Эльф из Преисподней. Том 2

Её рука не производила впечатления устойчивой плоти. Пока не производила. Я будто ласкал силовое поле, податливое, но всё же предполагавшее слабый отпор в точке касания.

— Будет справедливо, если мы начнём с наставничества. Я вправе потребовать и вассалитета, однако ты мне нравишься.

Эллеферия отступила, широко распахнув глаза. Предложение застало её врасплох.

— Как ты посмел даже предложить это, смертный! Чтобы я подчинилась тебе?!

— Способен ли смертный коснуться тебя? Способен ли воспользоваться твоей силой?

— Тогда кто ты?

— Задумай я ложь, сказал бы, что апостол или аватар. И тебе пришлось бы поверить. Ты слишком юна и мало что знаешь о мире. Не лучше ли будет, если я объясню тебе основы?

— До меня доносятся обрывки твоих мыслей, когда ты думаешь обо мне. Ничего хорошего в них нет.

Я шагнул к ней, наклонился, будто намеревался поцеловать. Она пискнула и вжалась в стену, ненароком наполовину провалившись в неё.

— Будь всё так, как ты говоришь, ты бы сбежала сейчас, а не строила из себя жертву. Тебе по меньшей мере любопытно, что я могу предложить.

Богиня заморгала, покосилась на стену и с досадой прикусила губу. Она действительно имела лёгкий путь к отступлению — и не воспользовалась им.

— Наставничество звучит слишком интимно…

— О, на этот счёт не беспокойся. Предпочту подождать, пока ты оживёшь. Кадавры меня не привлекают. И к тому же вассалитет предполагает куда большую степень власти, а его я от тебя пока что не требую.

— Подождать? — Она обожгла меня нарочито яростным взглядом, — Мне казалось, тебя устраивает Лютиэна.

— Я отлично приноровился различать мирское и горнее. Она никогда не даст того, что можешь подарить ты.

— Крайне заманчивое предложение, — фыркнула богиня и попыталась отпихнуть моё лицо. Увы, она была недостаточно материальна; вышло так, словно она его поглаживает. Эллеферия залилась краской.

— Верно. Последователи, воскрешение, знания — в обмен на наставничество. Я бы назвал это сделкой века, но в твоём случае это станет сделкой двухсотлетия.

— Это ниже моего достоинства — соперничать с какой-то смертной… самкой. А ты жаждешь именно этого, хочешь, чтобы за тобой увивались.

— Отнюдь, — пожал плечами я, — не возражаю сохранить наши рабочие отношения в секрете.

— Значит, вынашиваешь план адюльтера [2] ? Как мерзко, — нахмурилась богиня, но внутри неё зашевелилось сомнение.

Как и всякая порядочная француженка, Эллеферия ценила идею любовной измены. Не могла не ценить — национальные особенности народа впитались в неё при рождении. Это накладывалось на определённую… заинтересованность во мне, ведь она так и не разгадала, каким образом я свершаю то, что неподвластно смертным. Не надо судить её строго: для бога отношения со смертным были подобны союзу человека и обезьяны или гнома и безалкогольного пива. Такое случалось, но крайне редко.

2

Адюльтер (фр. adult`ere, лат. adulter — распутный) — супружеская измена, прелюбодеяние, добровольный половой акт между лицом, состоящим в браке, и лицом, не являющимся его или её супругой или супругом.

Сородичи бы не поняли.

Потому богиня поступила единственным, в сущности, остававшимся ей образом: пнула меня между ног (мимолётное касание сквозняка) и, состроив возмущённую рожицу, исчезла в стене.

Забавно, но Эллеферия правда верила в то, что отказывает мне. Лишь позже посеянное зерно даст всходы, и она заколеблется, вспомнив, как прекрасно быть живой; а подаривший ей самосознание эгрегор заставит поверить в то, как прекрасно быть любимой.

Требовалось лишь ждать.

Нагота более не играла важной роли, потому я пошёл одеваться. По пути бросил папку с документами подвернувшейся Кане. Та взвизгнула, увидев меня без одежды.

— Неужели я такой урод? — расстроился я, собирая эмоции девушки, — Здесь все документы на тебя, Петра и Дженни. Отдай ей инсигнию, когда встретишь.

В спальне меня перехватила Лютиэна. Вырядилась она так, будто собралась в город. В руках она держала сумочку, из которой панибратски высовывало язык полотенце. Глаза сестра прятала за большими тёмными очками.

— Я на пляж!

Я слегка растерялся. Честно говоря, подзабыл, что с пляжами делали.

— Зачем?

— Загорать и отбиваться от многочисленных поклонников. Может быть, меня немного растлят — совсем чуть-чуть! — Сестра хихикнула.

— А пойду-ка я с тобой.

— Что это — ревность? Я польщена. Но тогда тебе придётся таскаться со мной по куче приёмов, на которые нас уже пригласили. С утра завалили письмами. Почти все жутко скучные, естественно. Но, возможно, парочку посещу.

— Разве уже не поздновато для того, чтобы набирать загар?

Лютиэна отмахнулась.

— Пустяки! Погоду ещё несколько дней обещают солнечную, а воду на пляже для праймов прогревают. Да и в целом создают все условия для того, чтобы понежиться на песке.

— Звучит как реклама.

— Вряд ли тётушке приплачивают за бесплатные посещения.

— Фаниэль проснулась?

Эльфийка улыбнулась.

— Не просто проснулась, но уже успела запереться в своей комнате, чтобы помедитировать. С тех пор как её зацепила индейская культура, она совсем одичала.

Копаться в развлечениях Фаниэль мне не хотелось, а вот поехать с Лютиэной, чтобы уберечь вещь от осквернения посторонними — хотелось ещё как. Увы, один из недостатков живой вещи — необходимость следить, чтобы ей не воспользовались другие. Как только я повторил, что не прочь поехать с ней, сестра встряхнула сумку.

— Значит, не зря прихватила с собой два комплекта.

Ближайший специально оборудованный для праймов пляж располагался в Бронке, к северо-востоку от Йорка, и по какой-то причине звался Фруктовым Древом. От посторонних взоров пляж скрывала лесная полоса, но ни одно дерево не было фруктовым — сплошные дубы и клёны.

Фруктовое Древо представляло собой практически идеальный полумесяц из белоснежного песка, тщательно просеянного от осколков ракушек. Обслуживали место восхитительно вышколенные секты, которые не заговаривали первыми и стремились предвосхитить наши желания, что было легко. Мы всего-то хотели улечься на песок.

Тихо шумело море, облизывая побережье. Пеламская бухта, вспомнил я карту. На другом берегу высились далёкие небоскрёбы.

Пляж был безлюден, если не считать обслуги. Как выяснилось, открытые водные процедуры и возможность сжечь кожу под открытым солнцем были не стандартным развлечением местных, а частью круговорота моды. И прямо сейчас мода диктовала отсутствие загара.

На ум пришла смуглая Фаниэль. Похоже, в нашей семье привыкли плевать на чужое мнение.

В воде я плескаться не стал, лишь зашёл туда по щиколотки. Шепот океана напомнил далёкие, далёкие времена прошлого призыва. Ностальгия была внезапна и горька. Я тосковал по утраченной возможности — по выходу из тела, по недоступным пока силам. Грустил и по старому, дряхлому, целиком понятному Мундосу, где не водились боги, способные мыслью сокрушить весь мир.