Эти несносные флорентийки
Шрифт:
С искрящимся взглядом Джульетта осведомилась:
— Ну, Бенито?
— Он шутит, этот малыш.
— Ты находишь смешным, что отец водит сына к подобным созданиям? Сына, которому нет ещё и двенадцати лет?
— Ну, то есть...
— То есть, Бенито, ты не лучше, чем Ромео! Ты не только считаешь нормальным, что он мне изменяет, но и что он втягивает Фабрицио в свой разврат?
— Думаю, что ты преувеличиваешь, Джульетта.
— Но ты ведь читал?
— Может, Фабрицио не отдаёт себе отчёта в том, что он пишет?
— Не позорься! Иди отсюда! Иди и рассказывай повсюду, что мой сын умственно
Бенито был терпелив, но и терпение полицейских имеет пределы. Он поднялся, прямой, как жердь, и объявил торжественным голосом:
— Джульетта Тарчинини, ты всегда была актрисой. Я вижу, что ты не изменилась и никогда не изменишься! Если хочешь послушать совет пожилого человека, столкнувшегося со многими гнусностями за время своего служения порядку, то подожди, пока вернётся твой муж и потребуй у него объяснений!
— Я не смогу!
— Ma que! Почему ты не сможешь, а?
— Потому что, когда он вернётся и захочет со мной поговорить, то может обращаться к моему трупу!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Первым порывом Адцы Фескароло было возмутиться и всё отрицать, но под взглядом Тарчинини она опустила голову и сообщила еле слышным голосом:
— Десять тысяч лир в месяц.
— И в течение какого времени?
— Пяти месяцев.
— Как он узнал настоящий адрес ваших родителей?
— Я не знаю.
— Десять тысяч лир, это было тяжело для вашего бюджета, да?
— Очень тяжело.
— Теперь, когда он умер, вы, наконец, освобождены.
— Это настоящее облегчение!
Потом, внезапно поняв, что мог подумать полицейский, молодая женщина взволнованно спросила:
— Но вы ведь не думаете, что я его убила, чтобы освободиться?
— Я не знаю.
— О! Вы...
— Адда, я очень симпатизирую вам, но мне известна реакция несчастных, которых шантажируют. Они боятся довериться полиции из-за возможной огласки, боятся выдать свой секрет, секрет полишинеля... Тогда может случиться, что они теряют голову и, не видя другого выхода, убивают своего мучителя. Если это случилось, Адда, вы должны мне признаться, и я помогу вам.
— Благодарю вас, синьор комиссар. Я глубоко сожалею, что вы можете думать подобным образом обо мне. Я клянусь вам, что предпочла бы тысячу раз сказать правду своим родителям, чем убивать кого-то. Теперь, если вам не о чем больше у меня спрашивать, я бы попросила вас оставить меня. Мне нужно отдохнуть.
Тарчинини печально покинул комнату. Он чувствовал, что только что потерял друга, но говорила ли Адда правду? Для Ромео работа была прежде всего, она была важнее безрассудств сердца, которые могут лишь затмить разум.
***
Инспектор Бергама после долгого выслушивания юного Фабрицио, чьё воображение не уступало родительскому, спрашивал себя, не водит ли он за собой сына принца, или, вопреки тому, что ему сказали, комиссар веронской полиции получает жалование, позволяющее ему жить во дворце? Малыш не казался очень увлечённым памятниками Флоренции, которые показывал ему его гид, заявляя по поводу каждого из них, что в Вероне есть и получше. Имея весьма апатичный характер,
Бергама начал скучать и уже подумывал о том времени, когда папочка заберёт своего карапуза. Только папа не появлялся. С назначенного времени свидания прошло уже более четверти часа, и инспектор решил вернуться во дворец Биньоне, чтобы узнать, чем там занят комиссар.Прибыв в Сан-Фредьяно, Бергама обратил внимание на царившую там суматоху. Его невероятные размеры подействовали так, что тишина была восстановлена, хотя он не произнёс ни слова. Он обратился к консьержке:
— Синьора, я инспектор Бергама, помощник комиссара Тарчинини.
Графиня перебила его:
— Хорошо, что вы пришли! Бедняга комиссар! С ним произошёл несчастный случай!
— Несчастный случай? Здесь?
— Здесь! На лестнице в погреб.
Удивлённый великан тупо повторил:
— На лестнице в погреб?
— Я же вам говорю... Я готовила спагетти, как вдруг услышала шум падения... только на этот раз звук шёл снизу лестницы... Тогда я спустилась... Я увидела открытую дверь в погреб... Я подошла... Я закричала: «Есть кто-нибудь?» Мне ответили, и это было похоже на стон... Я стала искать свет... Когда тебе выпало счастье делить существование с героем, то не надо бояться, правда? Я спустилась и что же я увидела внизу, под лестницей? — Она подождала несколько секунд, чтобы усилить эффект: — Бедный синьор Тарчинини лежал, свернувшись в клубок, и кровь растекалась возле его головы.
Инспектор скверно выругался, и синьора делла Кьеза скривила рот. Раздался дрожащий голос Фабрицио:
— Папа умер?
Адда Фескароло взяла его на руки:
— Ma que! Конечно, нет! Он в своей комнате наверху. Врач заверил, что это не страшно. Ему нужно только отдохнуть. София Савоза ухаживает за ним.
Успокоенный, Фабрицио спросил себя, не нарочно ли папа растянулся, чтобы почувствовать заботу столь мало одетой женщины? Ему, Фабрицио, этого хотелось бы, так как эта София очень ему нравилась.
Несмотря не свой объем и вес, инспектор Бергама преодолел четыре этажа, держа за руку Фабрицио, который, казалось, летел рядом с ним. Полицейский ворвался в комнату, занимаемую Тарчинини, как если бы его начальник нуждался в немедленной помощи. Он удостоверился, что это не тот случай. София в бикини обмывала лоб Ромео, взгляд которого говорил о том, что он находится не при последнем издыхании. Инспектор издал звук, выражавший одновременно и удивление и удовлетворение тем, что комиссар находится в добром здравии. При виде своего временного помощника и своего сына Ромео вроде бы полностью успокоился и пустился в сложную импровизацию:
— Когда меня привели сюда, синьорина Савоза, принимавшая солнечную ванну, прибежала впопыхах, в чём была... У неё такое доброе сердце...
Фабрицио положил конец отцовским затруднениям, бросившись ему на шею и объявив:
— Я очень доволен, что ты не умер.
— Я тоже.
Тогда Фабрицио обернулся к Софии:
— Тебя я очень люблю. Ты должна поехать с нами в Верону. Правда, папа?
Не очень убеждённый, Тарчинини заверил:
— Замечательная идея...
И в тот же момент он представил себе, чем может обернуться для него присутствие в доме на via Пьетра девицы, которая чаще всего считала одежду излишней роскошью.