Эти несносные флорентийки
Шрифт:
Ромео счёл своим долгом заглянуть к графине, которая, без сомнения, хотя и отпиралась, была погружена в неуместные амурные мысли. Она приняла его, грустная и разбитая, предложила чашечку кофе и вдруг заплакала:
— Сначала дон Гастон, теперь Антонио... Первый был моим мужем, второй заменял мне сына... Два моих друга... Теперь я снова одна и останусь одна до самой смерти, синьор Тарчинини.
Глубоко взволнованный, веронец чувствовал, что и у него наворачиваются слезы. Он взял себя в руки, заявив твердым голосом:
— Графиня, мы ничего не можем сделать для Антонио Монтарино,
— Если бы он был в моих руках!
— Посмотрим, графиня, как знать... Как это могло случиться?
— Увы! Я не знаю.
— Антонио знал, что у вас вечеринка?
— Да.
— Вы его не приглашали?
— Нет.
— Почему?
— Его присутствие могло бы шокировать кое-кого!
— Но тем не менее он пришёл.
— Несчастный...
— У вас нет подозрений относительно личности убийцы?
Она, казалось, поколебалась, потом внезапно решилась:
— То, что он без моего ведома проскользнул на лестницу, так это потому, что не хотел, чтобы я знала о его присутствии... Почему? Потому что боялся, что я рассержусь... значит, синьор Тарчинини, это могла быть только интрига, да?
— С кем?
— Ma que! Не так уж трудно вычислить тех, кто способен ещё внушать любовь в таком чистом, таком наивном сердце, какое было у моего бедняжки Антонио! О Паоле Таченто не будем говорить, с ней все ясно... О Розалинде — тоже, да? Бедная Луиза Бондена — живой мертвец... Есть, правда, Маргарита Каннето, секретарша адвоката, но её не бывает ночью... Тоска ненормальная и поблёкшая... Итак, синьор Тарчинини, остаются только София и Адда. У первой вроде бы нет друга, который мог бы ревновать и даже убить соперника. Остаётся Адда, которая не хочет выходить замуж за своего возлюбленного доктора. Может, она отказывается от брака потому, что у неё другая любовь в сердце? Может, это и есть Антонио, а? В этом случае убийца, конечно же, этот ужасный Вьярнетто.
Как бы то ни было, Тарчинини не нашёл, что ответить на это логическое умозаключение. Ему очень неприятно было думать, что Адда могла испытывать нежные чувства к этому мяснику, которого одна лишь графиня считала нежным юнцом. Занятый подобными мыслями, веронец покинул графиню и направился к Луиджи Роццореда.
***
Луиджи принял Ромео с теплотой, слегка удивившей супруга Джульетты.
— Ты и представить себе не можешь, как я рад тебя видеть!
— Мы вроде бы не так уж давно встречались?
— Я боялся, как бы ты не уехал в Верону.
Тарчинини с достоинством заметил:
— Я дал тебе слово, Луиджи.
— Извини меня за сомнения. Как тебе спалось?
— Великолепно.
— А мальчику?
— Спал, как сурок.
— Браво! Видел ли ты утром жильцов этого дворца?
Веронец поведал о своих впечатлениях комиссару Роццореда. Единодушное чувство страха и неловкости царит в доме. Он рассказал о гипотезе графини и произнёс несколько любезных слов о ней. Луиджи усмехнулся:
— Один совет, Ромео, побереги свою жалость для других, более того заслуживающих.
— Что означает твоё замечание?
— Что твоя графиня не более
графиня, чем я папа римский. Её зовут всего-навсего Мария Теджано, и её супруг, Гастон Теджано, был второсортным мошенником, хорошо известным специальным службам. Во время оккупации он занимался спекуляциями с немцами, работая на чёрном рынке. Его расстреляли участники сопротивления, которые доверяли ему и которых он предал.Тарчинини упал с небес и еле слышно спросил:
— А она?
— Кажется, она не замешана во всех этих гнусностях.
Ромео издал вздох облегчения, а его коллега продолжал:
— Её несчастье в том, что она глупа и ограниченна. Она верила всему, что ей говорили, и не задавалась ни единым вопросом относительно правдивости того, что слышала, лишь бы это льстило её глупому тщеславию. Далее, этот Антонио Монтарино вовсе не был бедняжкой, каким она его представила, а очень милым шантажистом, уже отсидевшим за это пять лет в тюрьме.
— Ma que! Это невозможно!
— Чтобы дополнить твои представления, я могу добавить, что супруги делла Кьеза едва избежали петли за совращение малолетних, что господин Бондена пользуется не очень большим уважением во Дворце правосудия, что Тоска дель Валеджио тоже претерпела много неприятностей десять лет назад в Милане, где считалась известной карманной воровкой. Короче говоря, за исключением Таченто, невероятного дурака, и Софии Савозы, которая, несмотря на профессию, вроде бы славная девушка, все остальные здесь не заслуживают хорошей рекомендации.
С пересохшим горлом Ромео прошептал:
— А Адда Фескароло?
— О ней ничего не известно.
— А он?
— Доктор Вьярнетто — человек с хорошей репутацией, но ревность многих может заставить потерять разум.
Веронец продолжал:
— Но она?
— Повторяю тебе, что об этой девушке почти ничего неизвестно. Она не флорентийка и, конечно же, солгала, называя полиции своё место рождения, так как там, где, по её словам, она родилась, о ней ничего неизвестно. Неизвестно также, кто отец её ребёнка.
Голос Ромео был очень хриплым, когда он заключил:
— Жаль... А секретарша господина Бондены, эта Маргарита Каннето?
— Девица явно бесстыдная и требующая от мужчин лишь того, что они способны ей дать — денег. Сведений о судимости нет.
— В то время как Адда Фескароло...
— Хватит! Неизвестно, откуда она пришла три года назад. Не преувеличивай, Ромео! Она, может быть, не Мадонна, как ты вообразил себе, но она не преступница... Пока.
— Что будет с Джульеттой, когда я ей всё это расскажу!
— Я надеюсь, что ты расскажешь ей всё так, что она от всего сердца поверит, что ты избежал тысячи опасностей, благодаря своему непревзойдённому уму.
Задетый Тарчинини возмутился:
— Ты что, считаешь меня лжецом, Луиджи?
— О! Конечно, нет, мой Ромео! Я считаю тебя тем, кто ты есть, неисправимым донжуаном, который не прекратит волновать женщин до тех пор, пока не ляжет в могилу!
Веронец перекрестился, бормоча:
— Не говори так, Луиджи, ты можешь сглазить! Сожалею об Адде... Не настраивайся против неё слишком быстро, ладно? Дай ей шанс... Она молодая, красивая...