Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Ночь эту господинъ и слуга провели среди чистаго поля, подъ яснымъ небомъ, и на другой день, продолжая путь, увидли шедшаго имъ на встрчу гонца съ котомкой за спиною, съ письмомъ и обдланной въ желзо палкой въ рукахъ. Увидвъ Донъ-Кихота, онъ ускорилъ шагъ, побжалъ рыцарю на встрчу и обнявъ правую ляжку его — выше онъ не могъ достать — радостно воскликнулъ: «о, господинъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій, какъ обрадуется герцогъ господинъ мой когда узнаетъ, что вы возвращаетесь въ нему въ замокъ, онъ до сихъ поръ тамъ вмст съ герцогиней».

— Я васъ вовсе не знаю, отвтилъ ему удивленный Донъ-Кихотъ; скажите, это вы такой.

— Я Тозилосъ, лакей господина моего герцога, тотъ самый, который не пожелалъ сражаться съ вашей милостью изъ-за дочери доны Родригезъ.

— Боже Праведный! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; возможное ли дло, вы тотъ самый человкъ, котораго враги мои волшебники преобразили въ лакея, чтобы отнять у меня славу побды?

— Полно, полно, ваша милость! отвтилъ Тозилосъ; какіе тамъ волшебники и перемны лицъ. Я въхалъ на арену такимъ же лакеемъ Тозилосомъ, какимъ съхалъ съ нее, пожелавши жениться безъ всякаго боя, потому что молодая двушка пришлась мн по вкусу. Къ несчастію, дло вышло на выворотъ. Чуть только ваша милость покинули замокъ, какъ господинъ герцогъ веллъ отсчитать мн сто палокъ за то, что я не исполнилъ приказаній, данныхъ имъ мн передъ битвой, и женидьба моя кончилась тмъ, что невста поступила уже въ монастырь, дона-Родригезъ ухала въ Кастилію, а я отправляюсь въ Барселону съ письмомъ отъ господина герцога къ вице-королю. Если вашей милости угодно хлебнуть чего нибудь крпительнаго, у меня есть бутыль стараго вина, съ нсколькими кусками троншанскаго сыру, которыя съумютъ возбудить жажду, если вамъ не хочется пить.

— Я — я принимаю ваше предложеніе, воскликнулъ Санчо, наливайте, господинъ Тозилосъ, безъ церемоній, полный стаканъ, на зло всмъ волшебникамъ великихъ Индій.

— Санчо, ты величайшій обжора и невжда на свт, сказалъ Донъ-Кихотъ, если до сихъ поръ не можешь вбить себ въ голову, что это очарованный, поддльный Тозилосъ. Оставайся же съ нимъ и набивай себ желудокъ, а я потихоньку поду впередъ и буду поджидать тебя.

Услышавъ это, Тозилосъ разразился смхомъ, потомъ досталъ мхъ съ виномъ, развязалъ свою котомку, вынулъ оттуда хлбъ и сыръ, услся съ Санчо на зеленой трав, и тамъ, въ мир и дружб, они съ такимъ апетитомъ уничтожили лежавшую передъ ними закуску, что облизали даже конвертъ съ письмомъ, потому только, что отъ него пахло сыромъ.

— Санчо, сказалъ Тозилосъ, господинъ твой долженъ быть совсмъ полуумный.

— Ничего онъ никому не долженъ, отвтилъ Санчо; за все платитъ онъ чистоганомъ, особенно если ему приходится расплачиваться безумствомъ, я не разъ говорилъ это ему самому; но, что станешь длать съ нимъ — особенно теперь, когда его просто хоть связать, посл того, какъ его побдилъ рыцарь серебряной луны.

Тозилосъ просилъ Санчо разсказать ему эту исторію, но Санчо отвтилъ, что ему нужно спшить, потому что его ожидаетъ Донъ-Кихотъ, и общалъ Тозилосу разсказать обо всемъ, если имъ придется встртиться въ другой разъ. Съ послднимъ словомъ онъ всталъ, встряхнулъ свой камзолъ, снялъ крошки, приставшія къ бород его, двинулъ впередъ осла, и, простившись съ Тозилосомъ, нагналъ своего господина, ожидавшаго его подъ тнью какого то дерева.

