Эндшпиль

Копия звездных врат в руках солдата снова засветилась мерцающей мембраной перехода, но пропавшая фляга из портала не появилась.

— Вот куда она делась? — задал я риторический вопрос, имея в виду флягу. — Не малейшего понятия не имею. Как ее достать тоже не знаю. Почему у меня не получается перестроить систему? Если изначально в функционале врат не заложено такой возможности, то почему я просто не могу взять и внедрить этот функционал в них?

— Может быть, это просто невозможно? — пожала плечами Линда. — Не все в этом мире можно создать.

— Все возможно, — упрямо покачал головой я, — просто у меня не получается.

— Значит, ни у кого в этом мире не получится.

— У них же получилось, — я махнул рукой на врата, — я всегда считал себя великим фантазером, но оказалось что это не так! Я могу повторить за другими, могу перекомпоновать то, что создано другими по-новому, но я за все время — и сейчас мне это стало особенно ясно — не создал ничего принципиально нового.

— Ты создаешь невероятные вещи… — начала было Линда, но я ее перебил.

— Это плагиат. Я все это видел, все это придумали до меня. Черт. Хренов постмодерн. А ведь если так взглянуть на мою карьеру, то я ведь и правда ничего не создал, только деконструкция и переосмысление…

— Я совсем перестала понимать, что ты говоришь.

— А, неважно, — я махнул рукой, — чего там? Разведчики вернулись?

— Так точно, — доложил ворон все это время мнущийся рядом с нами и не посмевший прервать разговор. — Господин На Дель был прав, караван уже рядом.

— Хорошо, — я сверился с листочком, на котором были выписаны примерные даты сбора податей в разных частях империи. — Собери людей, выдвигаемся.

Да, На Дель всегда прав. Здесь, на самом краю империи, на границе с халифатом, тоже неспокойно. Империя и император далеко, а вот халиф и халифат близко. Культура, вера и деньги бродят через границу, не слишком обращая внимания на приграничные посты, способные задержать людей, но не слова.

Слова ходили между государствами, вот только из халифата, ввиду его близости, слов приходило значительно больше. И местное население было куда ближе к халифату, чем к империи.

Здешние края в свое время собственно и были откушены империей от ослабевшего халифата, но своими до конца не стали. Слишком далеко лежат эти земли, слишком отличаются от остальных имперцев люди, которые здесь живут, как внешне так и культурно. У местных чародеев даже магия какая-то другая.

Император наверное и рад был бы сплавить этот регион обратно халифату, ибо толку от этой гористой местности не было никакого, кроме, разве что, самой дальней имперской военной базы. Именно она, по идее, должна была принять на себя удар, если враг решит напасть с этого направления, а гористая местность позволит удерживать противника до подхода основных сил… Пожалуй только за этим горцев и держали в составе империи. Других причин, кроме их воинственности, на самом деле как мне показалось мнимой, не было.

Здешние были больше похожи на халифатцев — достаточно расслабленный, ленивый народ. Про халифатцев ходила забавная присказка — «Когда халифатец останавливается, если есть возможность сесть, он тут же сядет. Если может лечь — он ляжет. Если может поспать — он поспит». Проторчав в тутошних местах некоторое время, разведывая обстановку, я был вынужден с этой присказкой согласиться. Тут даже слово обозначающее временную остановку каравана, звучало как «приземлиться». Интересный народ, и несмотря на казавшуюся лень и сонливость — вспыльчивый. Поджечь их, как я думал, будет очень легко.

— Слыхали, — произнес я, непривычно растягивая гласные, и глотая некоторые буквы, как тут заведено, отчего слово звучало скорее как «лхаали», и накрутил на палец прядь густой бороды, висевшей на моем лице словно грязная мочалка, — слыхали, а на севере-то война.

— Слыхали, как не слыхать, — ответил мне один из выпивох, что сидел за барной стойкой с кружкой пива, и сидящие поодаль бородачи тоже закивали.

