; худшее, что ожидаетъ насъ здсь, это смерть; но пасть со славой — это лучшее, что можемъ мы сдлать. Однажды спросили у великаго владыки Рима Юлія Цезаря, какая смерть лучше всхъ? «Быстрая и неожиданная», отвчалъ онъ. Хотя слова эти сказаны мудрецомъ, не просвтленнымъ познаніемъ истиннаго Бога, тмъ не мене въ нихъ высказана истина, вылившаяся изъ природнаго инстинкта человческаго духа. Пусть тебя убьютъ въ первой свалк, все равно — выстрломъ ли изъ орудія или взрывомъ мины; ты умрешь одинаково и дло твое сдлано. Теренцій говоритъ, что воину лучше умереть сражаясь, чмъ жить убгая; и солдату лучше слышать запахъ пороха, чмъ амбры. Другъ мой! если старость застанетъ тебя подъ оружіемъ, то хотя бы ты былъ изувченъ, хромъ, покрытъ ранами, ты будешь вмст съ тмъ покрытъ славою, и никакая бдность не омрачитъ того блеска, которымъ озаритъ тебя слава. Къ тому же, въ наше время заботятся о престарлыхъ и увчныхъ воинахъ, находя, что не слдуетъ поступать съ ними подобно тому, какъ поступаютъ рабовладльцы съ неграми, которыхъ они отпускаютъ безъ куска хлба на волю, когда старость лишаетъ этихъ несчастныхъ возможности работать для своихъ господъ. Выгоняя рабовъ своихъ изъ ихъ послдняго пріюта, или, какъ говорятъ, отпуская на волю, этихъ несчастныхъ длаютъ рабами голода, отъ котораго освободить ихъ можетъ только смерть. Больше я не скажу ничего, а предложу теб ссть сзади на моего коня и дохать со мною до корчмы; тамъ мы съ тобой поужинаемъ, я завтра утромъ ты отправишься себ въ путь: и да поможетъ теб Господь пройти его такъ счастливо, какъ того заслуживаетъ твое намреніе. — Мальчикъ отклонилъ отъ себя честь хать сзади рыцаря на его кон, но согласился поужинать съ нимъ. Санчо же, говорятъ, подумалъ въ эту минуту: «чортъ его, право, разберетъ моего господина. Ну, кто-бы поврилъ, чтобы этотъ самый человкъ, который говорилъ теперь такъ, что любо слушать, уврялъ недавно? будто видлъ такія неподобія въ Монтезиносской пещер; длать, однако, нечего, нужно тянуть на его сторону.

Подъ вечеръ путешественники наши пріхали въ корчму, и Санчо чрезвычайно обрадовался, видя, что господинъ его принялъ, на этотъ разъ корчму за корчму, а не за замокъ, какъ это онъ длалъ обыкновенно. Не усплъ Донъ-Кихотъ войти въ нее, какъ тотчасъ же освдомился о крестьянин съ копьями и алебардами, и узналъ, что онъ теперь въ конюшн занятъ своимъ муломъ. Ни минуты не медля рыцарь отправился туда же; Санчо и двоюродный братъ послдовали за нимъ и предоставили Россинанту занять тамъ лучшее и такъ сказать почетное стойло.

Глава XXV

Донъ-Кихотъ сгоралъ нетерпніемъ узнать, что за чудеса такія собирался разсказать ему встрченный имъ на дорог крестьянинъ, и, отыскавъ его, просилъ тотчасъ же разсказать ему то, что онъ недавно общалъ.

— Погодите, отвчалъ крестьянинъ, дайте мн управиться съ моимъ муломъ, а ужо я вамъ поразскажу просто уму невроятныя вещи.

— Если только дло стало за муломъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, то я помогу теб управится съ нимъ. И ни минуты не медля принялся онъ очищать стойло и просевать ячмень, — въ благодарность за эту помощь, крестьянинъ готовъ былъ съ большой охотой разсказать свои чудеса и немного спустя усвшись рядомъ съ рыцаремъ, окруженный хозяиномъ, Санчо и двоюроднымъ братомъ, онъ разсказалъ имъ слдующее: «нужно вамъ сказать, господа», такъ началъ онъ, «что въ одной деревушк, миляхъ въ четырехъ отсюда, у регидора, по недосмотру или вслдствіе плутней его служанки, пропалъ оселъ. И что ни длалъ онъ, чтобы отыскать этого осла, ничто не помогло. Какъ вдругъ, недли этакъ черезъ дв, къ этому регидору, у котораго пропалъ оселъ, подходитъ другой регидоръ того же самаго села и говоритъ ему: «заплатите мн за добрую всть, оселъ вашъ нашелся».

— Отчего не заплатить, но только желательно мн знать, гд онъ нашелся? сказалъ ему первый регидоръ.

— На гор, въ лсу, отвчалъ другой регидоръ; я замтилъ его сегодня по утру, но только безъ сдла, безъ хомута и такого худаго, что просто жалость беретъ, глядя на него. Я хотлъ было пригнать его прямо къ вамъ, но онъ такъ ужъ усплъ одичать за это время, что какъ только завидлъ меня, такъ со всхъ ногъ пустился бжать въ самую глушь лсную. Если вамъ желательно отправиться со мною искать его, сказалъ отыскавшій осла регидоръ другому регидору, такъ позвольте мн только отвести домой своего осла; я черезъ минуту буду назадъ.

— Вы сдлаете мн превеликое одолженіе, и я съ моей стороны, дастъ Богъ, когда-нибудь отблагодарю васъ, отвтилъ ему хозяинъ потеряннаго осла.

Вотъ такъ точно, какъ я вамъ разсказываю это происшествіе, такъ разсказываютъ его вс люди хорошо знающіе это дло, замтилъ крестьянинъ. Когда вернулся другой регидоръ, продолжалъ онъ, оба они, взявши другъ друга подъ руку, отправились на гору, въ лсъ, искать осла, но только на самомъ томъ мст гд думали найти его, ничего не нашли, и сколько они не искали, а осла нтъ какъ нтъ. Тогда другой то регидоръ, видвшій осла поутру, сказалъ своему товарищу: придумалъ я хитрость, съ помощью которой, я надюсь, мы откроемъ, наконецъ, вашего осла, хотя бы онъ запрятался не то что въ лсу, а подъ землей. Видите ли что: большой я мастеръ ревть по ослиному, и если вы хоть чуточку поможете мн, то и длу конецъ.