Глава LXVII

Если до пораженія своего Донъ-Кихотъ былъ неустанно обуреваемъ кучею мыслей, тмъ сильне онъ былъ обуреваемъ ими теперь. Онъ стоялъ, какъ мы сказали, въ древесной тни, и тамъ, какъ мухи медъ, осаждали его всевозможныя мысли; онъ думалъ то о разочарованіи Дульцинеи, то о жизни, которую станетъ вести онъ въ своемъ уединеніи. Пришедшій между тмъ Санчо разсказалъ ему о гостепріимств лакея Тозилоса.

— Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, неужели же ты до сихъ поръ думаешь, что это настоящій лакей. Ужели ты забылъ Дульцинею, превращенную въ грубую крестьянку и рыцаря зеркалъ въ бакалавра Карраско? Вдь это все — дло преслдующихъ меня волшебниковъ. Но, спросилъ ли ты этого Тозилоса, что сталось съ Альтизидорой, оплакивала ли она мое отсутствіе, или же схоронила уже въ ндра забвенія влюбленныя мысли, волновавшія ее, когда я былъ въ замк?

— Право, мн теперь не до того, чтобы заниматься разнымъ вздоромъ, отвтилъ Санчо; и что вамъ, ваша милость, до чужихъ мыслей, особенно до влюбленныхъ

— Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, есть разница между любовью и благодарностью. Рыцарь можетъ оставаться холоднымъ и равнодушнымъ, но не неблагодарнымъ. По всему видно, что Альтизидора нжно любитъ меня; она подарила мн три хорошо знакомыхъ теб головныхъ платка, она оплакивала мой отъздъ, она упрекала, проклинала меня, и забывая всякій стыдъ, обнаруживала передъ всми свою любовь; какого теб лучшаго доказательства, что она обожала меня; гнвъ влюбленныхъ всегда разражается въ проклятіяхъ. Я не могъ утшить ее надеждой, потому что вс мои надежды принадлежатъ Дульцине; я не могъ предложить ей подарковъ, потому что сокровища странствующихъ рыцарей подобны сокровищамъ легкихъ умовъ — они прозрачны и ложны; я могу значитъ подарить ее только воспоминаніемъ, не затмвая имъ воспоминанія, оставленнаго во мн Дульцинеей; той самой Дульцинеей, которую ты такъ оскорбляешь, отказываясь до сихъ поръ выпороть себя по твоему мясистому тлу. О, я желалъ-бы видть пожраннымъ волками это тло, которое ты предпочитаешь сохранять лучше въ добычу земнымъ червямъ, чмъ исцлить имъ мою несчастную даму.

— Правду сказать, ваша милость, я ршительно не понимаю, какое отношеніе можетъ имть порка моя въ разочарованію очарованныхъ; это все равно, что чесать себ пятку отъ головной боли. И готовъ поклясться, что во всхъ исторіяхъ, прочитанныхъ вашею милостью, вы не прочли ни объ одномъ разочарованіи помощью плетей. Впрочемъ такъ или иначе, а я выпорю себя, но только тогда, когда мн придетъ охота.

— Да просвтитъ тебя небо настолько, чтобы ты созналъ свою обязанность помочь моей дам и повелительниц, она-же и твоя повелительница, какъ моего слупи, сказалъ Донъ-Кихотъ.

Разговаривая такимъ образомъ, они продолжали путь и пришли на то мсто, гд ихъ опрокинули и измяли быки. Узнавъ его, Донъ-Кихотъ сказалъ Санчо: «вотъ лугъ, за которомъ мы встртили прекрасныхъ пастушекъ, хотвшихъ воскресить здсь пасторальную Аркадію; — прекрасная мысль! и если ты согласенъ со мною, Санчо, то, въ подражаніе этимъ прекраснымъ пастушкамъ, сдлаемся тоже пастухами, хотя-бы впродолженіе этого года, который я долженъ прожить въ уединеніи. Я куплю нсколько овецъ, все нужное для пасторальной жизни и станемъ мы — я — подъ именемъ пастуха Кихотиза, а ты Пансино — бродить по горамъ, лсамъ и лугамъ, распвая въ одномъ мст веселыя, въ другомъ жалобныя псни. Прозрачныя воды ручьевъ, или глубокихъ ркъ станутъ утолять нашу жажду, дубы предложатъ намъ въ изобиліи ихъ сладкіе, здоровые плоды, пробковыя деревья отдыхъ, убжище и ночлегъ. И они не лишатъ насъ тни своей, розы аромата, луга — роскошныхъ, разноцвтныхъ ковровъ, воздухъ свжести, луна и звзды сладкаго свта во мрак ночей, пніе — удовольствія и радостныхъ слезъ, Аполонъ — стиховъ, любовь сантиментальныхъ мыслей, содлающихъ насъ славными и безсмертными не только въ настоящее время, но и въ грядущихъ вкахъ.

