Дьяволы

Саббас балансировал крыльями, орал на колдунью, но та, стоя над сестрой, не слушала. Охотники метались, прикрываясь щитами. Церковь рушилась.

— Скоро все станем трупами, — хныкнула Алекс.

— Трупы… — Брат Диас расширил глаза. — Это все, на что ты способна? Земля трясется сильнее, когда я пержу!

Колдунья стиснула зубы, пот стекал по бритой голове. Она подняла кулаки — пол вздрогнул, плиты треснули.

— Ты пытаешься ее разозлить? — пискнула Алекс.

— Четыре чумы за десятилетие… — монах задыхался. — Мертвых некуда было хоронить.

— Не время для уроков истории! — Бальтазар съежился под ливнем штукатурки.

— Их сваливали в ямы сотнями. В каждом освященном месте…

Якоб прищурился. Бальтазар ахнул. Алекс уставилась на пол. Сквозь трещины виднелись стертые эпитафии.

— Чумные? — Бальтазар поморщился. — Десятилетия под землей?

Алекс вцепилась в его рубаху. — Говоришь, не сможешь?

— Они слишком стары. Слишком глубоко.

— Слишком? — Она тряхнула его. — Кто эта сука, чтобы побеждать Бальтазара Шама Ивама Дракси? — Его челюсть дрогнула. — Лучшего некроманта Европы? — Глаза вспыхнули. — Над ебанной могильной ямой?

Он вырвался. — Думаю… нет.

Бальтазар вскочил на алтарный камень. Грудь вперед, плечи расправлены, ноги широко расставлены. Он смотрел на эту возомнившую себя геомантку, отделенную от него тридцатью шагами трясущихся плит.

Он бросил вызов. Грубый, прямой. Без уловок, без хитростей. Устремил разум вниз, сквозь камень, почву, корни в фундамент монастыря, содрогающийся от магии. И нашел мертвых.

Скрипнуло под ногами. С оглушительным треском алтарь раскололся надвое, одна половина рухнула к обрыву. Бальтазар пошатнулся, концентрация дрогнула...

Кто-то схватил его за ногу. Принцесса Алексия, стиснув зубы. Батист вцепилась в пояс с другой стороны, их взгляды встретились на миг, и она кивнула.

Бальтазар повернулся к колдунье. Это будет подвиг некромантии, о котором десятилетиями будут шептаться в магических кругах! А эта выскочка даже не догадывалась, что работает на него. Он оскалился, вложив всю силу.

Мертвые сопротивлялись. Слишком глубоко. Слишком давно. Но Бальтазар не терпел отказа. Требовал. Приказывал. Без книг, без кругов, без рун. Не лаской, а силой воли вырвет их из цепких объятий земли.

— Повинуйтесь! — прошипел он.

Свод над головой треснул, обломки рухнули. Саббас отпрянул, прикрывшись крыльями. Вопль охотника оборвался — его раздавило глыбой размером с быка.

Ничто мертвое не ускользало от Бальтазара. Сколько бы ни пролежало. Даже тлен, даже прах — он слепит из них орудие.

— Повинуйтесь! — прорычал он.

Ученица Евдоксии напряглась, лицо исказилось гримасой. Земля затряслась сильнее, стены рушились, камни сыпались дождем.

Ему не нужны были целые тела. Он понял это сейчас. Его ошибка — в недостатке амбиций. Сомнениям конец.

Трещины расползались по полу, сорняки взметались вверх, плиты проваливались.

— Повинуйтесь! — взревел он.

С грохотом, словно апокалипсис, пол нефа рухнул внутрь, и словно провал в преисподнюю, мертвые хлынули из глубин.

— Святая Спасительница… — прошептал брат Диас, не зная, закрыть ли глаза, уши или нос.

Боже, что за кошмар! Челюсти, отваливающиеся от черепов, черви, сыплющиеся из глазниц, лохмотья на истлевших телах. Сгнившие вместе, он не мог понять, какая конечность кому принадлежит. Бесформенная масса зубов, ногтей, волос, ржавых пряжек. Существа с десятками пальцев, десятками пастей, рассыпающиеся даже при движении.

