Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Хорошій плательщикъ не боится выдавать деньги, отвтилъ Санчо, я я думаю такъ отодрать себя, чтобы уходить себя не убивая; въ этомъ вся штука будетъ.

Въ ту же минуту онъ обнажилъ себя до поясницы и схвативъ узду принялся хлестать себя, а Донъ-Кихотъ считать удары. Не усплъ онъ однако дать себ восьми или десяти ударовъ, какъ дло показалось ему не совсмъ шуточнымъ и награжденіе не совсмъ выгоднымъ. Онъ остановился и сказалъ своему господину, что онъ ошибся въ счет, что за такіе удары слдуетъ заплатить не по квартилло, а по полреала.

— Продолжай, продолжай, сказалъ Донъ-Кихотъ, я плачу вдвое.

— Ну это дло другое — отвтилъ Санчо, принимаясь опять хлестать себя; скоро однако плеть перестала опускаться на спину Санчо, онъ сталъ хлестать ею по деревьямъ, вздыхая отъ времени до времени такъ тяжело, словно душа у него вылетала изъ тла. Тронутый Донъ-Кихотъ, страшась, чтобы Санчо въ самомъ дл не уходилъ себя и тмъ не погубилъ всего дла, сказалъ ему: «довольно, довольно; лекарство слишкомъ сильно, его слдуетъ принимать не сразу, а по частямъ, — Замору взяли не въ одинъ день. Ты далъ себ, если я не ошибся въ счет больше двухъ тысячъ ударовъ, за сегодня довольно, нужно и мру знать; оселъ и тотъ чрезъ мру не потянетъ.

— Нтъ, нтъ, отвчалъ Санчо; не обо мн скажутъ: деньги получилъ и руки отбилъ. Уйдите, ваша милость, подальше и позвольте мн влпить себ еще съ тысячу ударовъ. Въ два такіе приступа мы уладимъ дло и тогда не о чемъ будетъ горевать вамъ.

— Богъ съ тобой, если пришла теб такая охота, бей себя, я отойду, сказалъ Донъ-Кихотъ. И Санчо такъ энергически принялся за дло, что скоро снялъ кожу съ нсколькихъ деревьевъ: съ такимъ остервененіемъ разочаровывалъ онъ Дульцинею. Хвативъ наконецъ съ ужаснйшимъ крикомъ плетью изо всей силы по буковому дереву, онъ воскликнулъ: «здсьумеръ Самсонъ и пропадай я, какъ онъ».

Услышавъ этотъ ужасный ударъ, этотъ раздирающій кривъ, Донъ-Кихотъ подбжалъ въ Санчо и вырвавъ у него недоуздокъ, служившій ему вмсто бычачьяго нерва сказалъ ему: «Санчо, не допусти Богъ, чтобы ты погубилъ изъ-за меня жизнь, которой ты поддерживаешь семью твою. Пусть Дульцинея живетъ, какъ я, близкой надеждой, и подождетъ пока ты соберешься съ силами, чтобы кончить это дло въ общему удовольствію».

— Если вашей милости такъ угодно, извольте, я согласенъ, сказалъ Санчо; но только прикройте меня вашимъ плащемъ, потому что я страшно потю и не хотлъ бы схватить насморка, какъ это случается съ кающимися, бичующями себя въ первый разъ

Донъ-Кихотъ поспшилъ снять съ себя плащъ и покрылъ имъ Санчо, преспокойно проспавшаго потомъ до зари, — оставшись самъ въ одномъ камзол. Днемъ они продолжали путь и отошедши мили три, остановились въ одной деревн гд провели ночь въ деревенской корчм, принятой Донъ-Кихотомъ за корчму, а не за замокъ, съ рвами, подъемными мостами, башнями, ршетками; нужно замтить, что со времени своего пораженія Донъ-Кихотъ какъ будто нсколько образумился. Рыцарю и оруженосцу предложили комнату внизу съ окнами, украшенными въ вид занавсей — двумя кускани старой, разрисованной саржи, какая обыкновенно бываетъ въ мод въ деревняхъ. На одной изъ нихъ, изображено было похищеніе Елены, на другой исторія Энея и Дидоны, подававшей простыней съ высокой башни знаки своему убгающему любовнику, уносившемуся на всхъ парусахъ на какомъ-то фрегат или бригантин. Разсматривая ихъ Донъ-Кихотъ замтилъ, что Елена изподтишка улыбалась и отправлялась безъ особенной, повидимому, горести, прекрасная же Дидона проливала слезы величиною въ орхъ. «Эти дв даны», сказалъ онъ внимательно разглядвъ ихъ, «очень несчастны тмъ, что родились не теперь, а еще боле несчастливъ я, не родившись въ ихъ время; еслибъ я встртилъ этихъ прекрасныхъ господъ, Троя не была бы сожжена, Карагенъ не былъ бы разрушенъ; мн довольно было убить Париса, чтобы предотвратить вс эти бдствія».