— Клянусь Богомъ, воскликнулъ Санчо, вотъ это жизнь самая по мн; къ тому-же за одно съ вами врно не откажутся сдлаться пастухами цирюльникъ и бакалавръ Самсонъ Карраско; да какъ-бы и самого священника не взяла охота пристроиться къ нашему пастушеству; онъ такой весельчакъ и охотникъ до удовольствій.

— Ты правъ, какъ нельзя боле, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, и если, въ намъ пристанетъ, въ чемъ я нисколько не сомнваюсь, бакалавръ, онъ станетъ называться пастухомъ Самсонэтомъ или Карраскономъ; а цирюльникъ Николай пастухомъ Нихолазо. Какъ назвать священника? Этого я право не знаю, разв уменьшительнымъ именемъ: пастухомъ Куріамбро [25] . Имена-же пастушкамъ, въ которыхъ мы будемъ влюблены, очень легко подобрать; въ тому-же имя моей дамы одинаково подходитъ въ принцесс и пастушк, и мн нтъ надобности ломать голову, пріискивая ей другое, боле соотвтственное имя, ты-же назовешь свою даму, какъ теб будетъ угодно.

25

Священникъ по испански el cura.

— Терезиной — иначе не назову, отвтилъ Санчо, имя это подойдетъ и въ ея крестному имени и въ ея толщин. Воспвая ее въ своихъ стихахъ, я покажу, какъ чисты мои помыслы, потому что не хочу я молоть хлбъ свой на чужихъ мельницахъ. Священнику же не подобаетъ имть пастушки, не хорошій былъ бы примръ; а что касается бакалавра, у него душа въ его рукахъ.

— Боже! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; какая чудесная будетъ это жизнь! Сколько роговъ, сколько віолей, сколько тамбуриновъ, свирлей и дудокъ станутъ услаждать нашъ слухъ! И если въ этой музык будутъ раздаваться звуки альбога, тогда у насъ составится цлый пасторальный оркестръ.

— Это что альбогъ? спросилъ Санчо, я не видлъ и не слышалъ его никогда.

— Альбогъ — это металлическія доски, похожія на ноги подсвчника, сказалъ Донъ-Кихотъ, которыя издаютъ весьма пріятный, мелодичный звукъ, — подходящій какъ нельзя боле въ рзкому звуку тамбурина и волынки, — когда ихъ ударяютъ одна о другую пустой стороной. Слово альбогъ — арабское, какъ и вс, начинающіяся въ нашемъ язык слогомъ al: almohaza, almorzar, alfombra и др. Въ испанскомъ язык только три арабскихъ слова кончаются на і: borcegui [26] , maravedi [27] и zaquizami [28] ; слово alheli [29] тоже арабское, но кончаясь на і, оно начинается на al. Говорю это теб между прочимъ, въ слову, по поводу альбогъ. Что въ особенности поможетъ намъ украсить пастушій насъ бытъ, продолжалъ онъ, это то, что я слегка, а бакалавръ Самсонъ сполна поэты. О священник ничего не могу сказать, но готовъ биться объ закладъ, что онъ тоже не прочь отъ стихотворства, о цирюльник же Никола, не можетъ быть и рчи; вс цирюльники играютъ на гитарахъ и складываютъ псеньки. Я буду оплакивать въ стихахъ моихъ разлуку, ты станешь прославлять свою врную любовь, пастухъ Каррасконъ явится отвергнутымъ любовникомъ, священникъ чмъ ему будетъ угодно; словомъ дло устроится на славу.

26

Родъ полусапожекъ.

27

Мелкая испанская монета.

28

Чердакъ.

29

Левкой.