Я с небольшим отрядом, тщательно загримированные под местных, бухали в этой таверне с самого утра. Солдатики мои искусством магической маскировки, как я, не владели, так что прикидывались представителями одного из местных народов, всюду ходивших замотавшись в тряпки с ног до головы, оставляя только глаза. Этих кочевых дикарей частенько нанимали в охрану, ибо воинами они были серьезными, так что никаких подозрений группа закутанных в плащи мордоворотов, не вызывала. Я же отрастил себе знатную, пусть и иллюзорную бороду, кустистые брови и поменял разрез глаз. Кожу затемнил и слегка подправил черты лица, полностью теперь, походив на местного. Сложнее всего было научиться имитировать акцент, но у меня вроде получалось. За относительно местных мы кое-как сошли. Наши телеги стояли во дворе трактира, накрытые рогожей, и под присмотром пары бойцов. Неподалеку от города был отличный караван-сарай, огромный, обнесенный высоким забором, но останавливаться там мы не стали. Его вскоре займут другие.

Несмотря на то, что по местным верованиям алкоголь и тутошняя дурман-трава были запрещены — ибо предки не одобряли подобного — народ и бухал и курил. Тут даже архитектуру подогнали под религиозные воззрения. Таверна, как и многие другие заведения, стояла на сваях, которые приподнимали ее над землей — считалось что так предки, обитающие в подземном мире, не видят, что творят их потомки. Пока на земле ногами не стоишь — обитатели подземного мира духов тебя не видят, а стало быть, не накажут.

— А слыхали, что новое переселение народов грядет? — забросил я новую тему в толпу, что собралась в трактире.

— Какое еще переселение? — недовольно загудели местные бородачи — в тутошних местах еще помнили как век назад император, сразу после завоевания этих земель, массово вывозил народ на другие территории. Зачем непонятно: может ассимилировать как-то хотели может еще чего, но местное население сгоняли с земель, заставляя бросать пожитки и угоняли в другие части безграничной империи. Только спустя лет эдак семьдесят, народ начал возвращаться в родные края(кстати попутно перерезав половину тех, кем заселили этот новый фронтир) и для местных тема переселения народов до сих пор была болезненной.

— Ну как же? — я пожал плечами, отчего пышный меховой воротник приподнялся и снова опустился, словно какое-то лежащее на моих плечах мохнатое животное тяжко вздохнуло, — западников, северян, с мест своих снимут. Там же война идет, перебьют чего доброго. Вглубь империи хотели переселить, да куда столько народу там деть? В густонаселенных-то местах. Повезут караванами туда где народу поменьше живет.

«Северяне» произнес я стараясь подражать местному акценту, глотая букву «С» и частично приглушая часть гласных на горловых смычках а частично растягивая, отчего слово звучало скорее как «евреяне» — те так уж точно сюда едут уже.

— Это куда? — кажется, уже зная ответ, спросил самый крупный, и, кажется, самый пьяный бородач.

— Да уж сюда, — я обвел руками трактир, словно говоря, что именно в этот вонючий, покрытый в три слоя тараканами кабак всех переселенцев и сгонят.

— Нечего им тут делать! — заревела пьяная толпа. — Отступники, неверные!

Тутошние южане и воображаемые северяне, о которых я рассказывал, традиционно друг друга недолюбливали. Горцы своих покойных предавали земле, иногда даже не закапывая, а просто унося подальше в горы, и считали, что души предков обитают в подземном мире. Северные же предавали своих мертвых огню и считали, что дым от погребальных костров превращается в облака, а предки, соответственно, обитают уже на небесах. Если всей остальной империи было в общем-то плевать кто куда девает свои трупы, то эти ребята с противоположных окраин ревностно отстаивали право верить каждый в свои сказки, хотя никто им, собственно, этого и не запрещал. На остальную империю, опять же, что тем что другим тоже плевать было, а вот друг дружку они ненавидели, и постоянно спорили на тему чья же сказка более правильная, и чьи воображаемые друзья более настоящие. Иногда сей бессмысленный спор даже выливался в кровавые побоища, пусть в последний раз это и было довольно давно.