— Готовъ биться объ закладъ, сказалъ Санчо, что скоро не останется здсь ни одного кабака, ни одной гостинницы, ни одной корчмы, ни одной цирюльничьей лавки, безъ этихъ Еленъ и Дидонъ; еслибъ хоть рисовали ихъ получше не такой малярной рукой.

— Живописецъ этотъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ, дйствительно какъ будто сродни жившему въ Убед рисовальщику Орбанея, который на вопросъ, что думаетъ онъ рисовать, отвчалъ: что случится; а если случалось ему нарисовать птуха, онъ подписывалъ: «это птухъ», чтобы не приняли его какъ-нибудь за лисицу. Такого же рода долженъ быть, если я не ошибаюсь, живописецъ или писатель, — это впрочемъ все равно, — написавшій новаго Донъ-Кихота; онъ тоже писалъ на обумъ и напоминаетъ мн еще поэта Модеона, прізжавшаго нсколько лтъ тому назадъ представляться во двору и отвчавшаго сразу на вс предлагаемые ему вопросы, и когда однажды его спросили, что значитъ Deum Deo онъ отвтилъ: «откуда ни подай». Но довольно объ этомъ. скажи мн теперь, Санчо, если теб придетъ охота покончить сегодня съ твоимъ бичеваніемъ, гд теб сподручне это сдлать — на воздух или подъ крышей?

— А разв мн не все равно, гд не бить себя, отвтилъ Санчо; впрочемъ лучше бы подъ деревьями; они словно мазу мн держатъ и позволяютъ терпливо переносить боль.

— Нтъ, Санчо, сегодня ты не будешь бить себя ни подъ закрытымъ, ни подъ открытыхъ небомъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; соберись съ силами и докончи это дло дома, куда мы вернемся не позже посл завтра.

— Какъ вамъ угодно, отвтилъ Санчо; хотлось бы мн только покончить поскорй съ этимъ дломъ и сковать желзо пока оно горячо; потому что опасность часто въ промедленіи, на Бога надясь, самъ не плошай, синица въ рукахъ лучше журавля въ неб и одно на лучше двухъ я дамъ.

— Довольно, довольно, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, ради Бога остановись съ своими пословицами; ты опять принимаешься за старое. Говори просто, не пугаясь и не заговариваясь; сколько разъ я уже замчалъ это теб; послушай меня, и ты увидишь, все будетъ отлично.

— Ужъ это какое-то проклятіе лежитъ на мн, сказалъ Санчо, что не могу я никакого довода привести безъ пословицы и никакой пословнцы безъ довода, но я исправлюсь, если это только удастся мн.

Глава LXXII

Донъ-Кихотъ и Санчо проведи этотъ день въ корчм, ожидая ночи: одинъ, чтобы окончить ночью въ чистомъ под свое бичеваніе, другой, чтобы увидть конецъ этого бичеванія, въ которомъ онъ провдалъ исполненіе всхъ своихъ желаній. Къ корчм между тмъ подъхалъ верхомъ какой-то путешественникъ, въ сопровожденіи трехъ или четырехъ слугъ, и одинъ изъ нихъ, обращаясь въ всаднику, повинному его господину, сказалъ ему: «господинъ донъ-Альваро Тарфе, вы можете очень удобно отдохнуть здсь; домъ, вамъ кажется, чистый и свжій.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ сказалъ своему оруженосцу: «Санчо, перелистывая вторую часть исторіи Донъ-Кихота помнится мн, я встртилъ тмя донъ-Альваро Тарфе».

— Очень можетъ быть, отвтилъ Санчо; вотъ разспросимъ его, когда онъ войдетъ сюда.

Путешественникъ вошелъ въ корчму, и хозяйка помстила его какъ разъ противъ Донъ-Кихота въ комнатку съ такими же разрисованными гардинами на окнахъ, какъ въ комнат рыцаря. Тамъ онъ переодлся въ лтнее платье и выйдя подъ навсъ на просторное и прохладное крыльцо увидлъ Донъ-Кихота, прогуливавшагося по крыльцу впередъ и назадъ.

— Позвольте спросить, куда вы отправляетесь? вжливо сказалъ онъ рыцарю.

— Въ свою деревню, въ одной мил отсюда, отвтилъ Донъ-Кихотъ, а вы, позвольте узнать, куда?

— Въ Гренаду, на мою родину, отвтилъ путешественникъ.

— Славное мсто, но не будете ли такъ добры, не скажете ли вы мн вашего имени.

— Донъ-Альваро Тарфе.

— Вы не тотъ ли донъ-Альваро, о которомъ упомянуто въ недавно напечатанной второй части Донъ-Кихота Ламанчскаго.

— Я самъ, сказалъ донъ-Альваро, а Донъ-Кихотъ это мой задушевный другъ. Я вытянулъ его изъ деревни и заставилъ отправиться вмст со мною на Саррагосскіе турниры. Вообще я оказалъ ему довольно услугъ, и однажды спасъ спину его отъ плети палача — его чуть было не отодрали за его надменность.