Небеса, что за смрад! Однажды он присутствовал при эксгумации брата Хорхе, чье тело должно было остаться нетленным. Оно таковым не оказалось, и монахов стошнило. Тот смрад был каплей в море рядом с этим. Могилой древнее, больше, вскрытой наспех. Воздух невыносимый, неописуемый.

Спасительница, что за звуки! Рев, будто шторм бьется о скалы? Стон бесконечной боли? Вой безумной ярости? Или брат Диас слышал лишь грохот рушащейся церкви да вопли охотников?

— О Боже, — простонала Алекс.

Земля ушла из-под ног колдуньи, и она рухнула в яму вместе с сестрой. Пол под алтарем, где жались выжившие, сужался.

Трое охотников провалились в зловонный вихрь. Других схватили слепые руки — ревнивые, отчаянные. Их тащили к обрыву, бесполезно цепляющихся ногтями за плиты.

Сверху рухнула колокольня, святой крест с грохотом покатился. Стена нефа обрушилась в яму. Алтарь сдвинулся, едва не сбросив Алекс, но брат Диас удержал ее.

Саббас взвизгнул, взмахнул крыльями, поднялся на метр, но мертвые вцепились в лодыжку, рвали перья, кромсали одежду. Самопровозглашенный Ангел Трои, окровавленный, исчез в гнилой массе. Его вопль стих, поглощенный скрежетом костей.

Бальтазар рухнул на колени. Твари из ямы обмякли, рассыпались.

Охотник за столбом выронил арбалет и с воплем бежал. Камни скатились в яму. Тишина.

Алекс, плача, вцепилась в ногу Бальтазара. Батист, задыхаясь, пыталась говорить. Якоб с грохотом уронил меч, лег, глядя в небо.

Брат Диас разжал пальцы, впившиеся в алтарь, смахнул слезы.

— Блядь, — выдохнул он.

Глава 51 Чудодейственное лекарство

— Я все еще жива, — сказала Алекс, но так неуверенно, что это прозвучало почти как вопрос.

— Правда, — Санни потянулась, ущипнула ее за щеку и потрясла, заставив кожу затрепетать. — Насколько я могу судить.

Они сидели, прижавшись друг к другу на резной скамье Саббаса, на его пухлых подушках, укутавшись в его позолоченный плащ, который оказался на удивление мягким. Они смотрели на огонь в камине Саббаса, пили его вино, и Санни выпила уже слишком много — примерно три глотка.

Раньше она считала, что даже капля вина это перебор, но за последние пару часов ее осенило: это и вправду чудодейственное лекарство. Первый глоток мог напоминать вкус старых сапог, но чем больше пила, тем лучше становилось. Теперь это был летний луг в бутылке, солнечный свет для языка. Ее многочисленные боли превратились в нечто расплывчатое, голова слегка кружилась от легкости, а мир, даже если он ее ненавидел, казался теплым и милым. Ну и черт с ним. Нельзя выбирать, какими будут другие, только какими будешь ты. А она выбрала быть чем-то хорошим.

По крайней мере до завтра.

— Меня не проткнули копьем, — Алекс потрогала свой в живот, будто проверяя на дырки. — Не изрубили мечом, не подстрелили…

— Я за тебя рад, — проворчал Якоб. — А-а! — вскрикнул он, когда Батист ковырялась иглой в его ране, протягивая нить.

Монастырь после битвы выглядел мало привлекательно. Во всяком случае, для всех, кроме Бальтазара, который смотрел на вскрытую чумную яму с восторгом архитектора, увидевшего воплощенный собор. Они ковыляли и спотыкались, опираясь друг на друга, через разрушенный двор и разгромленное кладбище в лес, где наткнулись на лагерь Саббаса. Палатки, лошади, припасы и море вина остались нетронутыми, будто «Ангел Трои» вот-вот вернется.