Его искали, а он нашелся

Ведун испытал почти оргазмическое облегчение из-за прекратившейся пытки и настоящий религиозный ужас, когда понял, что этот удар ритуалиста, телепортировавшегося чуть-чуть за спину огры (вероятно, от полученной раны координаты прыжка сбились), не убил, а только ранил. Снесенная с плеч и раздавленная всмятку голова! И он был жив и даже вполне дееспособен, а на месте недостающей думалки появился словно бы рисунок, сделанный угольком или даже тонким художественным карандашом набросок, изображающий удивленное, шокированное и несколько паникующее лицо выблядка.

Вот только даже если его живучесть, особенно в центре ритуала, линии которого уже бросились к обезглавленному телу, успешно возвращая цвет обретающему материальность наброску, позволяла пережить даже такое, контролировать ритуал он не мог, как не мог и обновить контроль над неправильной огрой. Если на нее этот контроль подействовал изначально, ведь не зря же она так напоминала поделки этих культистов и их хозяев, а кому, как не им подобным, знать способы защиты от излюбленных мозгое*ских трюков такой мерзости?

Огра двигалась столь быстро, что Шчепан улавливал лишь остаточные образы отдельных ее движений, додумывая остальное уже после, но кое-что он разглядел даже в столь плачевном состоянии. Монстр извернулся с какой-то противоестественной изящностью, хватая обезглавленное тело, а все те же сияющие знаки, на глазах меняющие свое расположение на ее теле и форму с содержанием, не дают тому вновь переместиться. Ее ритуалы примитивные, грубые, даже более примитивные и грубые, чем его собственные, но она сейчас рядом с источником своих сил, а единственный, кто мог бы перехватить контроль над скованным ритуалом болотным истоком, сейчас напрочь лишен башки. И сила ломит искусность, причем по всем фронтам, начиная от ритуалистики и заканчивая тем немаловажным фактом, что главная для искусности помеха, созданная силой, выражалась в оторванной думалке!

С треском и каким-то влажным хрустом, звуком рвущихся мышц и костей она бросает тело оземь, буквально втаптывая его ногами в ритуальные знаки мигом спустя, чтобы вновь засиять, уже всеми нанесенными на ее тело знаками одновременно, словно позволяя им стечь со своей прекрасной и нежной кожи на структуру основного ритуала. Эти знаки, они похожи на детские закорючки, первобытные рисунки, сделанные прямо поверх предельно лаконичных и даже изящных блоков классической ритуалистики, но им и не нужна сложность.

Структура ритуала была для Шчепана слишком сложной, настолько всеобъемлюще превосходящей его уровень навыков, что даже самые основы он скорее додумывал и угадывал, чем понимал, но вот создаваемое огрой было вполне понятным. Даже слишком простое, будто бы лексика примитивных племен на фоне изящного чистописания, это действо совершало лишь малое влияние, решало одну-единственную задачу - рушило все остальные процессы, превращая уже вложенную в ритуал энергию в хаотическое переплетение потоков разнонаправленных сил.

Результат мог предсказать даже полуграмотный деревенский знахарь... ну, или, на крайний случай, сколь-либо смыслящий ремесленник от волшебства. И результат этот проще всего описать словосочетанием "ну очень большой бабах". Горе-отец, пошедший за своим сыном буквально на тот свет, совершенно не в духе бесстрашного авантюриста заскулил и начал стремительно падать обратно в бездонное болото, потому что его больше не удерживали многочисленные светящиеся линии. Еще успела промелькнуть мысль, что перед гибелью он хотя бы рассмотрит шикарные сиськи, ведь огра-то прыгнула прямо вслед ему, точно так же ныряя в омут с головой.

Сказать, что их всех тряхнуло - это просто непристойно преуменьшить впечатления от пережитого. На той площадке ведь было не одно лишь болотце, а целая плеяда истоков территориальной магии, каждый из которых хитрая огра (огра, разрази его молот Отца Войны, вечнотупая огра!) вывела из-под контроля. И все эти истоки, лишившись стенок клетей, что сдерживали их мощь, выхлестнулись прямо на основу ритуала и мечущихся в своем танце культистов. Вероятно, они бы сумели выстоять даже без предводителя, пусть он и был лучшим из них и мог заменить, пожалуй, всех их сразу. Смогли бы стабилизировать контур, упрочнить клети на истоках, загнать бушующую мощь обратно в нужные им рамки. Но они по-прежнему были под обстрелом, а укрывающий их всех стационарный барьер в тот момент не рухнул, но мигнул.

Всем хватило.

Шчепан ощущал, что он буквально варится живьем, настолько жарким был катаклизм наверху, куда там огненным шоу в Доме Тысячи Зрелищ, на которые его пару раз вытаскивали согильдийцы. Будь они одни, их бы даже не сварило, их бы выкипятило вместе с болотцем, а останки их соскользнули бы в бездонный омут, став частью природной силы и общего энергофона. Но огра была в том же омуте, пряталась там вместе с ними и при этом находилась куда ближе к буйству энергий, попросту прыгнув в укрытие последней.

Болотный маг ощущал ее действия, чуял, как звала она свой родной дом на помощь, а болото помогало в ответ, спасая и закрывая от любой беды. И раз уж она умудрялась спасти себя, то и их всех, не только Шчепана, но и его соратников, даже бесящего Возьму, она тоже закрывала, спасая свою удивительно гладкую и нежную шкуру. Судя по тому, что болото все еще подконтрольно ей, а не ему, то спасение получилось донельзя успешным - с серьезными ранами такой контроль не удержать.

Зрение вернулось одним махом, заставив отплевываться от горячей грязи и кашлять от гари, когда все они снова оказались на поверхности. Пейзаж, вот только, сильно поменялся, ведь вместо изуродованной изуверскими капищами площади появилась большая такая яма на месте этой самой площади. Не то чтобы совсем глубокая, но ближайший квартал точно разрушило банальной ударной волной, а тех, кто попрятался слишком близко, просто распылило. Хотя, кто же тут сумел бы попрятаться? Шчепан мог ставить любые суммы на то, что изверги всех рядом оказавшихся попросту пустили на тот самый ритуал, который так смачно взорвался к ковылевой бабушке.

Чуть придя в себя, маг так и встал, аки вкопаный в землю идол, застыл, что крыса перед удавом. Она стояла прямо напротив него, невыносимо прекрасная, но вместе с тем столь же опасная, запредельно опасная, настолько опасная, что он просто не мог степень этой опасности оценить. Некоторое количество ожогов и ран восстанавливались с такой невероятной скоростью, что в иной ситуации он бы подумал, будто бредит. Если раньше огра казалась просто ужасающей, то теперь это был настоящий кошмар, непринужденно поддерживающий оградный круг из болотной силы, которая еще не испарилась после катаклизма. Именно этот круг и само присутствие огры не позволило буйству сил, среди которых преобладал распроклятый флер, выжечь души оказавшимся рядом наделенным.

Шчепан дураком не был, а потому прекрасно знал единственную причину, по которой огра могла сохранить их жизни и защитить от флера - любая регенерация, особенно настолько мощная, истощает ресурсы организма. Восстанавливаться можно по-разному, но среди ее племени самым распространенным и единственно верным считается банальная сытная кормежка, желательно высокоуровневым и еще свежим мясом. Сопротивляться он и не пытался, не столько завороженный ее великолепным обнаженным телом, сейчас уже лишенным любых ритуальных рисунков, сколько осознающий бесполезность любых попыток.